Литературная рабыня: будни и праздники - Наталия Соколовская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она вздыхает и смотрит в окно. Грустная песня у нее получилась. А грустные песни – они самые красивые. Я тоже перевожу взгляд на окно, за которым серебрятся снежной крошкой ранние февральские сумерки. Пора ехать, интервалы между автобусами тут больше часа.
Перед уходом сажусь под Савалановым ковром и зову Слезку. Мне есть о чем повыть с ней на пару.
* * *Благословенны вечерние и ночные часы, когда можно наконец-то остаться с собой наедине, когда можно просто остаться собой. Если, конечно, осталось чему оставаться.
Около двенадцати звонит телефон. Родители давно спят. С Ираклием уже говорила час назад, с Наташкой и Маней общалась днем. Значит, Алька. Сначала она позвонила Наташке, потом своей американской дочери (именно сейчас они совпадают по времени), а теперь дошла очередь и до меня.
– Не спишь?
– Нет. Балдею в тишине и одиночестве. Картину портит только сумасшедший дед этажом выше.
– Чем он тебе не угодил?
– Да у него ночью пик активности.
– А сейчас он что делает?
– Сейчас он писает.
– То есть?
– А это такая в моей хрущобе слышимость. Ночью, когда тихо, я слышу, когда он писает. Кажется, у него простатит.
– Понятно. Тогда я тебя отвлеку от этих приятных звуков. Новости знаешь?
– Ведешь светский образ жизни, счастливица?
– Ага, была сегодня на одном мероприятии во дворце Кочубея. Ты своего Почти-олигарха еще не забыла?
– Если принять во внимание, что от ночных звонков я уже не вздрагиваю… А в чем дело?
– Там мелодраматический сериал. Прямо для твоих московских работодателей.
– Он француз?
– Он итальянец. Эй, а ты откуда знаешь?
– Надо же! Долго она терпела. Богатый?
– Не знаю. Может быть. Он какой-то модный фотограф. А все же откуда ты знаешь?
– Так Лина когда еще мне свой рассказ по телефону читала… Правда, там был француз. Но итальянец еще лучше.
– Лучше для кого?
– Не для «кого», а для «чего». Для женской серии. Модный фотограф, говоришь? Ммм… Средиземное море, зеленоглазый красавец с оливковой кожей, длинноногие модели, но он любит только жену Почти-олигарха, который, терзаясь от ревности и озлившись на весь белый свет, с помощью хорошо организованной диверсии срывает поставки нефти в Европу. Он решил, что мстя его будет ужасна в планетарном масштабе. Но беглянке плевать на топливный кризис, подскочившие цены на бензин и перспективу замерзания от зимней стужи всех мировых столиц. Она продолжает любить своего красавца-фотографа. И тогда наш Почти-олигарх нанимает киллера…
– Да типун тебе на язык…
– Не волнуйся. Секретарша Почти-олигарха, огненная Марго, которой Почти-олигарх пять лет морочил голову и держал на коротком поводке, обещая жениться, предупреждает влюбленных, ведь она давным-давно успела подружиться с женой Почти-олигарха. А заодно сообщает куда следует о готовящейся диверсии. Малышка Марго, видишь ли, состоит на службе в органах. И вообще, это у нее наследственное, поскольку она внучка того самого «Первого отдела», который приставал ко мне с анкетой. Помнишь?
– Помню… кажется… – Реальность и вымысел так переплетены в этом экспромте, что требуют некоторого времени для осмысления. – Слушай, ты теперь любую жизненную коллизию воспринимаешь как информационный повод? Может, пора расслабиться?
– Да ты что, подруга! Да как можно расслабляться, если речь идет о диверсии, срывающей приток в страну нефтедолларов! Ты что же хочешь? Чтобы Куршавели опустели, английский футбол обнищал, европейские модные дома прогорать начали?! Конца света хочешь, да? А ты сама, милочка, из чего, собственно, собираешься три копейки своей будущей пенсии получать, а? Ладно, про пенсию молчу… Но подумай, ведь даже удивительно, как это некоторым блондинкам действительно удается «сказку сделать былью». Они просто рождены для этого. Жена Почти-олигарха, например. Наваляла от тоски рассказик, а он, глядишь, почти сбылся. Или взять Каталину Хуановну…
– Так Катя вроде бы шатенка… – неуверенно вставляет Алька.
– Ошибаешься… Это она с виду шатенка, а по сути она самая что ни на есть блондинка. Вероятно, даже платиновая. Что может подтвердить любая генетическая экспертиза. И это – диагноз, моя дорогая.
– Дашенька, милая, да кто ж знал, что она тебя так за живое заденет! Ведь все так просто было: она хотела стать писательницей, а ты нуждалась в деньгах. Ваши интересы совпадали. Конечно, если б я была твоим литагентом… Такой труд совершенно иначе должен оплачиваться.
– Алька, ну, не могла я просить больше того гонорара, который она в издательстве получит… Да и гонорар-то у начинающего автора – одно название. Так что половина за соавторство – справедливо. Что молчишь? Осуждаешь?
– Во-первых, ни о какой справедливости и речи быть не может. Не бедная, а по отношению к тебе, прости, даже очень не бедная тетка осуществила с твоей помощью свои, так сказать, фантазии. Она ведь не от голода помирала. Она ж вроде как еще один перстенек на пальчик захотела. А предметы роскоши стоят дорого. Ты ж не только переписала, ты ж еще с этим проектом по начальству ходила, пробивала. То есть функции Катиного агента выполняла, верно?
– Ну, я б не пробивала, если бы не почувствовала, что из Катиной писанины можно вычленить некую жизнеспособную составляющую. Правда, и ее пришлось по ходу парохода корректировать… Я восприняла это просто как задачу, которую надо решить. Даже кураж поймала. Мне казалось, что удача придаст мне уверенности, сделает более независимой, свободной, что ли… Я же в душе этот… селфемплоид…
– Предположим. Я только не пойму, почему ты, после полученного результата, согласилась второй книгой заниматься на тех же условиях?
– Да потому, что я не литагент, профессия у меня другая. Что ж ты меня терзаешь, Алечка?! Ну, не могу я сама себе деньги выбивать.
– Тогда ты не селфемплоид, а дура. Свободы, говоришь, захотела? Да таким дурам, как ты, век свободы не видать! За счет таких дур и существуют такие… такие… все! За счет таких дур люди себе карьеру делают, любую, кто финансовую, кто научную, кто общественную… Ай молодец Катя. И баба-то она не плохая. Даже хорошая баба. Порядочная. Ведь не обманула же тебя ни разу. Платила по уговору. Холеная Катя баба. Видно, что она не только тебе за услуги платит, но и своему косметологу. Полагаю, в ее шкале ценностей вы стоите где-то рядом. И главное, Катя – волевая баба. Вот захотела стать писательницей и стала, хоть ты тресни. Ну, не хватало ей этого в своей Испании для полноты жизни. Ну, самовыразилась она, как смогла. Так ведь мало ей оказалось. Она и второй раз самовыразилась. А теперь хочет и третий… И все посредством тебя. Сказку о «Золотой рыбке» она не читала, что ли…
– Алечка, да с Катей-то все не так просто. Она, конечно, генетическая блондинка, факт. Но знаешь, может быть, именно это качество, этот «ген блондинки» и позволил ей выжить, удержаться на плаву. Это как врожденный защитный механизм. Иначе ведь с ума сойти можно. А я… Сама знаю, что я творец своего счастья. В смысле несчастья… И вообще… Все у меня как-то не так идет. Неправильно. Во всем…
– Вот только не надо обобщать, – спохватывается Алька. – Просто подумай о своей жизни.
– Да мою жизнь – покрасить и выбросить… Не стыкуется она с окружающей средой. Не монтируется…
– Не правда… Алё! Ты что там, плачешь, что ли? Давай лучше о чем-нибудь смешном поговорим. Давай?
– Это после того, как ты меня по стенке размазала? Ну, ладно, давай уж.
– Я тут Фархада недавно встретила. На его собственной выставке. Зашла на открытие. Хотя приглашение не получала. А зачем? Со всеми, с кем надо, я его познакомила в свое время. Теперь он обходится самостоятельно.
– Это у тебя «о смешном»?
– Конечно. Это в пандан истории о Почти-олигархе.
– Ну, если так… Видела я недавно Фархада в издательстве. Сидел под дверью у директора. Я с ним особо не любезничала. Очень надо. А таких гонораров, какие ты выбивала, ему теперь как своих ушей не видать. И поделом. Кстати, решил он проблему деторождения?
– Два мальчика, погодки.
– Ого! Не зря старался. А про Гену с Валентиной что слышно?
– Какой-то халтурой пробавляются. Продолжают квасить. Видно, у олигарха был их звездный час. Только про Валеру я ничего не знаю.
– Зато я знаю. Приходил как-то, возле художников наших вертелся. Вот так и происходит круговорот дерьма в природе.
– Надо бы предупредить их, что это за сокровище.
– Ничего. С ними не забалуешь. Они с полтыка секут, что к чему. Валера сам себя благополучно зароет.
– Все еще злишься?
– В основном на себя. Ты, кстати, знаешь, который час? Два почти. Давай спать, что ли. Мне завтра на работу все же.
– Ну, ладно. Ложись и не о чем таком не думай.
…Легко сказать, не думай. И еще «о таком». Сначала я после разговора с Ираклием места себе найти не могла, ходила из угла в угол, скулила, хорошо, что Ванька заснул уже. А теперь вот Каталина Хуановна…