Нигилий - Рейнгольд Эйхакер

Она говорила так, точно и не замечала его удивления. Напрасно старался он ее перебить.

— Принцип дверей разрешен совершенно правильно. То, чего еще не хватает, тоже будет скоро найдено.

Он не мог больше молчать.

— Мадам! — воскликнул он. — Кто мог вам открыть то, что было известно мне одному?

— Только вы один! — улыбнулась она. — Но, может быть, вы ошибаетесь. Конечно, я знаю только принцип. Больших подробностей я не знаю. Но и этого мне довольно. У меня нет тщеславия изобретателя, мосье. Я вам не конкурент. Меня интересует только цель — метеор. Я хотела бы вам помочь достигнуть цели. Может быть, я и могла бы это сделать. Не желаете ли вы объяснить в коротких словах мне и мосье Барбуху то, что вы уже сделали?

Инженер был совершенно поражен уверенностью, с которой сказаны были эти слова. Он откашлялся.

— Мадам, за это открытие обещано 50 миллионов долларов. Вы меня поймете, если я не…

Она остановила его жестом руки.

— Если ваша идея годится для практического применения, то я покупаю ваше изобретение за двойную цену.

Он взволнованно вскочил.

— 100 миллионов! — вырвалось у него. С ума эта женщина сошла, что ли? Или она издевалась над ним?

— 100 миллионов! — коротко повторила она, точно говоря о самых незначительных вещах. Она обернулась к своему молчаливому мужу.

— Будь, добр, выдай мосье Лебрену за его любезность чек… Десять миллионов. Во всяком случае, если мы даже и не купим его изобретения. За ваши труды…

Что-то завертелось в мозгу инженера. Он поднял руку, чтобы схватить руку женщины, но опустил ее. Он хотел говорить, но не находил слов. Молча смотрел он на чек, который ему протягивал человек с головой коршуна. Только сейчас, когда этот человек прошел к нему через комнату, инженер заметил, что тот хромает. Он волочил за собой ногу.

— Вас это устраивает? — спросила женщина.

— Десять миллионов долларов! — пробормотал он.

— Вы, может быть, будете любезны?.. — Ее большие глаза пристально смотрели на него. — Только спрячьте сначала чек. Как пришли вы именно к выбору шара?

Он совсем растерялся от этого взгляда темных глаз и от этого огромного богатства. Всякое сомнение исчезло, он испытывал потребность показать себя.

— К этому меня принудило чрезвычайно сильное давление воды на такой большой глубине. С каждыми десятью метрами давление увеличивается на одну атмосферу. На глубине 10.000 метров давление равно 1.000 атмосфер. Цилиндрическое полое тело было бы раздавлено прежде, чем оно достигнет цели. Давление было бы направлено на среднюю линию тела. Совершенно иначе вопрос обстоит с шаром. На нем давление распределяется равномерно и становится постоянным. Кроме того, мне удалось системой внутренних скреплений усилить сопротивляемость моей лодки. Мой шар вполне выдерживает 1.000 атмосфер.

— Вы объясните это потом па чертеже. Ваша лодка не имеет собственной двигательной силы. Она снабжена щупальцами и обслуживается изнутри. Направление ей дает только течение. Ее опускают на цепи. Но вы же должны понимать, что эта цепь невозможна во всех смыслах?

— Обыкновенная цепь, конечно. Массивная цепь совершенно немыслима. Даже полированная стальная проволока, свитая в канат, неразрывна только до глубины 8,000 метров. Проволочный канат в 8.000 метров так тяжел, что порвался бы от собственной тяжести. В массивной цени из звеньев этот разрыв произошел бы еще скорее.

— Так вы выбрали полую цепь?

— Это было моей первою мыслью. Я себе сказал: если я возьму полую цепь и так вымерю каждое звено, что вся цепь, как и отдельное звено, будет иметь идеальный вес воды, то есть 1,0, то такая цепь потеряет в воде весь свой вес и ее неразрывность в воде была бы бесконечна.

— Великолепно!

— К сожалению, не совсем. Вопрос веса был разрешен, но оставалась еще одна ошибка: давление воды. Если мои вычисления и были безукоризненны, то под страшнейшим давлением больших глубин стальная полая цепь, сопротивляемость стенок которой из-за малого веса была бы довольно слаба, просто расплющилась бы.

— И разломилась бы!

— Конечно. Какое-нибудь звено непременно сломалось бы при неизбежной ломкости материала. Но и без этого — ее разорвало бы. При сплющивании цепи, она перестала бы быть полой. Плоская цепь снова стала бы массивной, ее удельный вес увеличился бы. Ее бы разорвало, как каждую обыкновенную цепь.

Когда цепь из равных полых звеньев оказалась негодной, мне пришла в голову мысль отважиться на систему неравных звеньев.

— И результат?

— Я вычислил и точно рассчитал для каждого звена, какой толщины надо делать стальную оболочку, как она должна быть укреплена изнутри, чтобы выдержать давление. Я нашел, что звенья должны быть более полыми и иметь массивные стенки ближе к поверхности моря. Я получил для нижних слоев звенья высокого веса, а для высших — меньшего, чем вес воды.

Она внимательно и понятливо слушала его.

— Таким способом может разрешиться и основной вопрос, когда средний удельный вес одного звена был равен 1.

Ее сообразительность воодушевила его.

— Да, мадам! Но меня ждало второе разочарование. Моя цепь порвалась, как соломинка, когда я суммировал напряжение сопротивления слишком легких звеньев, находящихся за критической точкой, и образовал интеграл тяги слишком тяжелых частей цепи — в глубину. Наверху рвало напряжение, внизу — масса. Тяга была слишком сильна даже для лучшей стали.

Она только коротко кивнула:

— И тогда, три дня тому назад, родилась ваша новая идея. Вы сейчас же позвонили по телефону господину Стивсену, алюминиевому князьку…

— Это невероятно! — он недоверчиво смотрел, на нее. — Вы и это знаете?

— Пожалуйста, продолжайте.

Он хотел задать ей еще вопрос, но она сделала отрицательный жест рукой. Прошли секунды, пока он снова заговорил.

— Идея родилась совершенно неожиданно, точно в мозгу вспыхнула молния. Мне нужно было только выбрать вместо стали металл, обладающий крепостью стали при среднем удельном весе менее 4 или который выдерживал бы половину силы тяги при специфическом весе 2. Тогда нижние звенья могли бы быть массивны, средние — с очень толстыми стенками, и цепь не была бы слишком тяжела, так как большая вытесняемость воды более легким и большим в объеме металлом уравновешивала бы его тяжесть.

— И эта мысль явилась у вас в «Бостон-Кафе», за газетой. Ваш взгляд случайно упал на короткую заметку, где говорилось, что Стивсену удалось изобрести новый металл, названный альминалом…