Кукурузные человечки - Вадим Чирков

-Ну... мне-то... - Царевич переводил глаза с одной головы на другую, не зная, с которой ему разговаривать. - Мне-то... вроде... для ума...

-А мне для чего!!! - гаркнул Змей. - Разве не для того же самого?!

-Да не может этого быть! - не поверил царевич. - Пять голов?!

-С такой-то смекалкой, как у тебя, недотяпушка, да в дорогу пускаться? Приключения искать? Да тебе на крылечке сидеть, на балалайке тренькать да в небо зевать!

-Ты не очень! - обиделся молодец. - Сам вот уже обзываешься. Думаешь, если у тебя пять голов, так ты уже всех умнее?

-Ты губы понапрасну не дуй, - сказал Змей, - а лучше послушай. Одноголовые, видать, себя уже не оправдывают, выходят, так сказать, из моды. Вот природа-матушка и пробует многоглавие. А как иначе? Одна голова чего-то не додумает, другие ей помогут. Одна зарвётся, сразу четверо её остановят. Кто-то из нас ошибется - тут же поправят. Ну и - одна тем занята, другая - этим, третьей тоже дело найдется, как и четвёртой, да и пятой... - забот-то всяких у думающих существ не счесть...

-Я таких сказок, какие ты рассказываешь, ещё не слыхивал, - упрямился царевич. - Про змеев у нас, у людей, все известно. Все истории наперечёт.

-Ну-ка, ну-ка раскажи хоть одну. Я последних не знаю.

-В общем, так, - начал Алексей, - украл-унес один Змей царёву дочь...

-Женщину? - изумился Змей. - Да на что она ему?!

-Как на что? А Забава Путятична? А Марья Дивовна? А Марфа Дмитревна?

-Ну, придумали! - завопил Змей. - Они же все некрасивые! Одноголовые! Бесхвостые! Голокожие - чешуи на них блестящей нашей нет!.. Знаешь ли, - откровенничал Змей, - как хороши змеихи? Сколько у них шей - гладких, изгибчивых! Как трутся они о наши, как сплетаются! А сколько голов! И все пять с нашими целуются! А если запоют - хор! Разве твоя одноголовая Забава Путятична со змеихой сравнится? Вот уж напраслину возвели на змеев! Никогда мы ваших невест не крали!

-Ну, не знаю, - ответил царевич. - Наши говорят: украл. Дальше рассказывать?

-Рассказывай, - тяжко вздохнул Змей.

-Вот и едет, значит, добрый молодец Змея-злодея искать. И у Калинового моста встречает сперва Треглавого. Он меч достаёт и давай со Змеем рубиться.

-Как - рубиться? - ужаснулся Змей. - С безоружным? Даже и не поговорил ни о чем? Ни на одном языке слова не сказал? Змей-то ведь все понимает.

-А о чём ему со Змеем тары-бары разводить? Он ему три башки смахнул и едет дальше...

Змей как закачал всеми своими головами, да так и не мог остановиться.

-А у следующего моста, - рассказывал царевич, - повстречался ему, как ты - Пятиглавый...

-И с ним тоже не пытался поговорить? - ахнул Змей. - С Пятиглавым?!

Витязь чуть смутился. Даже коню это передалось - тот опустил голову и начал переступать ногами.

-Нет... Змей ведь перед ним был. Да и царёва дочь в самом деле куда-то пропала. Он меч вынул...

-И?..

-Все пять оттяпал.

Змей поёжился, чешуя его засверкала. Даже сделало чудище было шаг-другой назад, в пещеру, словно желая спрятаться от этого разговора. Через силу заговорило:

-Твоему молодцу мясником быть, а вы его, наверно, героем считаете. Знаешь ли, что он с плеч того бедолаги, как ты говоришь, смахивал?

-Головы змеиные, что же ещё?

-Голова-то всегда голова, недотумкалка ты этакий! - Змей рассердился, зашевелился, дёрнул хвостом. - У пятиглавого они не для счёта привешены, а для жизненной необходимости! Ведомо ль тебе, что мы, - говорящая голова показала на все остальные, - каждая в каком-то деле знатель?

-Да ты что, Змей? - опять не поверил царевич.

-А как же, недомыслюшка! - Сейчас говорила средняя голова. - Вот крайняя справа у нас - географ. Про что на земле ни спроси - где какие горы, моря-океаны, степи, пустыни, низменности, озёра, реки - всё знает. Ориноко, Замбези, Килиманджаро, Хуанхе, Попокатопетль - слыхивал ли ты ты про них?

Охотник на эти слова только глаза выкатил.

-А вот эта, рядом со мной, - соседняя голова чуть поклонилась царевичу, - математик. Светило! Цифр навали перед ним целую гору, не успеешь до семи досчитать, как он со всеми разберётся. Логарифмы, дифференциалы, интегралы (ты таких слов и не слыхивал, должно быть) - это для него, как для тебя семечки.

А по левую мою, так сказать, руку - дока по живой природе: звери, люди, птицы, рыбы, всякие там земноводные, пресмыкающиеся и так далее. Бациллы, микробы, вирусы...

-Что-что? - не понял царевич. - Что еще за микробы-вирусы?

-Это, недотяпушка, не видные глазу организмы. От которых ты чихаешь, сморкаешься и вообще болеешь.

-Я от простуды болею, - буркнул царевич, - а не от невидимок твоих. И чего ты всё время обзываешься! То я у тебя недодумушка, то недотяпушка.

-Ладно, не буду, одноголовенький... Крайняя слева голова - она специалист по деревьям-травам. Рододендрон, баобаб, эвкалипт, криптомерия - слыхал про такие?

-Таких на свете нет, - уверенно ответил молодец, - раз я, царский сын, о них не знаю. Да и слова какие-то, наверно, змеиные - для раздвоенного языка. Человек никогда их не выговорит. А ты, пятая, для чего?

-А как ты думаешь? Ну-ка поломай головушку свою махонькую, кудрявенькую... - А рыцарь к этому времени уже и шапку снял - так ему жарко стало от разговора. - Одинешенькую, сиротку, - продолжал насмехаться Змей, - пошевели мозгами...

-Должно быть, для военной науки?

-Ха-ха! Хо-хо! Хы-хы! - загрохотали все пять голов. - Для военной науки! Да на что она нам! Война-то ведь глупость! Только одноголовые на неё способны! И трёх голов хватит понять, что без войны можно обойтись! Как это можно - при пяти умах хотеть воевать?!

Я, витязь, у нас - поэт, а в стихах у каждой разумной головы такая же нужда, как у всякого живого существа в глотке воды, да не простой, а родниковой.

-Ишь, как запел, когда о себе, - проворчал царевич. - А ты хоть одно стихотворение своё можешь мне прочесть?

-А как же! - гордо ответила голова-стихотворец. - Вот, слушай:

Природе одинаково родные

И слон, и мышь, и носорог, и рак,

Но всё гадает, бедная, поныне -

Кем ей приходится дурак?

-Ну, как? - спросила тут же голова. - Нравятся? Я и ещё...

Но не успела она вымолвить хоть ещё одно слово, как чуть не два десятка копий и стрел обрушились на Змея. Они пронзили головы и шеи, впились в грудь и бока.

Змей взревел - гора ответила ему страшным эхом, словно и её ранили, - но копья и стрелы сделали свое дело: лапы чудища подогнулись, а шеи, истекая кровью, стали никнуть, теряя упругость, как цветок без воды; головы опускались, падали одна за другой наземь, мертвые.

-Что вы натворили? - обернувшись, в отчаянии закричал царевич. - Он же говорящий! Он умный!

-Слишком умный, - сказал царевич Иван, выходя из-за деревьев. За ним показались и другие охотники. - Змей он Змей и есть. Сколько я о них слыхал всяких баек - везде их побивали. Вот ещё - всякую нечисть на земле терпеть! Чуть он не заговорил тебя - я всё слышал. Он говорит, а я себе думаю: постой, постой, уж я тебе языки-то укорочу!

-Кто тебя просил! - царевич Алексей швырнул шапку оземь.

-А меня и просить не надо, я и сам с усами. Знаю: раз Змей - тащи меч из ножён и руби не задумываясь. Все наши предки так делали. А ты что ж - подмоги ждал? Вишь, как мы вовремя подоспели!

-Хоть бы вы заблудились!!

-Наши собаки тебя по следам отыскали. Ты разве жалеешь его? - царевич Иван подошел к лежащему неподвижно Змею и пнул одну из его голов. - Такого да не убить?!

-Эта голова, - грустно сказал царевич Алексей, - математику знала. Как, может, никто на свете...

Нинка как хозяйка луга шла чуть впереди, Славик ступал нога в ногу с художником. Нинка время от времен на них оглядывалась, словно проверяя по-своему рассказчика и слушателя. Кубик произнес последнее слово как раз перед давно отцветшим кустом шиповника и остановился. Потрогал краснеющие уже его ягоды.

Славик не знал, что и подумать.

-Дядь-Вить, это чья сказка?!

-Твоя и моя, - ответил художник. - Фантазия на заданную тему. После того, как я справился со "Свадьбой", я и сказки могу сочинять, и стихи писать. И еще что-нибудь, наверно, могу делать, но пока не знаю что.

В это время Нинка показалась из-за куста

-Нин, это и твоя сказка, раз ты ее слушала.

-Ох, Кубик! - Нинка качала головой. - Критикант ты, вот что я тебе скажу. - Слова ее звучали приговором. Не простым, а окончательным, обсуждению не подлежащим. - И вовсе не моя это сказка, у меня и свои есть.

-Расскажи, Ниночка!

-Не буду на этот раз, - заупрямилась девчонка. - После.

-Ну, Нин!!

-Не буду, не буду.

-Значит, нет у тебя никакой сказки.

-А вот и есть. Не хуже твоей.

-Так расскажи. Вон и Славка ждет. Оба мы ждем.

-Ну тогда слушайте. - Нинка стала в одно мгновение важной-преважной. -Рос один цветок, - начала она...

Нинкина сказка

Рос один цветок. Рос, рос, и расцвел. Голубой, голубой. Прилетает к нему пчела. За медом. Дай, говорит, наберу чуть. А цветок ей: бери, мне не жалко. Другая пчела прилетает. И мне, говорит, дай. Бери. Шмель тогда прилетел. Жужжит, жужжит - тяжелый. Как сел на цветок, тот и согнулся до самой земли. Щмель пил, пил - весь мед выпил. Отпустил цветок - тот выпрямился. Стоит. Прилетает к нему пчела, села, глядь - нет меду. Еще одна прилетает, тоже глядь - нет меду. А третья пчела рассердилась и говорит цветку: ты чего зря, говорит, стоишь-то, голубеешь на весь свет, когда меду у тебя нет? Цветку бы постоять, подождать, пока меду прибудет, а он обиделся и завял. Он разве виноват, что шмель такая жадина... Вот и не стало цветка, - заключила Нинка, - и сказке моей конец.