Русская поэзия начала ХХ века (Дооктябрьский период) - Максим Горький

<1910>

Отбой

За жирными коровами следуют тощие,

за тощими — отсутствие мяса.

По притихшим редакциям,По растерзанным фракциям,По рутинным гостиным,За молчанье себя награждая с лихвой,Несется испуганный вой:Отбой, отбой,Окончен бой,Под стол гурьбой!Огонь бенгальский потуши,Соси свой палец, не дыши,Кошмар исчезнет сам собой —Отбой, отбой, отбой!Читали, как сын полицмейстера ездил по городу,Таскал по рынку почтеннейших граждан за бороду,От нечего делать нагайкой их сек,Один — восемьсот человек?Граждане корчились, морщились,Потом послали письмо со слезою в редакциюИ обвинили… реакцию.Читали?Ах, политика узкаИ притом опасна.Ах, партийность так резкаИ притом пристрастна.Разорваны по листикуПрограммки и брошюры,То в ханжество, то в мистикуНагие прячем шкуры.Славься, чистое искусствоС грязным салом половым!В нем лишь черпать мысль и чувствоНам — ни мертвым ни живым.Вечная память прекрасным и звучным словам!Вечная память дешевым и искренним позам!Страшно дрожать по своим беспартийным угламКрылья спалившим стрекозам!Ведьмы, буки, черные сотни,Звездная палата[162], «черный кабинет»…[163]Все проворней и все охотнейЛезем сдуру в чужие подворотни —Влез. Молчок И нет как нет.Отбой, отбой,В момент любой,Под стол гурьбой.В любой моментИндифферент:Семья, горшки,Дела, грешки —Само собой.Отбой, отбой, отбой!«Отречемся от старого мира…»И полезем гуськом под кровать.Нам, уставшим от шумного пира,Надо свежие силы набрать.Ура!!

<1908>

Из цикла «Быт»

Обстановочка

Ревет сынок. Побит за двойку с плюсом,Жена на локоны взяла последний рубль,Супруг, убитый лавочкой и флюсом,Подсчитывает месячную убыль.Кряхтят на счетах жалкие копейки:Покупка зонтика и дров пробила брешь,А розовый капот из бумазейкиБросает в пот склонившуюся плешь.Над самой головой насвистывает чижик(Хоть птичка божия не кушала с утра),На блюдце киснет одинокий рыжик,Но водка выпита до капельки вчера.Дочурка под кроватью ставит кошке клизму,В наплыве счастия полуоткрывши рот,И кошка, мрачному предавшись пессимизму,Трагичным голосом взволнованно орет.Безбровая сестра в облезлой кацавейкеНасилует простуженный рояль,А за стеной жиличка-белошвейкаПоет романс: «Пойми мою печаль».Как не понять? В столовой тараканы,Оставя черствый хлеб, задумались слегка,В буфете дребезжат сочувственно стаканы,И сырость капает слезами с потолка.

<1909>

Окраина Петербурга

Время года неизвестно.Мгла клубится пеленой.С неба падает отвесноМелкий бисер водяной.

Фонари горят как бельма,Липкий смрад навис кругом,За рубашку ветер-шельмаЛезет острым холодком.

Пьяный чуйка обнял нежноМокрый столб — и голосит.Бесконечно, безнадежноКислый дождик моросит…

Поливает стены, крыши,Землю, дрожки, лошадей.Из ночной пивной все лишеГраммофон хрипит, злодей.

«Па-ца-луем дай забвенье!»Прямо за сердце берет.На панели тоже пенье:Проститутку дворник бьет.

Брань и звуки заушений…И на них из всех дверейПобежали светотениЖадных к зрелищу зверей.

Смех, советы, прибаутки,Хлипкий плач, свистки и вой —Мчится к бедной проституткеПостовой городовой.

Увели… Темно и тихо.Лишь в ночной пивной вдалиГраммофон выводит лихо:«Муки сердца утоли!»

<1910>

Ночная песня пьяницы

Темно…Фонарь куда-то к черту убежал!ВиноКачает толстый мой фрегат, как в шквал…ВпотьмахЗа телеграфный столб держусь рукой,Но, ах!Нет вовсе сладу с правою ногой:ОнаВокруг меня танцует — вот и вот…СтенаВсе время лезет прямо на живот.Свинья!!Меня назвать свиньею? Ах, злодей!Меня,Который благородней всех людей?!Убью!А впрочем, милый малый, бог с тобой —Я пью,Но так уж предназначено судьбой.Ослаб…Дрожат мои колени — не могу!Как раб,Лежу на мостовой и ни гугу…Реву…Мне нынче сорок лет — я нищ и глуп.В травуЗаройте наспиртованный мой труп.В ладьеУже к чертям повез меня Харон[164]…Adieu![165]Я сплю, Я сплю, Я сплю со всех сторон…

<1909>

Городская сказка

Профиль тоньше камеи,Глаза как спелые сливы,Шея белее лилеиИ стан как у леди Годивы[166].

Деву с душою бездонной,Как первая скрипка оркестра, —Недаром прозвали мадоннойМедички шестого семестра.

Пришел к мадонне филолог,Фаддей Симеонович Смяткин.Рассказ мой будет недолог:Филолог влюбился по пятки.

Влюбился жестоко и сразуВ глаза ее, губы и уши,Цедил за фразою фразу,Томился, как рыба на суше.

Хотелось быть ее чашкой,Братом ее или теткой,Ее эмалевой пряжкойИ даже зубной ее щеткой!..

«Устали, Варвара Петровна?О, как дрожат ваши ручки!» —Шепнул филолог любовно,А в сердце вонзились колючки.

«Устала. Вскрывала студента:Труп был жирный и дряблый.Холод… Сталь инструмента.Руки, конечно, иззябли.

Потом у Калинкина мостаСмотрела своих венеричек.Устала: их было до ста.Что с вами? Вы ищете спичек?

Спички лежат на окошке.Ну, вот. Вернулась обратно,Вынула почки у кошкиИ зашила ее аккуратно.

Затем мне с подругой досталисьПрепараты гнилой пуповины.Потом… был скучный анализ:Выделенье в моче мочевины…

Ах, я! Прошу извиненья:Я роль хозяйки забыла —Коллега! Возьмите варенья, —Сама сегодня варила».

Фаддей Симеонович СмяткинСказал беззвучно: «Спасибо!»А в горле ком кисло-сладкийБился, как в неводе рыба.

Не хотелось быть ее чашкой,Ни братом ее и ни теткой,Ни ее эмалевой пряжкой,Ни зубной ее щеткой!

<1909>

Из цикла «Литературный цех»

Вешалка дураков

Раз двое третьего рассматривали в лупыИ изрекли: «Он глуп». Весь ужас здесь был в том,Что тот, кого они при знали дураком,Был умницей, — они же были глупы.

«Кто этот, лгущий так туманно,Неискренно, шаблонно и пространно?»«Известный мистик N, большой чудак».«Ах, мастак? Так… Я полагал — дурак»,

Ослу образованье дали.Он стал умней? Едва ли.Но раньше, как осел,Он просто чушь порол,А нынче — ах, злодей —Он, с важностью педанта,При каждой глупости своейСсылается на Канта.

Дурак рассматривал картину:Лиловый бык лизал моржа.Дурак пригнулся, сделал минуИ начал: «Живопись свежа…Идея слишком символична,Но стилизовано прилично»(Бедняк скрывал сильней всего,Что он не понял ничего).

Умный слушал терпеливоИзлиянья дурака:«Не затем ли жизнь тосклива,И бесцветна, и дика,Что вокруг, в конце концов,Слишком много дураков?»Но, скрывая желчный смех,Умный думал, свирепея:«Он считает только тех,Кто его еще глупее, —«Слишком много» для него…Ну а мне-то каково?»

Дурак и мудрецу порою кровный брат:Дурак вовек не поумнеет,Но если с ним заспорит хоть Сократ, —С двух первых слов Сократ глупеет!

Пусть свистнет рак,Пусть рыба запоет,Пусть манна льет с небес, —Но пусть дуракСебя в себе найдет —Вот чудо из чудес!

<Между 1909 и 1910>