Наука Плоского Мира III: Часы Дарвина - Терри Пратчетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И не только: некоторые предположительно гермафродитные виды тоже имели крошечных самцов, некоторым образом участвующих в процессе размножения.
Теперь Дарвин очень обрадовался, поскольку убедился, что имеет дело с пережитком эволюции — предок гермафродит, который постепенно развивает разделение полов. «Недостающее звено» к вопросу о поле усоногих ракообразных. Он воссоздать семейное дерево усоногих ракообразных, и подумал, что то, что он увидел только укрепило его идеи о естественном отборе. Так что даже, когда он пытался заниматься респектабельной наукой и стать систематиком, идеи о трансмутации настаивали на участии в процессе. Фактически, если что-то и убеждало Дарвина в факте трансмутации видов, то это были усоногие ракообразные.
Он начинает болеть, но продолжает работать над усоногими раками. в 1951 году он опубликовал две работы посвящённые им — одна по ископаемым усоногим ракам для Палеонтографического Общества, а другая о современных видах для Королевского Научного Общества. К 1854 году он дополнил каждую из них.
Вот список тех «не тех» книг Дарвина:
1839 год — «Дневник изысканий по геологии и естественной истории различных стран, посещенных кораблем «Бигль» в 1832–1836 годах».
1842 год — «Строение и распространение коралловых рифов»
1844 год — «Геологические наблюдения над вулканическими островами, посещенными во время путешествия на «Бигле»»
1846 год — «Геологические наблюдения над Южной Америкой»
1851 год — " Монография ископаемых усоногих раков Lepadidae "
1851 год — «Монография подкласса усоногих», часть 1.
1854 год — " Монография усоногих раков Balanidae и Verrucidae "
1854 год — «Монография подкласса усоногих», часть 2.
Ни намёка на трансмутацию видов, борьбу за жизнь или естественный отбор.
Тем не менее, странным образом все его книги, даже на тему геологии, являлись важнейшими этапами на пути к работе, которая теперь сама понемногу складывалась в голове. Девятая книга Дарвина была бы настоящей сенсацией. Он отчаянно хотел её написать, но уже сейчас решил, что она было бы слишком опасной для публикации.
В науке это обычная дилемма: публиковать или быть раскритикованным или не публиковать и пожалеть об этом. У вас может быть или действительно революционная идея или спокойная жизнь, но ни то, ни друге вместе.
Дарвин боялся публикации и того, что опубликовав свои взгляды может причинить вред церкви. Но ничто так не оживляет учёного, как тот факт, что кто-то может тебя опередить. В этом случае этим кем-то был Альфред Рассел Уоллес.
Уоллес был другим исследователем викторианской эпохи так же интересующимся естественной историей. В отличии от Дарвина, он не был дворянином, и не имел самостоятельного заработка. Он был сыном бедного юриста[56] и в четырнадцать лет был отдан в ученики к строителю. Он проводил свои вечера за бесплатным кофе в Лондонском зале науки на Тоттенхем-Корт-роуд. Это было социалистическая организация, выступающая за отмену частной собственности и свержение церкви. Юношеский опыт Уоллеса был усилен левыми политическими взглядами. Он сам оплачивал свои путешествия и зарабатывал на жизнь продавая свои находки для коллекции — бабочке, жуков (тысячу отмеченных экземпляров в коробке, как требовали торговцы)[57] и даже птичьи шкурки. Он отправился в экспедицию по сбору на Амазонку в 1848 году и снова на Малайский архипелаг в 1954 году. Здесь, на Борнео, он искал орангутанов. В коллективном бессознательном бурлила идея о том, что люди каким-то образом состоят в родстве с высшими приматами, и Уоллес хотел исследовать потенциального предка человека.[58]
В один печальный борнейский денёк, когда снаружи бушевал тропический муссон, Уоллес остался дома и сочинил небольшую научную статью с изложением скромных идей, которые только что пришли к нему в голову. В конечном итоге она появилась в Annals и Magazine of Natural History как довольно обычная публикация о «представлении» видов. Лайель, зная о тайном интересе Дарвина к таким вопросам, посоветовал Дарвину статью и тот прочёл её. Затем другой товарищ Чарльза по переписке, Эдвард Блит, в письме из Калькутты дал такую же рекомендацию.
«Что вы думаете о статье Уоллеса? Отлично! Всё отлично». Дарвин встретился с Уоллесом вскоре перед одной из экспедицией последнего — он не помнил, какой именно — и понял, что статья весьма успешно рассказывала об отношениях между похожими видами. Особенно о роли, которую играет география. Но не смотря на всё это, он понял, что статья не содержала ничего нового и сделал запись об этом в одной из своих записных книжек. В любом случае, Дарвину казалось, что Уоллес говорил о творении, а не об эволюции. Тем не менее, он написал Уоллесу и пожелал продолжать развивать свою теорию дальше.
Это было Действительно Плохой Идеей.
Подбодряемый Лайелем и другими друзьями, которые предупреждали его, что если он будет тянуть слишком долго, то слава может достаться другим, Дарвин писал всё более сложные эссе о естественном отборе, а мысль о публикации по прежнему бросала его в дрожь. Всё изменилось в мгновение ока, когда в июне 1858 года почтальон принёс Чарльзу ошеломляющее известие. Это был пакет от Уоллеса, содержащий письмо на двадцати страницах, и присланный с Молуккских островов. Уоллес всерьез воспринял совет Дарвина. И пришёл к похожей теории. На самом деле, очень похожей.
Беда! Дарвин объявил, что работа всей его жизни разрушена. «Ваши слова сбылись с удвоенной силой» — писал он Лайелю. Чем больше он читал заметки Уоллесе тем больше они ему казались похожими на свои собственные. «Если бы Уоллес видел мои рукописи и черновики 1842 года, то не мог написать бы более короткого конспекта! " — жаловался Дарвин в письме к Лайелю.
Степенные викторианцы вскоре начали считать что оба — и Уоллес и Дарвин были не в себе, хотя Уоллес конечно был ближе, поскольку страдал от малярии, когда сочинял своё письмо к Дарвину. Будучи крепким социалистам, Уоллес научился не доверять рассуждениям Мальтуса, который утверждал, что способность планеты производить ресурсы (в том числе и пишу) возрастает линейно, тогда как население возрастает экспоненциально — а это означало, что в конечном итоге население выиграет в этой гонке, и тогда еды не будет хватать на всех. Социалисты полагали, что человеческая изобретательность может отложить это событие на неопределённый срок. Но к 1850-ым годам даже социалисты начинают рассматривать Мальтуса в более выгодном свете, и в конце концов угроза перенаселения была очень хорошим основанием для развития средств контрацепции, которая имела смысл для всякого крепкого социалиста. В лихорадочном бреду Уоллес представил больше разнообразие видов, с которыми он столкнулся и задался вопросом, как всё это стыкуется с идеями Мальтуса, сложил два и два и осознал, что искусственный отбор возможен и без участия заводчика.
Как выяснилось, его взгляды не были похожи на взгляды Дарвина. Уоллес считал, что основное селективное давление возникает в борьбе за выживание в неблагоприятной среде — засухи, бури, наводнения и так далее. Именно эта борьба выталкивала слабых существ из общего генофонда. У Дарвина был более грубый взгляд на механизм отбора: состязание между самими организмами. Это не совсем «у природы окровавленные зубы и когти», как писал Теннисон в своей поэме 1850 года, но коготки были втянуты, а на зубах просматривалась определённая краснота. По мнению Дарвина, окружающая среда устанавливала фон ограниченных ресурсов, но животные сами отбирали друг друга в борьбе за эти ресурсы. Политические пристрастия Уоллеса проявились даже в том, что он обнаружил цель естественного отбора: «воплотить в жизнь идеал совершенного человека». Дарвин отказался даже рассматривать такую утопическую ересь.
Уоллес не говорил о публикации своей теории, но теперь Дарвин чувствовал что просто должен ему это посоветовать. В этот момент кажется, что Чарльз только усугубит свою Действительно Плоху Идею, но в этот раз мироздание оказалось добрей. В качестве компромисса Лайель предложил, что два джентльмена могут опубликовать свои открытия одновременно. Дарвин забеспокоился, что это будет похоже на то, как если бы он стянул теорию Уоллеса, так что в итоге перепоручил все переговоры Лайелю и Хукеру и полностью умыл руки.
К счастью, Уоллес оказался истинным джентльменом (не смотря на своё скромное происхождение) и согласился, что поступить по другому было бы нечестным по отношению к Дарвину. Он и не подозревал, что Дарвин работал над точно такой же теорией уже многие годы и, боже упаси, не хотел красть труд такого выдающегося учёного. Дарвин быстро сочинил короткую версию своей работы, а Хукер и Лайель внесли две статьи в график Лондонского Линнеевского общества — относительно новой ассоциации по вопросам естественной истории. Общество приостанавливало свою деятельность на лето, но в последнюю минуту совет был собран на дополнительную встречу, и две статьи были должным образом зачитаны перед аудиторией в тридцать человек.