Будённовский рубеж - Алексей Филатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Доехали до Кизляра, у поста ГАИ заправились. Было около часа ночи, я собрал водителей: «Мужики, вам время до половины шестого поспать. Только, бога ради, не пейте. Нам надо живыми довезти людей до дома». Осталось ехать совсем немного, двести восемьдесят километров, но нужно было отдохнуть.
Тут подъехал на машине Коробейников, начал меня обнимать, благодарить.
РАМЗАЕВ:
– В дороге я думал, что уйти нам не дадут. Над нами летали вертолёты, несколько раз менялся маршрут. Когда чинили сломавшийся автобус, из двигателя вдруг посыпался белый порошок. Абу психанул, но ему сказали, что это порошок для мытья рук водителя. Было ясно, что нет[56], но что мы могли сделать? На пути подогнали канистру с водой, чтобы якобы напоить людей. Я не пил, а кто пил, вдруг заснул.
Но штурма всё не было.
Никаких указаний насчёт заложников нам не давали. Если будет штурм, их по-любому убьют, это все понимали.
В Хасавюрте нас встретили, как героев. Каждый нёс нам фрукты вёдрами. Люди подходили, говорили: «Дайте прикоснуться к вам». Я тогда подумал: «Значит, людям это надо было».
Я чувствовал гордость. Я и сейчас чувствую. За то, что я остановил войну. Я сделал всё, что мог. В любом доме в Чечне, куда я ни попадал, меня аж на руках носили.
В Зандаке мы провели ночь и сразу поехали обратно в Аллерой, на старую базу. Люди в Аллерое вышли, был большой праздник.
Из Аллероя пошли к Джохару <Дудаеву>: я, Маленький Асламбек, Большой, Абу Мовсаев, Шамиль Басаев и ещё один какой-то его товарищ. Пять суток шли пешком через горы, через село Рошни-Чу. Джохар наградил командиров, и мы поехали домой в Шали. Когда я вернулся, отец особо ничего не сказал, у нас всегда отношения были на расстоянии. Он – учитель в школе, авторитет в семье. А мать обняла, поплакала. Я пришёл героем.
Почему колонне дали уйти? Почему не состоялся штурм, к которому были готовы и СОБРы, и вертолётчики? Тем более, что и те, и другие, имели личные счёты с басаевцами – в Будённовске ещё не смыли кровь их товарищей. Ведь им же отдали приказ на выдвижение, привели в полную готовность.
ФИЛАТОВ:
– В телефонном разговоре с вами Черномырдин разрешил штурмовать колонну, но подчеркнул: только не в Ставропольском крае. Что произошло дальше?
СТЕПАШИН:
– Потом Егорову пришёл от него неожиданный приказ: «Не трогать». А дальше Анатолий Сергеевич Куликов разговаривал с Черномырдиным. Вот о чём они разговаривали, ни тот, ни другой мне так и не сказали. Куликов жив и здоров, но он вам не скажет никогда. В конечном счёте, Куликов выпустил из Чечни бандитов и пустил <их> туда. Мы-то сразу ушли в отставку, а он стал министром.
ФИЛАТОВ:
– Кто должен был отдать приказ, чтобы вертолётчики начали операцию?
СТЕПАШИН:
– Виктор Степанович <Черномырдин>. Как таковой, команды не было.
ФИЛАТОВ:
– Единственный, кто мог отдать приказ – это Черномырдин?
СТЕПАШИН:
– Когда они вошли на территорию Чечни, это мог сделать Анатолий Сергеевич Куликов. Этого вполне достаточно.
У меня своя версия есть: больной Ельцин, впереди выборы 96-го года.
А то, что их можно было тогда замочить, прошу прощения, – мы бы всё закончили, война бы закончилась. Можно было с воздуха бомбануть. Я понимаю, там бы погибло несколько заложников – не заложников, а тех, кто добровольно согласился сотрудничать. Процентов двадцать их максимум бы погибло. Дал слово он, понимаешь, он публично дал слово. Я ещё раз объясняю, это был 95-й год перед проведением выборов.
ФИЛАТОВ:
– Черномырдин в своих «Воспоминаниях», том второй, пишет: «Значит, было решено, что Басаев уходит на автобусах. И здесь были хорошие возможности для силовиков именно с малыми потерями разгромить террористов, провести спецоперацию, уничтожить банду на марше и уже вопрос был к ним: “Почему не сделали?” Это был провал, неслучайно все силовики были отправлены в отставку».
СТЕПАШИН:
– В отставку мы ушли сами, это раз. Во-вторых, министр обороны в отставку не уходил. А в-третьих, не уничтожили те, кому дали команду «не трогать». Собственно, и всё.
ЧЕРНОБЫЛОВ:
– «Вертушки» висели в воздухе, они бы один налёт сделали – и от «пятой колонны» ничего бы не осталось.
ФИЛАТОВ:
– Там были гражданские.
ЧЕРНОБЫЛОВ:
– Туда сели добровольно люди. Басаев им сказал, что я никого не буду заставлять, кто желает с нами ехать, садитесь. Там сели человек, может, около сорока или ещё меньше. И ничего бы. В Норд-Осте погибло сколько? Сто тридцать, да? Детей сколько погибло <в Беслане>? Триста?
Президент и верховный главнокомандующий Вооружёнными силами РФ Б. Н. Ельцин вернулся в Москву 19 июня, когда Басаев ещё находился в больнице Будённовска. Но страна увидела своего лидера только на следующий день, когда террористы уже триумфально въезжали в Чечню. Вот как в своём первом после возвращения интервью президент оценил решения, принятые премьером.
ТЕЛЕКАНАЛ ОРТ, ПРОГРАММА «ВРЕМЯ», 20 ИЮНЯ, 21.00
Борис Ельцин о действиях Виктора Черномырдина:
– Мы, так сказать, постоянно с ним контактировали – и в Галифаксе, и в самолёте, каждые если не полчаса, то час. Ну, конечно, здесь – это само собой. Мы вели работу в контакте, и я не вижу ошибок с его стороны.
21 Июня. День восьмой. Возвращение
ПОПОВ:
– Полседьмого утра мы собрались отъезжать. В этот момент подкатывает к нам генерал, метр пятьдесят пять ростом: «Я генерал ФСК, я буду командовать». Я говорю: «Командуйте ради бога». Понятия не имею, откуда он взялся.
Доехали мы до Затеречного, это уже Ставропольский край, стоят люди – нас встречают. Наши, православные. Один из моих чеченцев как крикнет: «Аллах акбар!» Все: «Ура!» Я говорю: «Ты что делаешь?» Он опять: «Аллах акбар!» Все: «Ура!» И говорит: «Володя, ты видишь, люди не понимают, что происходит, вообще не думают».
Около Будённовска мужики начали друг друга обгонять. Куражились на радостях. Я говорю: «Не надо, едем потихонечку». Пошёл дождик, дорога была сырая. На площади нас встречала толпа людей. Я сразу ушёл домой.
На следующий день приехал в село к маме. Захожу, а она сидит плачет. Я говорю: «Что случилось?» – «Говорят, что ты в больнице с Шамилем обнимался». – «Кто говорит?» – «Люди». А вскоре вышла статья обо мне в местной газете с заголовком «Оборотень».
Через три дня я вернулся в Чечню.
