Последний натиск на восток. Ч. 1 - Дмитрий Чайка
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ярко-голубые глаза князя впились в патрикия ледяным огнем, проморозив того до костей. Никогда в жизни Александру не было так страшно. Ведь сидящий напротив него варвар и, правда, прикажет содрать в него кожу, и даже не поморщится.
— Я очень не люблю, когда кто-то приближается ко мне или к моим близким, — еле слышно сказал князь. — И я очень надеюсь, что мы с вами поняли друг друга. Я не остановлюсь ни перед чем, а у капища Мораны еще полно места. Вас привезли сюда только для того, чтобы вы это осознали. Ни для чего более вы мне не нужны. Я надеюсь, что однажды наступит момент, когда вы вспомните наш разговор и остановитесь, не сделав тот шаг, который вас погубит. Вы услышали меня, патрикий Александр?
Патрикий кивнул. Он все понял! Он понял все, что хотел сказать ему этот жуткий человек. И даже то, что он сказать не хотел. Его брат-евнух жив, и он в Империи. И судя по тому, что он не стал возвращаться в родные места, он там чувствует себя просто прекрасно. Не показать виду! Увести разговор в сторону!
— Скажите, ваша светлость, — задал патрикий вопрос. — Портной, который приходил снимать с меня мерку… Я никогда не видел таких портных. Он какой-то очень странный.
— А, Немил? — усмехнулся князь. — Так он и не портной вовсе.
— А кто же он? — похолодел патрикий.
— Палач он, — охотно пояснил князь. — В Тайном Приказе служит. Он настоящий мастер, даже художник, я бы сказал. Тонким инструментом работает — иглами, щипчиками… А как сдирает кожу, просто загляденье! Золотые руки у парня.
— Зачем же он ко мне приходил и мерку снимал? — промямлил патрикий. Он снова вспомнил визит этого человека и тот пробирающий до костей ужас, что тогда испытал.
— Помилуйте, патрикий! — изумился князь. — Ну, не буду же я говорить домашним, что у меня по дому палач ходит. У меня же все служанки разбегутся. Потому и сказали всем, что он портной. А зашел он к вам потому, что он настоящий мастер, и мысли ваши в правильном направлении направит, чтобы глупости всякие покинули ваш разум. Я же смотрю на вас и вижу, что глупостей у вас в голове еще предостаточно. Он, бывало, еще и слова не вымолвил, а человек уже ощутил всю бренность бытия и сам все, что знает, рассказать хочет. Да вы, наверное, это уже и сами сегодня поняли. Он к вам завтра зайдет, принесет одежду на примерку. Вы что-то побледнели, патрикий! Может быть, немного вина?
Глава 14
Июль 630 года. Окрестности Парижа. Нейстрия
Скука была неимоверная, тягучая, липкая и, казалось, затянувшееся безделье не имело конца. Конунг Эйнар подставил лицо робкому утреннему солнышку. Оно выглянуло краем из-за горизонта, пытаясь разогнать утренний туман, но пока что туман и не думал сдаваться. Он клубился над гладью реки, густой, словно молочная каша, и это не нравилось конунгу. Эйнар сидит тут уже целых три месяца, осталось еще два. Он это знает точно, потому что делает зарубки на специальной палке. Их должно быть ровно сто пятьдесят, и именно за это ему обещана щедрая награда. Несчастные парижане, страдающие от голода, уже пытались дать выкуп, пытались сдаться, пытались умолять, но он был непреклонен. Они будут сидеть в осаде сто пятьдесят дней, и ни днем меньше. Ему даже пришлось пару лодок с зерном пропустить в город, чтобы он точно мог исполнить свою часть договора. Он, как-никак, поклялся Вышате Одином и Тором, что продержит город в осаде до конца лета. Даны разместились на островах, которые цепочкой протянулись по центру реки. Их все объединят в большой остров Сите[20] только через тысячу лет, при Генрихе III, а пока это был один остров, на котором стоял Париж, и кучка других, помельче, где жили только дикие утки и превеликое множество громкоголосых лягушек, любимых здешним простонародьем. Огромная армия франков сожрала все запасы, что были в округе на неделю пути. Их и было то немного, этих запасов, ведь даны успели сюда раньше. И отряд за отрядом уходил в свои земли, не видя смысла в том, чтобы топтаться на берегу или тонуть в бессмысленной попытке победить на воде тех, кому благоволят морские боги. Ушли саксы, ушли бавары и тюринги, ушли алеманны. Ушли отряды авар и бургундских герцогов, окончательно разорив Нейстрию. Тут не было еды и добычи, а с шайкой бандитов король справится и сам. Или он не король? Что это слышится? Неужто, плеск весел? Звуки далеко разносятся по водной глади. Особенно рано утром, когда нормальные люди еще спят крепким сном.
— Франки! — раздался протяжный крик часового, и даны, сломя голову, побежали к кораблям, затягивая на бегу пояса. Те, кто побогаче, уже надевали доспехи и шлемы. Безделье надоело всем безумно. Но раз в пару недель франки, облепившие оба берега, пробовали сделать вылазку и разбить данов на воде. Они получали по зубам, и снова возвращались на сушу. И только их изрубленные трупы плыли вниз по течению, застревая в камышах и отравляя воздух вонью разложения. Убогие лодки, на которых франки пытались добраться до викингов, не шли ни в какое сравнение с кораблями, украшенными головой дракона.
— Слава Одину! — обрадовался Эйнар. — Эти отродья Локи все-таки решили снова подраться! Я уже думал, что от тоски сдохну.
Данам, по настоятельному совету Вышаты, пришлось отступить от традиций, и теперь на каждом драккаре было не менее десятка лучников. Они стреляли довольно скверно, но оказалось, что в битвах на воде им просто цены нет. Именно лучники и метатели дротиков опрокидывали франков, которые с тупым упрямством пытались выбить их с островов.
Стук! Стук! Стук! — даны колотили в щиты, вгоняя себя этим страшным ритмом в то состояние, когда уходит страх, а чужая смерть дарит лишь яростное веселье и кураж. Сверху по течению шли связанные плоты с франками, которые тоже пытались выстроить на них боевой порядок.
— Хорошая попытка! — усмехнулся Эйнар и заорал. — Парни! Кажется, сегодня мы подеремся с франками, как подобает воинам.
— Да! — заревели викинги, подняв топоры.
— Выпустим сначала Гнупа, Хаффнара, Ингера, Торнбьерна и Скаги, — скомандовал конунг. — Пусть эти олухи принесут, наконец, хоть какую-то пользу.
Эти самые олухи
