Искатель. 1998. Выпуск №8 - Александра Маринина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Заново мысленно прокручивая всё только что услышанное, Настя и не заметила, как добрела до своего подъезда.
После тёмной тихой улицы квартира обрушилась на неё обилием света и водопадом звуков и запахов. Она всегда поражалась способности своего мужа работать при включённом на полную громкость телевизоре, сама Настя не выносила ни малейшего шума и моментально раздражалась, когда над ухом что-нибудь жужжит. Чистяков же невозмутимо сидел спиной к двери и работал на компьютере, одновременно слушая полуночный выпуск новостей по НТВ. Мир мог перевернуться, но новостные программы профессор математики смотрел (или слушал, это уж как придётся) все и по всем каналам. Одно время Настя пыталась понять, зачем ему это нужно, но потом бросила сие пустое занятие. О вкусах, в конце концов, не спорят, и информационные потребности у всех людей разные. Вот она же вообще никакие новости не слушает, и ничего. С одной стороны, пока жива и никакой катастрофы не случилось, а с другой — Лёшка ведь не пытается понять, почему она не интересуется новостями.
— Лёш! — крикнула она во весь голос из прихожей, стараясь перекрыть голос телеведущего. — Можно дверь взломать и вынести всю квартиру вместе с тобой, а ты и не услышишь. Сделай потише, будь добр!
Звук телевизора тут же уменьшился, а через мгновение в прихожую вышел Алексей. Глядя на его усталое лицо и рано поседевшие волосы, Настя вдруг вспомнила слова Заточного: «Вы всё ещё считаете себя маленькой.» Генерал, конечно, почти прав, ей давно пора перестать считать себя молоденьким малоопытным милиционером. Через три года исполнится сорок, и когда исполняется сорок — это уже называется «пятый десяток». Они ровесники с Чистяковым, когда-то за одной партой сидели, а ведь Лёшка уже наполовину седой и с недавнего времени носит очки. У него начала развиваться дальнозоркость, а это, как известно, признак возраста.
— Ты ужинал? — спросила она, снимая сапоги.
— Ну я же не ты, — усмехнулся муж. — Это ты у нас не можешь есть, когда находишься дома одна. Но могу и тебя накормить, если хочешь.
— Нет, спасибо, меня покормили. Какие новости?
— Какие могут быть новости у скромных профессоров? Конец года, научные отчёты, всё как обычно. Это у вас, борцов с организованной преступностью, каждый день свежие трупы и свежие новости.
— Издеваешься, да?
Настя прошла в комнату, уселась на диван и с наслаждением вытянула ноги. Господи, как хорошо дома! Конечно, давно пора сделать в квартире ремонт, хотя бы минимальный, косметический, раньше на это денег не было, теперь Лёшка стал хорошо зарабатывать, но руки всё равно не доходят. Оба целыми днями работают, в выходные, как правило, тоже. Но всё равно маленькая однокомнатная квартирка на окраине Москвы была и есть для Анастасии Каменской самым тёплым и радостным местом.
— Лёш, — неожиданно спросила она, — как ты думаешь, мы с тобой старые или молодые?
Чистяков снял очки и расхохотался.
— Тебе полезно ходить в гости к генералам, Асенька! В твоей чудесной головке рождаются философские вопросы. С чего вдруг?
— Нет, ты скажи, — упрямо повторила она, — мы с тобой старые или молодые?
— Не провоцируй меня на комплимент, женщина всегда остаётся молодой, если таковой себя ощущает. Ты это хочешь услышать?
— Да нет же, Лёшик, я хочу объективную оценку. Вот я смотрю на тебя и вижу твою седину, морщинки, вспоминаю, сколько учебников ты написал и сколько твоих учеников защитили диссертации, и понимаю, что ты, наверное, мужчина в зрелом возрасте. Но я же твоя ровесница, всего на полгода моложе тебя, а чувствую себя на службе как первоклашка. Всё время боюсь сделать что-то не так, боюсь, что начальство ругать будет, и даже когда уверена, что знаю о чём-то лучше, чем кто бы то ни было, всё равно не могу отстаивать своё мнение, потому что они вроде как старше и опытнее. У меня пиетет перед чужим возрастом, стажем и регалиями. Мне и Колобок всегда говорил, что пора становиться большой девочкой, и Иван сегодня повторил это. Они же не могут оба ошибаться, правда? Значит, я действительно веду себя как-то неадекватно, по их представлениям. А мне кажется, что всё нормально, что я и в самом деле ещё молодой специалист и должна слушаться старших.
— Понятно, — кивнул Алексей. — И какова моя задача в этой ситуации? От меня-то ты чего хочешь?
— Как всегда, — вздохнула она с улыбкой, — я хочу, чтобы ты поставил мне мозги на место. Ты — единственный авторитет для меня, тебя я слушаюсь, как покорная овца, признавая безусловное превосходство твоего могучего интеллекта над моими хилыми женскими мозгами.
— Тогда пойдём пить чай.
Чистяков протянул руку, помогая ей подняться. Настя резко встала, обхватила мужа за шею и прижалась щекой к его плечу.
— Лёш, когда я в последний раз говорила, что люблю тебя?
Он ласково погладил её по спине и по волосам.
— Не помню. Наверное, давно, а может, и никогда. У тебя приступ нежности?
— Угу.
— Очень любопытно. Я со своей математической точностью давно заметил, что особенно нежной ты бываешь после неформальных встреч со своим любимым генералом. И если бы я был патологически ревнив, то сделал бы неутешительный вывод, что ты мне изменяешь и каждый раз после свиданий тобой овладевает комплекс вины.
Настя подняла голову и поцеловала его в щёку.
— А ты ревнив не патологически?
— Нет, в пределах нормы.
— Норма — это сколько? — лукаво поинтересовалась она.
— Норма означает, что мне будет безусловно неприятно, если я застану тебя в постели с другим мужчиной. Этот вопиющий факт, наглядно свидетельствующий о твоей неверности, не оставит меня равнодушным. Но до тех пор, пока этого не случилось, у меня нет оснований предполагать, что это может иметь место. Как формулирую, а? Пошли, пошли, чаю хочется.
Алексей заварил свежий чай, и Настя с удовольствием сделала большой глоток горячего ароматного напитка.
— Если ты ревнив в пределах нормы, то я, так и быть, скажу тебе правду. Иван — просто невероятный мужик. Умница редкостная. Улыбка — с ума сойти можно. Умеет быть вкрадчивым, обаятельным и сексуальным. И каждый раз, когда я сталкиваюсь со всем этим джентльменским набором, поданным в одной посуде, я думаю о том, что если бы в моей жизни не было тебя, я влюбилась бы в Заточного по уши и пронесла бы это светлое чувство через всю свою непутёвую жизнь.
— А я, стало быть, тебе мешаю?
— Конечно, — она рассмеялась. — Ты же за двадцать два года нашего знакомства заставил меня полюбить тебя так прочно, что никакому другому чувству к другому мужчине просто втиснуться некуда. Вся моя душа полностью занята тобой, ни одного свободного уголка не осталось. А если серьёзно, то каждый раз, когда я ловлю себя на том, что восхищаюсь Иваном, я начинаю невольно вас сравнивать и тут же понимаю, что ты всё равно лучше. Он великолепен, а ты всё-таки лучше, понимаешь? И эта мысль так меня радует, я так отчётливо начинаю понимать, какой классный у меня муж и какая я дура, что периодически забываю об этом, что меня охватывает приступ любви к тебе. И никакой это не комплекс вины, а просто бурное проявление задавленных работой эмоций. А я как формулирую?