Одной смерти мало - Наталья Александрова

Вера молчала, глядя в сторону.

Через час Надежда Николаевна подходила к монументальному особняку на Петроградской стороне. Прежде этот особняк принадлежал князьям Чертополоховым, но последние восемьдесят лет в нем располагалось военно-морское училище. Девушки из окрестных школ и медучилищ осаждали особняк, чтобы познакомиться с будущими моряками, а попасть в это училище на выпускной бал было едва ли не сложнее, чем поступить в Институт международных отношений. По этой причине вокруг училища всегда было оживленно.

Сейчас же здесь было тихо и безлюдно.

Подойдя к дверям особняка, Надежда остановилась в изумлении.

Вместо мраморной доски с названием училища над дверью красовался яркий рекламный щит с надписью: «ООО «Веселый умывальник». Сантехника из Германии».

Сбоку от двери в огромных витринных окнах были выставлены душевые кабинки, раковины и гламурные розовые унитазы.

Возле входа молодой человек в синем форменном комбинезоне мыл роскошную черную машину.

– Молодой человек, – обратилась к нему Надежда Николаевна, – извините, но тут раньше было военно-морское училище. Оно что – куда-то переехало?

Парень взглянул на Надежду несколько высокомерно и проговорил, растягивая слова:

– Никуда оно не переехало. Их начальник половину здания нам продал, «Умывальнику». А в училище вход с другой стороны.

Надежда обошла здание и действительно увидела с другой стороны скромную дверь, над которой была прикреплена та самая мраморная доска с названием училища.

Надежда огляделась по сторонам и вошла.

В холле было пусто и прохладно. Прямо напротив двери крупный старик с густой седой шевелюрой неторопливо возил по полу шваброй.

– Извините, дедушка, – обратилась к нему Надежда. – Не подскажете, где я могу найти Африкана Михайловича?

– Кому дедушка, а кому капитан второго ранга в отставке! – ответил старик гулким, могучим басом. – Равняйсь! Смирно! А позвольте узнать, по какому поводу вы, штатская и сухопутная личность, этим самым Африканом Михайловичем интересуетесь?

– У меня к нему пара вопросов имеется… – начала Надежда, но старик ее перебил:

– Равняйсь! Смирно! Насчет вопросов у нас строго, объект военный, разные вопросы задавать тут не положено, особенно штатским и сухопутным!

– И еще привет ему хотела передать от Валентина Голубева… – договорила Надежда.

Эти слова произвели на строгого старика удивительное действие. Он расплылся в широкой улыбке и проговорил:

– От Валюши Голубева? Якорь ему в полубак! Ну так это же совсем другое дело! Швартуйтесь ко мне в сухой док, я вам чаю заварю настоящего, капитанского… – С этими словами он отставил швабру и открыл перед Надеждой неприметную дверь под лестницей.

– Так это вы и есть Африкан Михайлович? – догадалась Надежда Николаевна.

– Я и есть, – признался старик. – Прежде был в этом училище начхачем, теперь служу обыкновенным сторожем. Только ежели вы от Валюши, можете меня просто Михалычем называть. Я же его, кальмар ему в кубрик, знаю как облупленного! Хороший курсант был, старательный! Всегда готов был помочь, и со строевой подготовкой полный порядок…

За дверью обнаружилась каморка, напоминающая маленькую корабельную каюту. К стене был привинчен откидной столик, в углу имелась аккуратно застеленная койка, по стенам висели какие-то корабельные приборы, открытки с видами далеких городов и фотографии морских офицеров в белоснежных кителях и парадных фуражках с крабами. В одном из этих офицеров Надежда Николаевна с удивлением узнала молодого Валю Голубева.

– Швартуйтесь! – повторил старик и придвинул Надежде крепкий табурет из темного тяжелого дерева. Сам он открыл подвесной шкафчик, достал оттуда чайник, металлическую банку с заваркой и две тяжелые кружки в якорях и парусниках.

Через две минуты каюта наполнилась ароматом свежезаваренного чая, Михалыч наполнил кружки и сел напротив Надежды.

– Ну, как Валя? – осведомился он. – Вроде бы я слышал, что он сошел на берег, работает на гражданке?

– Да, и уже очень давно, – сообщила Надежда. – Он инженер, и очень хороший…

– Русалка ему в форштевень! – воскликнул старик. – Инженер! Он настоящий моряк, прирожденный… я, конечно, извиняюсь, дамочка, за свои выражения, но не удержался…

– Ничего. – Надежда улыбнулась. – А Валя, он демобилизовался по здоровью… ну опять же, чтобы семью чаще видеть…

– По здоровью – это конечно… – вздохнул Михалыч. – Я вон тоже по здоровью ушел с флота в это училище, а только как вспомню закат на Филиппинах или, к примеру, раннее утро возле мыса Доброй Надежды… Акула ему, извиняюсь, в клотик!

– Чай у вас хороший! – дипломатично проговорила Надежда. – Ароматный!

– Я же говорю – настоящий капитанский! А все почему? – Он поднял прокуренный палец. – Потому что заварки нужно сыпать как следует! Настоящую капитанскую порцию! Ну, дамочка, вы меня о чем-то хотели спросить?

– Да… – неуверенно протянула Надежда Николаевна. – Хотела у вас узнать об одном вашем выпускнике. Да только, к сожалению, не знаю его фамилию…

– А имя? Отчество? Год выпуска?

– Может быть, зовут его Сергей Максимович, а может, и нет… он вполне мог чужим именем назваться. Год выпуска тоже не знаю, но сейчас ему лет сорок – сорок пять…

– Ну это, кашалот ему в переборку, несерьезно! Это, извиняюсь, плыви туда, не знаю куда! Как я могу про него что-то сказать, если вы ничего не знаете?

– Ну, кое-что я все же знаю. Он довольно заметно прихрамывает. Говорил, что сразу после выпускного бала поехал с друзьями кататься на мотоцикле, попал в аварию и заработал сложный перелом ноги. Из-за этого его комиссовали, так что он ни дня во флоте не служил…

– Не во флоте, дамочка, – поправил Надежду Михалыч, насупившись. – Не во флоте, а на флоте!

– Ну, извините, я таких тонкостей не знаю… И еще, – вспомнила Надежда, – еще у него такая татуировка на пальце – перстень с якорем. Но это, наверное, у многих моряков…

– А ведь я, кажется, знаю, про кого вы спрашиваете… – протянул Михалыч, и на лице у него проступила неприязнь. – Каракатица ему в шпангоут! Вы, дамочка, его по какому вопросу разыскиваете? Он вам, извиняюсь, кем приходится?

– Никем. Я подозреваю, что он совершил преступление, – подумав, ответила Надежда.

– И правильно подозреваете! – прогрохотал старик. – Скумбрия ему в трюм! Сергеем Максимовичем, говорите, назвался? Да он такой же Сергей Максимович, как я Владимир Ильич или, к примеру, Никита Сергеевич! Сергей Максимович – так прежнего начальника нашего училища звали, вице-адмирала Определенного!

– Так я и думала… – вздохнула Надежда. – Не стал бы он своим именем называться!

– Я еще не договорил, дамочка! Вы говорите, на мотоцикле он катался? Сколопендра ему в рундук! На мотоцикле-то это верно, да только не просто катался!

Михалыч сделал паузу, перевел дыхание и продолжил:

– Он с одним дружком магазин ограбил и с места преступления на мотоцикле удрал. Мотоцикл, между прочим, тоже угнал. Да далеко не уехал, в аварию попал. Для первого раза легко отделался – учли молодость, хорошие характеристики, чистосердечное раскаяние, дали один год. Ну разумеется, на флот он не попал, с таким пятном на биографии да с поврежденной ногой. Однако потом, я слышал, он себя выдавал за морского офицера и даже форму носил. А сам… сам стал настоящим уголовником – грабежи, кражи, мошенничества всякие… потом, говорят, завязал, на работу устроился, да я не очень верю.

– Что-то в таком духе я и подозревала! – вздохнула Надежда.

– И вы вот, дамочка, насчет татуировки сказали, – продолжил Михалыч. – И опять, как говорится, пальцем в небо!

– А что – разве у моряков не бывает татуировок?

– Бывают, конечно… – Михалыч смутился. – Даже у меня есть… молодой был, глупый… даже сказать неудобно, что у меня наколото и на каком, извиняюсь, месте. У некоторых моряков целые картины изображены! Помню, служил у нас на эсминце «Вразумительный» капитан-лейтенант Хвороба, так у него на спине была наколота картина на политическую тему – Карл Маркс и Фридрих Энгельс побеждают этого, как же его… Антидюринга! Замполит наш, капитан второго ранга Брус, лично эту татуировку проверял и не нашел, к чему придраться, – все, говорит, политически выдержано, хоть на политинформации показывай в качестве наглядного пособия…

– Так почему же вы говорите, что с тем человеком я пальцем в небо попала?

– Вот именно, что пальцем! На всяких местах моряки наколки делают – на спине, на груди и на других, я извиняюсь, частях тела, только не на пальцах. Перстни на пальцах, дамочка, только уголовники накалывают, и каждый перстень что-то значит. К примеру, если цветок на перстне – это значит, что с самой юности человек на зоне обитает, еще по малолетке загремел, если кот наколот – это расшифровывается «коренной обитатель тюрьмы», а если якорь, как у вашего знакомого, – это значит «я корешей не выдаю».