Мужские сны - Людмила Толмачева

Калитка открылась, и вошел Андрей.

– О-о! Как говорится, не много ли вас, не надо ли нас? Здравствуйте! – улыбался Андрей.

– Папа! А мы тебе блинов оставили. Еще много. Тебе хватит, – подбежала к отцу повеселевшая Даша.

– Добрый вечер! Мы тут навес поправили немного да вот разговорились за чаем, – как будто оправдывался Павел Федорович.

– Я не помешаю вам. Пойду в баню. А вы сидите.

– Да уж пора. Поздно уже. – Павел Федорович встал, подошел к новому столбу, потрогал рукой. – Ничего. Постоит еще, никуда не денется. Ну, хозяюшки дорогие, прощайте! Спасибо за хлеб-соль, а нам пора восвояси. Пойдем, Виталий!

Виталий искоса взглянул на Андрея, пробормотал: «До свидания» – и пошел за отцом на улицу.

– И мы пойдем, Оксана? – спросил Александр жену.

Но Оксана неподвижно сидела за столом и не ответила мужу. Ее взгляд застыл на чайнике, стоящем на столе. Татьяна тоже сидела на своем месте. Внутри у нее клокотала буря. С трудом сдерживаясь, она обратилась к девочке:

– Даша, подай папе чистую футболку. Она висит в комнате на стуле. Там же и все остальное. Сложи в пакет. Так удобнее.

Андрей ждал Дашу у входа в огород, где на задах примостилась баня, и молчал. Впрочем, молчали все. Единственным, кто не понимал причины этого напряженного молчания, был Александр.

– Так пошли? – повторил он вопрос, держась одной рукой за скобу калитки.

– Сейчас, – выдавила из себя Оксана. – Ты иди, я догоню.

Александр пожал мощными плечами и вышел за ворота, не закрыв за собой калитку.

Выбежала Даша с пластиковым пакетом в руке.

– Бери, папа, и иди скорей мойся, а то чай остынет. Я тебе потом кое-что расскажу. Ну что ты стоишь? Тетя Таня, можно я еще в саду поиграю?

– Поиграй, только в траву не заходи, уже роса выпала.

Они остались одни, две соперницы: молодая и перешедшая рубикон под названием «бабий век», одна брошенная, другая – поневоле ставшая разлучницей.

Единственное, что их роднило: они обе любили одного-единственного. И не было из этой ситуации выхода, кроме как брошенной уйти в тень, смириться со своей участью. Но только не для Оксаны. Природа в избытке наделила ее собственническим инстинктом и боевой хваткой. Но к сожалению, обошла при раздаче женского чутья и женской чести, без которых, как известно, настоящей женщины не получится.

– Мне надо поговорить с вами, – не глядя на Татьяну, жестко сказала Оксана.

– Говори, – глухо произнесла Татьяна, которую била нервная дрожь, а горло сжимали судороги.

– Оставьте в покое Андрея! – крикнула Оксана. – Он для вас очередное приключение, не больше.

– А для тебя?

– Любовь всей жизни!

– Почему ты говоришь обо мне с таким презрением? Ведь ты не знаешь меня.

– Достаточно того, что мне рассказала моя мать. Знаете, как называется то, чем вы занимались с моим отчимом? Кровосмешение!

– Потише! Ребенок услышит.

– Ах, о ребенке вспомнили? Да вы сюсюкаете с ней, чтобы втереться в доверие. Противно смотреть!

– Это все?

– Нет, не все! Я написала о вашем поведении в областную Думу. Ведь вы, кажется, депутат? Так вот. Пусть почитают, чем занимается на досуге народная депутатка!

– Убирайся к черту!

– Надо же! Куда девалась ваша интеллигентность?

– Пошла отсюда, маленькая сучка, или я не отвечаю за себя!

Татьяна вскочила, подбежала к метле, что стояла под навесом, и кинулась к Оксане. Но ту будто ветром сдуло. Татьяна увидела лишь косу, мелькнувшую в калитке. Без сил, опустошенная, медленно опустилась она на крыльцо и заплакала. Она рыдала, почти не сдерживая эмоций. Но не только обида была причиной. Она оплакивала свою несчастную жизнь, которая отказала ей в самом главном, ради чего появляется на свет женщина. У нее не было чистой и счастливой молодой любви, не было семьи, не было ребенка. Это ли не Божье наказание? Но за что? За какие грехи?

Прибежала испуганная Даша, начала теребить ее за плечо, жалеть, уговаривать. И Татьяна успокоилась. Она крепко обняла худенькое тельце девочки, вдохнула в себя молочный запах детства, прошептала:

– Дашенька, как я сильно полюбила тебя! Мне не хочется с тобой расставаться. Ты будешь звонить мне?

– Буду.

– Только маме не рассказывай обо мне, ладно? Ей будет неприятно.

– Угу. Дяде Славе тоже неприятно, когда я говорю о папе.

– Но это ничего. Это нормально. Ведь каждый из нас немножко эгоист. Мы не хотим ни с кем делить своих любимых. Поняла?

– Да.

– Пойдем умываться. Пора спать. Ты своих Настю с Эндрю уже уложила?

– Ой, нет! Я сейчас!

Даша убежала в дом, а Татьяна пошла в огород. Ноги сами повели ее к Андрею. Когда нам плохо, мы невольно ищем поддержки у самых близких людей.

На следующее утро они с Дашей встали по обыкновению в девять утра, когда Андрея давно и след простыл. Позавтракали и стали собираться на берег Огневки. Там их должен ждать Андрей, чтобы продолжить этюд с Даши. Они завернули в фольгу вчерашние блины, сделали несколько бутербродов с домашней бужениной и малосольными огурцами, заварили в термосе чай. Пошли не по улице, а берегом реки. Всю дорогу Даша бегала по лугу, рвала цветы. Так, с пышным букетом, и явились перед Андреем, который лежал прямо на траве, закинув руки за голову и покусывая травинку.

– Папа! Посмотри, какой букет! Это тебе.

– Спасибо. Не ожидал такого подарка. Вот с ним я тебя и напишу. Садись сюда. Вот так. Букет слишком тяжел для тебя. Давай-ка половину уберем.

– Дайте мне эту половину, я попробую венок сплести. Когда-то у меня неплохо получалось, – сказала Татьяна, устраиваясь в тени ивы на покрывало.

Они молчали, занятые каждый своим делом. Андрей быстро и энергично писал, Татьяна плела венок, бросая время от времени взгляды то на Дашу, то на Андрея, а Даша сидела на складном стульчике и наблюдала за шмелем, устроившимся на ее букет в поисках сладкого нектара. В сумке у Татьяны зазвучала мелодия шопеновского вальса. Она отложила венок, вынула трубку телефона, нажала кнопку:

– Алло! Слушаю.

– Таня! – раздался возбужденный голос Виталия. – Я узнал, чьи это машины. Поняла?

– Да, да! И чьи же?

– Один «зилок» Плужникова, другой – муниципального коммунального хозяйства.

– Кто там главный?

– Фильчиков.

– Хорошо. Что еще собираешься предпринять?

– Еще подежурим с ребятами, половим «рыбку». Документы кое-какие уже есть, но, как говорится, все шито-крыто. Бумажками они свою задницу, извиняюсь, прикрыть успели.

– Ладно. Спасибо за информацию. Увидимся.

Татьяна отключила телефон, задумчиво посмотрела на речную гладь, искрящуюся многочисленными бликами под июльским солнцем, затем решительно встала.