Гиви и Шендерович - Мария Галина

— Эх! — печально откликнулся Гиви, покрепче ухватился за веревку и осторожно полез вниз.

Солнце поднималось в зенит со скоростью камня из пращи, запущенного могучей рукой гиганта. От невысоких каменных глыб побежали по сухой земле, стремительно укорачиваясь, глубокие синие тени. Лучи, падая отвесно, с изощренной злостью лупили прямо в темя, отчего в глазах пульсировал багровый мрак.

Гиви вздохнул.

— Когда я читал про путешествия, это как-то иначе представлялось. Идешь себе и идешь. Хорошо, тепло, сухо… а тут жарко-то как…

— Нечем нам прикрыть главу от пылающего небесного ока, вот в чем проблема. А посему ждет нас вульгарный солнечный удар. Но я так полагаю, потомок исполинов, что потребно нам идти по следам этих гордых животных… ибо не идиоты же они совокупно с их кормчими.

— Кто их знает… они ж дикие совсем, Миша.

— Верблюды?

— Нет, кормчие.

— Дикие-дикие, а свою пользу знают. Гляди-ка, чего там!

Одинокая птица, промелькнув в раскаленном воздухе, уселась на обломок выветренной скалы. Нагло игнорируя путешественников, она, поглядывая в их сторону черным блестящим глазом, чистила пестрые перья, отливающие охрой и лазурью.

— Птица! — констатировал Гиви очевидное.

— Точно, — согласился Шендерович. — Я, о, мой истомленный друг, не силен в орнитологии, но готов поклясться этой… скрижалью Силы, что где птица, там вода. А где вода — там жизнь. Ну-ка, шугани ее, потомок исполинов!

— К-шш! — сказал Гиви и взмахнул руками.

Птица нагло поглядела на него и не тронулась с места.

Гиви нагнулся, отчего в глазах совсем потемнело, подобрал сухой ком глины и запустил в вестницу небес. Снаряд пролетел по касательной и упал где-то за скалой. Птица неохотно взмахнула крыльями и вспорхнула. Покружившись какое-то время, она медленно полетела по прямой, издевательски поводя из стороны в сторону многоцветным хвостом.

— За ней! — скомандовал Шендерович.

— А верблюды?

— Да хрен с ними! Что эти животные понимают? Они месяц без воды могут продержаться — на чистом самообеспечении.

— Миша, я больше не могу… Давай, вернемся!

Сейчас, в пылающем свете, прохладная пещера с ее клетчатым алтарем и сомнительной чистоты жертвенным камнем казалась Гиви даже уютной, зловещий Мастер Терион — просто безобидным чудаком, а уж брат Пердурабо — просто душкой. Зато там было полным-полно воды, хоть купайся…

— Вернемся. Ну что они нам сделают? Пусть хоть что, пусть хоть змею варят…

Шендерович мрачно заморгал воспаленными веками.

— Ты что, о, мой малодушный герой, совсем умом рехнулся? Они ж нас на куски разрежут!

— Пусть режут… Сначала пусть только попить дадут!

— Да не дойдем мы! — с досадой отозвался Шендерович, — Захотим, а не дойдем! Спечемся! Нет, страдалец, вперед и только вперед! Вон, птичка как чешет!

— Не могу больше, Миша! — повторил Гиви, опускаясь на песок. — Все.

— Вставай, дурень! Они ж нас наверняка хватились уже! Детей этих своих в погоню выслали!

— Вот и хорошо! Пусть догоняют. А не догонят, тоже ничего. Умру лежа.

— Вставай, — прохрипел Шендерович, склонившись над Гиви и, морщась оттого, что солнце било ему прицельно в макушку, — вставай ублюдок.

— Не встану! — пробормотал Гиви, выплюнув сухой песок.

— Встанешь! — угрожающе сказал Шендерович.

— Нет!

— Ты ж южный человек! Грузин, практически грек! Ты ж должен жару любить!

— Какой я южный, — вяло отмахнулся Гиви, не поднимая головы, — я в Питере родился, чтоб ты знал!

— А гены? А горячая кровь? А зов предков? Вставай, сукин сын!

— Пошел вон, — отчеканил Гиви, трепеща от собственной смелости. — Авантюрист недоделанный.

— Свинья малодушная, — отреагировал Шендерович, — аккуратно пиная Гиви носком ботинка под ребра, — я, что ли, тебя сюда притащил?

— Притащил. Ох, не надо!

— Надо! — холодно сказал Шендерович, отводя ногу для следующего пинка. — И учти, третий будет в морду.

Птица вновь уселась на ближайший бархан, поглядывая на них с благожелательным интересом.

— Ладно… встаю я, встаю. Ну что прицепился.

— Ну, вот и умница, — ласково сказал Шендерович. — Давно бы так.

Птица почистилась, аккуратно выдернула перо откуда-то из-под мышки и вновь взлетела, выжидательно оглядываясь на путешественников.

— Животного бы постыдился, — укорил Шендерович.

… Солнце палило уже и вовсе невыносимо. Тени от скал сократились до минимума, а черная крестообразная тень от птицы, колеблясь, скользила по невысоким песчаным дюнам, которых вокруг становилось все больше.

— Это она нарочно, — прохрипел Гиви пересохшим горлом.

— Птицам, о, мой недоверчивый спутник, злокозненность неведома. У них мозгу на копейку…

Птица вновь уселась на камень и принялась чистить перышки.

— Ишь ты, — прокомментировал Шендерович, — старается. Чистоплотная…

Он подобрал горсть песку и бросил ее в птицу. Та опять взлетела, что-то оскорбленно прокричав в сторону Шендеровича.

— Сама дура, — обиделся тот.

— Слушай, да отвяжись ты от нее, — устало проговорил Гиви, — что к животному пристал?

— Соображать должна, — пояснил свое поведение Шендерович, — Пускай к воде выведет.

Он приложил ладонь козырьком и уставился в раскаленный полдень. Воздух дрожал и переливался, дробился на блестящие зеркальца, пустыня вдали казалась вымощенной стеклом…

— Ох, — Шендерович вдруг резко остановился и схватил Гиви за плечо, — глянь-ка туда…

— Мамочка моя, — пробормотал Гиви.

В воздухе воздвигался город. Золотые, зеленые, бирюзовые купола отсвечивали на солнце, гордые белые башни дышали лунной прохладой, холодные искрящиеся струи фонтанов били высоко в небо, осыпая многоцветной радугой пышные пальмы.

— Вот это да! — благоговейно шептал Гиви, таращась на нестерпимый блеск золотых крыш. — Гляди, Миша, какой город! Вот куда нам бы надо!

— Мираж, — прозаично осадил его Шендерович, — типичный мираж… самый что ни на есть обыкновенный.

— Разве такая красота может быть обыкновенной? Ты ж погляди!

— Распространенное в таком вот климате явление. Пустыня, чего ж ты хочешь?

— Пить хочу, — вспомнил Гиви.

— Мираж бывает исключительно в условиях пониженной влажности. Где, кстати, эта чертова птица?

— Вот она…

Птица сидела на кромке очередной скалы и опять чистила перья. При виде Шендеровича она настороженно приподняла и вновь опустила хохолок.

— У-у, курица, — устало прошипел Шендерович.

Птица выразительно пожала плечами и отвернулась.

— Миша! — вдруг сказал Гиви, с трудом отводя глаза от белых стрельчатых арок, которые медленно таяли в голубоватой дымке — глянь-ка, на чем она сидит…