Гиви и Шендерович - Мария Галина

— Ага!

— И теперь — опять! Ну почему именно я? Что у меня за несчастный жребий такой — вечно таскаться за этим самодуром? Воплощение за воплощением! Говорил я братьям, устал я, подберите другую кандидатуру, так нет… ты его, мол, лучше знаешь, притерлись за столько веков… Притерлись! Я из-за него до зеленых чертей допилась!

— Ага…

— Ну, наконец-то, труды мои завершились. Ибо был я по воле братьев с этим честолюбцем до решающего часа! Теперь же ожидание наше исполнилось и Свет прольется на весь Великий Восток. Вставайте, высокие, пошли! И прости, о, Добрый кузен, — поклонился он в сторону Гиви, — что этот астральный слепой не распознал в тебе сущность могучую.

— Ничего-ничего, — поспешно сказал Гиви.

— А куда, собственно, пошли? — холодно поинтересовался Шендерович.

— На Делание, разумеется, — удивился брат Пердурабо,. — Ибо для того призвали вас сюда Великие Светила. Сейчас все и устроим. Раньше начнешь — раньше закончишь, не так ли?

— Да всегда пожалуйста, — Шендерович был на удивление покладист, — только потребен мне инструментарий соответствующий… ибо ты, умелый подмастерье, должен знать, что не бывает Каменщика без Мастерка, Плотника без Молотка и Кузнеца без Молота.

Во мраке пещеры он пихнул Гиви локтем и попал в солнечное сплетение. Гиви шумно втянул воздух. Получилось очень внушительно.

— Пощади неразумного, о, Избранник! — торопливо проговорил брат Пердурабо. — Нетерпение мое простительно, но непростительно небрежение. Разумеется! Я должен был позаботиться, прежде, чем налагать на тебя священную обязанность!

— Как говорят в нашем кругу — поспешишь — людей насмешишь, — заметил Шендерович.

— О, как верно! Что именно тебе потребно, о, Прозревающий Глубины?

— В саду нашего отдохновения, — неторопливо повел Шендерович свою речь, — оставили мы священные предметы. И было их числом четыре. Жезл укороченный, карманный, темного металла, изогнутый и раздвоенный на конце — атрибут мудрости; круг алмазный с коловоротом посредине — символ мироздания, атрибут жесткости; факел самосветящийся, переносной, в воде негаснущий — атрибут прозрения и якорь трехлапый, с тросом привешенным — атрибут… э… заякоривания… да шевели же мозгами, потомок Шемхазая!

— Атрибут соединения, — поспешно подсказал Гиви.

— Истинно так! Атрибут единения и удержания! И без этих предметов Делание будет неполным! Все! Я сказал!

Брат Пердурабо на миг задумался.

— Сие возможно, — сказал он, наконец. — Приманить сюда атрибуты — ничто по сравнению с теми трудами, коими привлек я сюда Скрижаль Силы… ибо, что бы там ни внушал этот ничтожный, это была моя заслуга, а не его…

— Истинно так…

— И если Брат Братьев, Кузен Кузенов соизволит подождать…

— Я подожду, — милостиво согласился Шендерович, вновь опускаясь на подушки.

— Ах, как ты прав был, Всеотец, когда скрыл от этого суетного, этого невежественного свою потребу в атрибутах! Как прав ты был, углядев под блестящей личиной черную суть самозванца и корыстолюбца! Как прав был, столь хитроумно отказавшись от Делания! И как ты прав, Утро Света, что доверился своему брату…

— А то! Мудрость моя безгранична. Михаил, сказал я себе, лишь только увидел этого человека, ему нельзя доверять! Ты погляди на его бегающие глаза, сказал я себе! Он замышляет недоброе! И погляди на Опору Силы, на Столп Правды, что высится рядом с ним, скромно скрывая свою личину под этим небогатым, неброским, выгоревшим одеянием!

— А, по-моему, это очень приличный халатик, — обиженно сказал брат Пердурабо. — Я носил его, еще будучи Розой Келли. На нем такие милые рюшечки…

— Под этим скромно, но со вкусом отделанным облачением!

— Так я пошел?

— Ступай, Кузен. Ибо недолго осталось ждать рассвета.

Брат Пердурабо сложил ладони, поклонился и скользнул во тьму. Шендерович тут же вскочил с подушек, раздраженно пнув их ногой, отчего они разлетелись в разные стороны, и как тень, заметался по пещере, то и дело натыкаясь на какие-то невидимые предметы. Гиви на всякий случай жался к стене — судя по печальному звону, ночной горшок стал одной из жертв бурной активности партнера.

— Да не стой же как столп силы, — раздраженно прошипел Шендерович, — шевелись! Там в углу стоит блюдо с финиками. Увязывай их в эту чертову скатерть. И бутылку туда же.

— Пробку никак не найду… ага, вот она!

— Готов?

— Готов!

— Пошли…

Они двинулись к выходу, но тут же наткнулись на брата Пердурабо, который, тяжело дыша, благоговейно нес на вытянутых руках объемистый сверток.

— Вот оно, о, Светоч! — произнес он, отдуваясь, — извлек я твои атрибуты силы и немало при том потрудился. Ибо если б ты знал, кто наложил на них руку, ты бы подивился моему могуществу!

— Ты воистину могуч, о, брат, — похвалил Шендерович, принимая сверток. — Так… так… все на месте. Порядок… Веди же!

Брат Пердурабо повернулся и, все еще задыхаясь и время от времени приваливаясь к каменной стене, пошел по тропинке. Шендерович следовал за ним, выжидательно замирая, стоило лишь адепту притормозить. Наконец, улучив момент, он коротко размахнулся и аккуратно врезал брату Пердурабо по затылку фомкой, обернутой для милосердия в пышную мантию. Брат Пердурабо зашатался и мягко сполз на руки Шендеровичу.

— Порядок, — еще раз удовлетворенно пробормотал тот.

Он аккуратно выпутал фомку, расстелил мантию на тропинку, уложив сверху беспамятного брата Пердурабо.

— Вот и ладненько, — деловито приговаривал он, стягивая на адепте узлы мантии. — Вот и хорошо… пошли, о, Кузен Кузенов, пока он не выпутался из кокона.

— Эк ты его! — восхитился Гиви.

— Я ж говорил, держись Шендеровича. Шендерович плохому не научит.

Он размахнулся, раскрутил якорь и с завидной ловкостью зацепил его за каменный выступ.

— Порядок, — сказал он в третий раз, спуская вниз веревку и дергая ее, чтобы проверить на крепость. — Бери харчи, брат Гиви, и спускайся. Я проверял, тут невысоко. А я понесу атрибуты. Похоже, этот Ленуар, кто бы он ни был, в атрибутах толк понимал. Хорошие атрибуты, пригодятся. Да не боись ты! — прикрикнул он, видя, что Гиви топчется на краю обрыва, не решаясь начать спуск. — Я еще сделаю из тебя мужчину, орел мой горный.

— Эх! — печально откликнулся Гиви, покрепче ухватился за веревку и осторожно полез вниз.

Солнце поднималось в зенит со скоростью камня из пращи, запущенного могучей рукой гиганта. От невысоких каменных глыб побежали по сухой земле, стремительно укорачиваясь, глубокие синие тени. Лучи, падая отвесно, с изощренной злостью лупили прямо в темя, отчего в глазах пульсировал багровый мрак.