Быстрая смерть. Тайна Камня друидов (сборник) - Глэдис Митчелл

– Я могу увидеть Алистера? – спросил Карстерс.

– Ни за что! – сердито отрезал Гард. – Старый осел подался на Тибет.

– Куда-куда?!

– Действительно, это не может не удивлять! – рассмеялась Дороти, заметив, как поражен Карстерс. – Гард не шутит. Видимо, мистер Бинг успел подготовиться и все заранее устроить, потому что прямо в день ареста миссис Брэдли был таков, ни слова нам не сказав. Мы узнали о его маршруте от инспектора полиции. Теперь полиция опасается, что не успеет его вернуть до суда. Они только позавчера точно определили, куда он держит путь, так что у него была фора почти в месяц. Мистер Бинг не такой уж важный свидетель, но все же…

– Он не мог не знать, что понадобится в качестве свидетеля, – произнес Карстерс. – Не понимаю…

– А я понимаю, – сказал Гард. – Старик ленив и не желает, чтобы его беспокоили. Решил улизнуть, прежде чем ему принесут повестку. Очень надеюсь, что его поймают и адвокат обвиняемой как следует его поджарит. Правда, мы с Дороти совсем не возражаем против его отсутствия: приятно самим хозяйничать в доме.

– В таком случае я хочу попросить вас о той же услуге, о какой собирался попросить Алистера, – сказал Карстерс.

– Конечно, – улыбнулась Дороти. – В чем дело?

– Лучше помолчи, шалунья, – обратился к ней муж, усаживая ее себе на колено. – Нет – женскому диктату!

– Я прошу разрешить мне обыскать дом и территорию в поисках улик, которые оправдали бы миссис Брэдли, – объяснил Карстерс. – Пока, боюсь, ее не ждет ничего хорошего.

– Делайте все, что хотите, сэр! – воскликнул Гард. – Я распоряжусь, чтобы слуги предоставили вам ключи и все остальное. Если мы можем быть вам чем-то полезны, обращайтесь без стеснения.

– Отлично, старина! – ответил Карстерс.

– Между прочим, вы могли бы разговорить Мейбл Кобб, – предложил Гард. – Сдается мне, она решила, что не все сказала на дознании. Пытала меня, что произойдет с тем, кто скажет на суде не всю правду. Я не понял, куда она клонит, и, боюсь, немного напугал ее, поэтому ничего от нее не добился. Вы – другое дело. Вдруг вам повезет?

– А еще загляните в дневник Элеонор, – посоветовала Дороти. – Мы там ничего не разобрали. Вдруг у вас получится лучше?

– Не могу поверить в свою удачу! – воскликнул Карстерс. – Мейбл Кобб и дневник Элеонор! Полагаю, полиция с ним знакомилась?

– С дневником? Да. И начальник полиции графства, и инспектор. Оба пришли к выводу, что Эверард Маунтджой убита той же Элеонор. Но все мы сделали это заключение гораздо раньше, так что опять все это ворошить не имеет смысла, – произнес Гард. – После ареста полиция почти не совала нос к нам в дом, а это значит, что улики спокойно дожидаются вас, если их по неведению не потревожили мы сами.

– Я не слишком рассчитываю на везение, – улыбнулся Карстерс. – Просто чувствую, что должен попробовать.

Первым делом он послал за Мейбл Кобб. Без всяких предварительных расспросов, действуя наугад, выпалил:

– Что вы сделали с той кофейной чашкой утром после гибели мисс Бинг?

– Взяла ее и отнесла вниз, чтобы вымыть, – угрюмо ответила Мейбл, опасаясь подвоха.

– Вот как? А кого вы повстречали на лестнице в то утро?

Выстрел попал в цель. Мейбл сглотнула, покраснела, потом побледнела и схватилась за край стола, будто в попытке усидеть после удара наотмашь.

– Никого я не видела!

Карстерс придал своему взгляду свирепости:

– Так не пойдет! Выкладывайте все как есть!

Но Мейбл уже преодолела приступ страха, ее глупое лицо застыло и уже не выглядело глупым. Она сцепила пальцы. Ее голос превратился в шепот, но речь обрела осмысленность:

– Убирайтесь со своими вопросами куда подальше! Не стану я отвечать! Кто вы такой?

И, выпустив эту парфянскую стрелу, горничная с достоинством покинула библиотеку.

Карстерс закусил губу, заставил себя промолчать и только усмехнулся.

«Надо будет обсудить это с Гардом, – подумал он. – Но сначала заглянем сюда…» Он взял дневник Элеонор и открыл первую страницу. Дневник касался, главным образом, домашних дел. Элеонор писала о том, что` необходимо купить, почистить, когда предоставить тому или другому слуге очередной выходной, когда тот или иной из них был отпущен раньше времени, заболел и прочее. Первая половина дневника не представляла интереса, и Карстерс перешел ко второй половине.

Вскоре тон заметок изменился. Домашние дела упоминались так же часто, но гораздо менее пространно, с сокращениями; гораздо больше внимания стало уделяться другим, более насущным темам.

Под датой «28 мая» значилось: «Слуги. Окна. Ужин: 7 ч.в. Все домашние. Скандальное поведение отца. Не знаю, как быть. Предупредить Мейбл. Мысли не давали спать. Подколодная змея».

«Что за оплошность допустил Алистер и каковы могли быть последствия?» – подумал Карстерс, улыбаясь.

Записи последующих дат напоминали эту, была даже приписка о необходимости «немедленно избавиться от мерзкой девки». Далее Мейбл именовалась «бесстыжей девицей», а Алистер Бинг «безнравственным чудовищем».

«Судя по всему, она принимала все близко к сердцу», – подумал Карстерс, с любопытством переворачивая страницу.

17 июня Элеонор записала: «Отец отказывается «уклоняться от ответственности», как он (благородно!) это именует. Жуткая Мейбл остается. Гард за отца. Остаться в одном доме с ними значит вываляться в грязи».

«Сильно же ее проняло! – усмехнулся Карстерс. – Бедная Элеонор! Она принимала все гораздо ближе к сердцу, чем могли предположить остальные».

24 июня: «Кто-то один, или эта мерзкая змея, или я, должен покинуть дом. Я не могу оставаться с ней под одной крышей».

Наконец Карстерс добрался до записи, которую надеялся найти. Она была помечена 30 июня.

«Отец набрался смелости пригласить гостей, словно ничего не случилось. Ради чести семьи я должна остаться, пока не завершится этот визит. Гард пригласил женщину, миссис Лестрендж Брэдли. Помню ее».

На следующий день Элеонор продолжила: «Эта та ужасная женщина, которая донимала нас во Франции. Правда, она спасла Гарда от беды: вышла бы большая неприятность, если бы выплыла правда», – писала пуританка Элеонор.

Потом возникла Маунтджой: «Здесь находится молодой человек, к которому меня почему-то влечет. Его зовут Эверард Маунтджой».

Внизу страницы автор дневника несколько раз повторила имя Эверард, один раз сопроводив его фамилией Маунтджой и один раз – без нажима, но все же заметно – сокращением Mrs.

Карстерс вздохнул.

«Нетрудно понять, кто хотел этой помолвки, закончившейся так печально», – подумал он.

Далее последовала и запись о помолвке, сделанная твердой и, как показалось Карстерсу, благоговейной рукой. «Она устраняет все мои трудности», – добавила Элеонор.

Это выглядело чистой правдой, поскольку несколько последующих записей снова посвящались подробностям домашнего хозяйства.

Начиная со 2 августа (последняя запись в дневнике, что характерно, датировалась 12 августа – днем, предшествовавшим гибели Маунтджой) автор дневника утратила прежнее спокойствие, исполнившись сомнений и подозрений.

Одна из записей гласила: «Мы помолвлены, но Эверард с тех пор не заговаривал о браке. Возможно, он считает, что я проявила бесстыдство, буквально вырвав у него обещание».

«Это кое-что объясняет, – решил Карстерс. – Значит, она буквально «вырвала обещание»! Иными словами, сама сделала Маунтджой предложение, а не наоборот».

«Настоящая пытка, – писала она дальше, – находиться так много с моим Эверардом, зная, что у него нет желания приласкать меня. Наверное, надо довольствоваться (эта запись залезла на страничку следующего дня) его непонятной платонической любовью, но порой меня охватывают странные желания. Не хочется признаваться в них даже самой себе. Я сказала ему, что Гард и Берти не застегивают тенниску на все пуговицы и лучше и ему делать так же, но он пробормотал в ответ что-то невнятное и не расстегнул воротник. Вид у него был, как у глупого викария, а мне хочется, чтобы Эверард выглядел мужественным и загорелым».

«Бедняга Эверард! Непонятно, что заставило ее обручиться с Элеонор!» – подумал Карстерс.

Прочитав самую последнюю запись в дневнике, Карстерс заморгал и захлопнул его. В комнате горел камин. Он шагнул к нему и предал дневник Элеонор огню.

– Свобода современной девушки, – вслух произнес Карстерс, – имеет свои достоинства. Полагаю, делая последнюю запись, Элеонор готовилась поквитаться за истязания, которым себя подвергала двадцать лет. – Еще раз вспомнив прочитанное, он покраснел. – С убийством Маунтджой все ясно, – пробормотал Карстерс. – Обнаружив после всего этого, что Маунтджой – женщина, бедная девушка тронулась умом. Миссис Брэдли права: Элеонор убила Маунтджой, но кто, черт возьми, лишил жизни саму Элеонор? Приступим к систематическому поиску и поглядим, что сможем найти.