Черный мерин - Андрей Кивинов

– Может, пронесет? Не прочухает он ничего?

– Уверен, уже прочухал… Рано или поздно зашлет «ответку». Надо будет позвонить Вадику, узнать, как там обстановка. Ладно, не гоношись, дай подумать.

Егор изобразил на лице муки творчества. Творил он минуты две. Я не мешал. От моего друга вновь зависела судьба человека. Я имею в виду не президента, а себя. Придумай, придумай что-нибудь… Не в Ингушетию же мне ехать? И под каким соусом? Демидова хоть генпрокуратурой можно испугать, а ингушского дехканина?.. Шайтаном? Думай, Егорушка, думай. Инфаркт уже близок, вон он, гад, маячит за памятником Дзержинскому.

– Пошли,– Егор кивает на двери милицейского храма,– только в разговор не встревай. Просто соглашайся со всем, что я скажу.

Я запираю «Виктора Степановича», пардон, его двойника, и иду следом за другом. У дверей храма друг останавливается и смотрит мне в глаза.

– Контрольный вопрос… Законный путь один – ехать в Ингушетию, но ты туда не поедешь. И никто не поедет. Все остальное – незаконно. Ты готов к этому?.. Выбирать тебе.

Странный вопрос? А по какому, интересно, закону Игорь Борисович угонял мою машину? По какой статье? Око за око! И если теперь нельзя решить вопрос по закону, утереться соплями и лапу сосать? Да, я хочу жить по правилам, но мне не дают! Хватит, не могу больше!..

– Готов!

Мы петляем по узким коридорам, наконец упираемся в дверь.

– Ты точно готов?

– Точно!

Игорь Борисович, сидя напротив Егоркиного приятеля, корпел над сочинением «Как я провел лето и одного курьера». В школе, видать, списывал, сейчас возникли проблемы с падежами. Всю бумагу потом залил, даже противно.

– Миша, оставь нас на пару слов,– обращается Егор к напарнику. Тот молча выходит из кабинета.

– Значит так, Игорь Борисович,– Егор садится на место ушедшего,– я поговорил с потерпевшим.

Егор кивает на меня.

– Он, в отличие от вас, человек порядочный и готов простить. Тем более, что ущерб возмещен. Хотя я бы вас посадил. Готовы простить, Артем Григорьевич?..

Я киваю, как и было оговорено. У президента появляется румянец.

– Но!.. Согласно закону, возмещение ущерба не освобождает от уголовной ответственности!

Румянец исчезает.

– Правда, в том случае, если речь идет о тяжких преступлениях.

Румянец вновь вспыхивает.

– Кража машины не очень тяжкое преступление, и потерпевший вправе примириться с подозреваемым и не доводить дело до суда. Оно в этом случае будет прекращено. Так вот… Потерпевший помирится с вами только в одном случае… Если вы вернете ему участок. Машина при этом останется у него в качестве возмещения моральных страданий. Я правильно понял, Артем Григорьевич?..

– Правильней некуда,– подтверждаю я,– я очень страдал. Не дай вам Бог такого. Язву чуть не заработал.

– По-моему, это справедливо,– продолжает Егор.– Или нет?..

Позеленевший, как Шрек, Игорь Борисович мучительно пытается выдавить слово «да». Выдавливай, выдавливай…

– Д-да, но…

– Что «но»?..

– Мне кажется, это много…

– Ну, вы даете, Игорь Борисович! Груду железа сменять на два, а то и три года колонии?! Пусть даже самой фешенебельной. Вернуться с туберкулезом или вообще без головы?.. Вы непрактичный человек. Зоны нынче лютые… Кстати, половину суммы вы смело можете получить со своего напарника, который угонял…

– У него ничего нет…

– Как вы понимаете, Артема Григорьевича это обстоятельство интересует мало. Ну что, согласны? Или я вызываю следователя, и он начинает оформлять бумаги.

– Но погодите,– не уступал президент,– на участке строится дом, забрать я его уже не смогу…

– Артем Григорьевич,– спрашивает меня Глазунов,– на вашем участке был дом?

– Конечно. Только его молдаване снесли. По его приказу. А дом хороший, крепкий…

– Да какой крепкий? Сарай полуживой! – энергично возмущается Игорь Борисович.

– К сожалению, теперь это уже не установить,– разводит руками Егорка.– Значит, придется отдавать и дом. Пусть даже недостроенный.

– Там только крыши нет!

На президента больно смотреть. Такое ощущение, что ему места в шлюпке не досталось во время кораблекрушения. Жмот!

– Хорошо, дело ваше,– Глазунов снимает трубку местного телефона.– Сергеич, это Глазунов. Закажи, пожалуйста, следователя. Материал я сейчас принесу. Кража машины. Нет, не угон, а именно кража… Давай.

– Не надо, я согласен! – президент отчаянно машет руками.– Пусть подави… в смысле, забирает.

– Сергеич, пока отбой… Если что, перезвоню.

Егор кладет трубку и кладет перед собой чистосердечное признание президента.

– Где документы на землю?

– Дома… На квартире…

– Значитца так… Сейчас мы все вместе поедем туда. Вызовем нотариуса, вы оформите сделку купли-продажи земли, потом нотариус ее зарегистрирует. Когда документы будут на руках у потерпевшего, он напишет заявление, что претензий к вам не имеет. Устроит такой вариант?

Президент смотрит на меня с ненавистью. (Никакой игры!) Смотри, смотри, мне на твои гляделки наплевать и растереть. В салоне ты по-другому смотрел.

– Устроит…

– Тогда вызывайте нотариуса. У вас, кажется, есть персональный.

Игорь Борисович, вытирая слезу, вытащил из пиджака мобильник…

Не буду утомлять вас описанием наших разъездов. Все прошло, как надо. Я купил у президента участок за символическую сумму, написал заявление, что претензий к нему не имею, и мы разошлись краями. Провозились часов до восьми вечера. На прощание Егор предупредил Игоря Борисовича, чтобы тот не вздумал мстить или пакостничать. К примеру, взрывать дом или сжигать джип. Последствия будут ужасными. Не знаю, насколько искренне, но президент пообещал.

Потом мы поехали праздновать. Не мог я оставить Егорку трезвым после столь успешного завершения всех мытарств, и мы приземлились в одном из кабачков Петроградской стороны, чтобы пропить и проесть мой вчерашний ночной заработок.

После первой рюмки коньяка я задал вопрос, который мучил меня всю дорогу до кабака.

– А с джипом теперь что делать? У меня же даже доверенности на него нет. Знали б, Демидова напрягли.

– На самом деле, Тёма, я тебя немножко обманул. Тачку легализовать не так трудно… Но опять-таки по-«левому». Например, продать за полцены на запчасти. Или в ту же Ингушетию или Чечню толкнуть. А там не будут ни документов спрашивать, ни номера сличать. В конце концов, можно забить номера на агрегатах, бросить машину в темном дворе, а после прийти в милицию и заявить, что случайно увидел свою машину. Ее осмотрят, ты ее официально опознаешь, и тебе ее официально вернут. После по новой ставишь ее на учет и спокойно рассекаешь… Выбирай, что душе угодно. Но я, как мать, тебе этого не советую.

Егор как-то меланхолично посмотрел через окошко на улицу, где стоял брат «Виктора Степановича».

И тут я понял, чем могу отблагодарить друга.

– Слушай, а забирай его себе! Мне и участка хватит. А тебя с твоими корочками никто и проверять не будет. Забирай!

Егорка грустно улыбнулся.

– Спасибо, Тём, не надо. Это твоя машина. И потом, отдел собственной безопасности через два дня заинтересуется, откуда у меня такой агрегат.

– Брось ты. Вон, у вашей «управы» одни иномарки. Еще и покруче.

– Так это «оборотней» иномарки. Их как раз никто не проверяет, понимают, что бесполезно, а я на хорошем счету … Наливай.

Что ж, придется еще разок поступить не по правилам. Загнать брата «Виктора Степановича» действительно можно без проблем. Связи в автосервисе, где я мыл машины, остались. Там только шепни. Даже половины цены нам с Вероникой хватит и на квартиру, и на Египет, и на свадьбу. И еще на шопинг останется. Завтра же позвоню парням…

После третьей рюмки Егорка вспомнил про Суходольск.

– Мы ж Вадику собирались позвонить, узнать, как дела? Победила ли революция? Давай трубу, он еще на работе должен быть.

Я без вопросов протянул мобильник. Халявные деньги «Парадиза» на счету еще остались. Егор достал пухлую записную и набрал номер.

– Алло! Горохова можно? Вадик, ты? Это Егор из Питера. Ну, как там у вас?..

Мне, конечно, было интересно, но в этот момент бармен переключил канал телевизора, висевшего над стойкой. Транслировали выездной матч «Зенита». Черт, совсем забыл надеть футболку. Я встал из-за стола и подошел поближе, чтобы узнать счет.

Мелькнул гостевой сектор. Голые до пояса, пузатые фаны размахивали флагами и распевали песни. О, да это ж «восемьдесят восьмой»! Точно!

– Знакомый мой,– сказал я бармену, кивнув на экран.

– Кержаков, что ли?

– Не, Горшков. Восемьдесят восьмой.

– Круто… Скажи, пусть заходит. У нас уже много кто был.

– Хорошо. Счет-то какой?

– По нулям.

Минут пять я наблюдал за игрой, после вернулся за столик. Егор уже закончил разговор и цедил из рюмки коньяк. Настроение его, как мне показалось, упало еще на несколько градусов ниже нуля по шкале Цельсия.