Навеки твоя Эмбер. Том 2 - Кэтлин Уинзор

– Не имеет значения. Я все эти пьесы играла на сцене. – Она знала, что ему неприятно, когда она вспоминает о театре, поэтому говорила об этом часто, чтобы досадить графу. Пока что он отказывался проглотить наживку.

Но сейчас он посмотрел на Эмбер с явным недовольством.

– Мадам, я льстил себя надеждой, что ваша скромность помешает вам когда-либо упоминать столь позорный эпизод вашей жизни. Прошу вас никогда не говорить об этом при мне.

– А почему бы нет? Я-то не стыжусь, что играла на сцене!

– А мне стыдно за вас!

– Однако это не помешало вам жениться на мне! На расстоянии нескольких футов, что разделяли их, Эмбер и граф в упор глядели друг на друга. Она давно уже почувствовала, что, как только ей удастся разрушить его холодность и сдержанность, он будет у нее в руках. «Если я когда-нибудь ударю его, – не раз думала она, – я никогда больше не буду его бояться». Но она никак не могла решиться на это. Эмбер хорошо знала, что он жестокий и злобный человек, и эти качества у него утонченные, как и все остальные его пороки. И пока что она не смогла придумать способа подчинить его. Ее одолевал страх, и она ненавидела себя за свою трусость.

– Нет, не помешало, – согласился он наконец. – Это не помешало мне жениться на вас, ибо вы обладаете другими достоинствами, которым я не мог противиться.

– Да! – резко оборвала она. – Целых шестьдесят шесть тысяч достоинств.

Рэдклифф улыбнулся.

– Как проницательно для женщины, – заметил он.

Несколько секунд она глядела на него взглядом, полным ненависти, – ах, как ей хотелось ударить его по лицу! Оно треснуло бы, как голова куклы, думала она. Она представила себе выражение панического ужаса на этом лице, когда оно начало бы рассыпаться от ее удара. Она неожиданно повернулась к книжным полкам.

– Ладно, а где пьесы?

– Бот на этой полке, мадам. Возьмите любую книгу, какая вам по душе.

Она наугад взяла три-четыре тома, даже не посмотрев на названия, ибо торопилась поскорее уйти оттуда.

– Благодарю вас, сэр, – сказала она, не глядя на графа, и пошла к дверям, как вдруг снова услышала его голос:

– У меня есть несколько очень редких итальянских книг, которые, я полагаю, заинтересуют вас.

– Я не читаю по-итальянски. – Она не обернулась .

– Достоинства этих книг можно оценить и не зная языка. В книгах использован универсальный язык картинок.

Она сразу поняла, о чем идет речь, и остановилась, охваченная острым интересом, который всегда испытывала ко всему сенсационному и непристойному. С циничной улыбкой, выдававшей его явное удовольствие от того, что он возбудил ее любопытство, он повернулся и достал с полки том в кожаном переплете ручной работы, положил книгу на стол и выжидательно отошел в сторону. Эмбер повернулась и на мгновение остановилась, с подозрением посмотрела на Рэдклиффа – не расставил ли он для нее ловушку. Потом, дерзко вздернув подбородок, шагнула к столу и раскрыла книгу. Она перевернула с полдюжины страниц с непонятным для нее текстом и замерла от удивления при виде первой же картинки. Иллюстрация была превосходно сделана, нарисована от руки и изображала молодых мужчину и женщину, обнаженных, в любовном экстазе.

Минуту Эмбер, как завороженная, рассматривала картинку. Неожиданно она подняла глаза и увидела, что граф наблюдает за ней исподтишка и выражение на его лице точно такое, как в тот день в библиотеке Элмсбери. Выражение это мгновенно исчезло. Эмбер взяла книгу и пошла к дверям.

– Я так и думал, что книга заинтересует вас, – услышала она слова Рэдклиффа. – Но, пожалуйста, обращайтесь с ней аккуратно. Книга очень старая и очень редкая, настоящая драгоценность в своем роде.

Она не ответила и не обернулась. Она испытывала гнев и отвращение, но одновременно и приятное возбуждение. Похоже, на этот раз он выиграл поединок.

Глава сорок первая

В присутственных покоях королевы толпились придворные. Дамы предстали во всем великолепии кружев, атласа и бархата всех цветов: гранатового, карминного, желтого цвета примулы, матового сливового и пламенно-алого; плечи, грудь, руки сверкали драгоценностями; сотни свечей в канделябрах и бра освещали зал, а гвардейцы-йомены держали пылающие факелы. Их величества сидели на возвышении, задрапированном малиновым бархатом, расшитым золотом и серебром, и подавали руки для поцелуев. В одном конце зала музыканты, одетые в наряды из разноцветной тафты, с венками на головах, настраивали инструменты. Посторонних не было, на галереях не толпились зеваки, ибо от чумы еще умирали люди в городе и число смертей колебалось от недели к неделе. Придворные дамы лишь недавно прибыли из Хэмптон-Корта.

– Ее светлость графиня Каслмейн! – провозгласил церемониймейстер.

– Барон Арлингтон! Леди Арлингтон!

– Лорд Денхэм! Леди Денхэм!

– Граф Шрусбери! Графиня Шрусбери!

При каждом имени все присутствующие поворачивали головы к дверям, за приподнятыми веерами пробегал шепоток, дамы обменивались многозначительными взглядами, слышалось хихиканье женщин и иногда басовитый смех мужчин.

– Черт меня подери, – заметил один щеголь другому, – как это милорд Шрусбери осмеливается показываться на публике. Его супруга переспала с половиной мужчин при дворе, а он так ни разу и не попытался защитить свою честь.

– А зачем ему это нужно? – ответил собеседник. – Всякий мужчина, который считает, что его честь зависит от чести его жены, – просто дурак!

– Взгляните! – шепнул двадцатилетний франт, приглаживая свой искусно завитый парик и расправляя кружева на манжетах. – Йорк так и пожирает глазами миледи Денхэм. Ставлю сто фунтов, что он переспит с ней еще до дня Святого Георгия.

– Спорю, что нет. Ее светлость – честная дама.

– Честная? Бросьте, Джек. В мире не существует женщины, честной всегда и при всех обстоятельствах.

– Может быть, она и не честная, – перебила его фрейлина, – но муж. с нее глаз не спускает.

– Как бы строго за дамой ни следили, если она решила наставить мужу рога, то обязательно это сделает.

– И где это леди Арлингтон откопала такое дурацкое платье? Она всегда отстает от моды, как жена ланкаширского сквайра.

– Да ведь она голландка. Откуда ей знать, как следует одеваться?

Неожиданно произошло что-то непредвиденное – церемониймейстер объявил два незнакомых имени: в тесный придворный круг вторгся кто-то новый:

– Граф Рэдклифф! Графиня Рэдклифф!

Граф Рэдклифф. Кто это, черт подери, такой? Какой-нибудь замшелый старикан, обломок предыдущего поколения? И эта его графиня небось сорокапятилетняя старушенция, кляча с плоским лицом, из тех, кто ругает современные нравы так же яростно, как жены пуритан. Все обратили свои взоры на двери со скучающим любопытством. И когда в зал вошли лорд и леди Рэдклифф, все присутствующие были поражены и состояние ленивого безразличия мгновенно улетучилось. Что такое? Актриса – при королевском дворе!