Ты пожалеешь - Тори Ру

Ключи, телефон, наушники, косметичка, дежурная пачка тампонов, которая болтается во внутреннем кармане с момента переезда — «на всякий случай»…

Под дых ударяет невидимый кулак, и паника скручивает все тело.

Два месяца… Я переехала на съемную квартиру два месяца назад.

Но они мне до сих пор не пригодились.

Глава 32

Ничего вокруг не видя, на своей остановке вываливаюсь из автобуса и бегу к зеленой аптечной вывеске, а потом, сжимая в руке коробочку с тестом, медленно поднимаюсь по тускло освещенной лестнице подъезда.

Пустая квартира встречает меня темнотой и тишиной. Не включая свет, избавляюсь от пальто и ботинок, прохожу в комнату и с ногами забираюсь на обшарпанный подоконник.

Необходимо дождаться утра, но я и так знаю, что тест покажет две полоски. Это идеально впишется в картину моего мира и еще больше усугубит катастрофу.

Сколько я еще смогу работать? До каких нереальных размеров меня разнесет? Что я буду делать, когда все закончится (точнее, когда все только начнется)?.. Надолго ли хватит маминых украшений? Надолго ли хватит меня?

Я реву как сумасшедшая, но вскоре выдыхаюсь — об истерике напоминает только головная боль и гул в ушах.

Просить о помощи некого: Катя сторонится меня, словно прокаженную, Женя по-прежнему далеко, папа в колонии, Артем… Артем на прошлой неделе выставил в «Инстаграм» фото с милой девушкой — очередной породистой претенденткой в жены.

А «виновник торжества» вообще испарился.

В окнах соседнего дома течет размеренная жизнь — мерцают телевизоры, за экранами штор колышутся тени. Я бодаю лбом стекло и ужас то отступает, то накрывает огромной ледяной волной.

Сколько ни улыбайся, сколько ни плыви против течения — я в дерьме. Я в таком дерьме… которое не каждому приснится в кошмарном сне.

Нужно найти деньги и пойти к врачу — это самое разумное решение. Тогда почему мне так страшно об этом даже думать?

Поднимаю глаза — над черной крышей раскинулось звездное небо. Вот бы взобраться на нее, расправить крылья и улететь от проблем…

— Где ты? — задыхаюсь я. — Сволочь, где тебя носит, когда ты так нужен…

«…Кажется, мне нельзя тебя видеть. Это вообще лучшее, что я могу для тебя сделать…» — звучит в голове его голос. Дышу на стекло и рисую на нем завитки ядовитых цветов.

В тот вечер Харм был странным и сломленным, будто из него разом выкачали всю энергию. И подозрительно честным и открытым. Итак, его кровотечения возобновились в июле, когда мы познакомились. Выходит, он не шутил — я слишком нервирую его и являюсь причиной мучений?

Наверное, мальчику стало настолько невмоготу захлебываться кровью, что он решил свалить в закат.

— У твоего папочки аллергия на мамочку… — Я кладу ладонь на живот, и мне вдруг становится не до шуток. В нем тепло. В нем кому-то маленькому и чистому уютно и спокойно.

Всхлипываю и смахиваю пальцами слезы, но они бешеным потоком льются по щекам.

Все будет хорошо. Даже если придурок никогда больше не объявится, я справлюсь.

***

«Утро добрым не бывает» — в подтверждение этой истины меня только что вывернуло выпитым вместо завтрака кофе, и старательно нанесенный макияж потек. Я смотрюсь в зеркало в ванной, стираю черные разводы под глазами, шмыгаю носом и кошусь на белую продолговатую пластинку, лежащую на краю раковины. На ней смертным приговором проступает вторая полоска.

Можно выдыхать. И начинать подстраиваться под новые обстоятельства.

Если повезет, я успею окончить курс и возьму академ. Через несколько дней прилетает Женя. Он поможет советом и делом и не бросит в беде, значит, не время отчаиваться.

Застегиваю пальто, обматываю шею шарфом и выхожу на мороз. Утренний мир сверкает так, что приходится на миг зажмуриться — снег, солнце, предчувствие праздника прогоняют тяжкие мысли. Настроение взлетает до небес, мне хочется петь и смеяться. Я специально делаю крюк — от остановки иду через площадь, мимо заснеженных клумб, лавочек, спящих фонтанов и колонн ЗАГСа, и про себя рассказываю кому-то теплому и родному истории этого города и этих мест. Когда-нибудь мы пройдемся по ним, держась за руки. И маленькой мягкой ладошке будет уютно в моей.

Эйфория приподнимает меня над заиндевелыми дорожками, не касаясь их подошвами, я лечу к универу.

Лекции кажутся невероятно интересными, а приобретенные знания — ценными. Мне есть кому их передать. Я смеюсь, и полгруппы оглядывается. Взгляд Кати транслирует хищное любопытство.

Утыкаюсь в тетрадь и старательно записываю определение. Сегодня у Ники мозги набекрень.

В столовой меня пробивает на пирожки с курагой — покупаю их и с удовольствием съедаю сразу три, но на четвертом приключается сбой — выясняется, что они воняют жиром и выглядят просто ужасно. И отторгаются желудком так стремительно, что я едва успеваю подхватить сумку и добежать до туалета.

Хлопаю дверцей кабинки, падаю на колени и меня снова с чудовищной силой выворачивает.

Прислоняюсь спиной к холодному кафелю, упираюсь подбородком в колени, глубоко дышу и ною:

— Нет, я так не играю… Я не подписывалась на такую хрень!

Чертыхаюсь, тяжело поднимаюсь, отряхиваю джинсы и вытираю рот. И тут же сталкиваюсь в проеме с Катей.

Она молчит, ее вопросительно изогнутая бровь ползет вверх. Пытаюсь обойти досадное препятствие, но подруга скрещивает на груди руки и преграждает путь.

— Не хочешь ничего рассказать?

Я до мельчайших деталей обдумывала этот разговор, но все равно оказалась к нему не готова.

— Кать, я… — Морщусь и отступаю к ряду заляпанных умывальников. — Я познакомилась с ним еще летом. Тот самый парень, который умудрился сделать мне тату, помнишь? А потом я подумать не могла, что ты встречаешься именно с ним — ведь на самом деле он живет в старой квартире и подрабатывает кем придется…

— Ты не рассказала, что вы знакомы, на их летнем концерте в арт-кафе! — перебивает Катя. — Ты вообще ничего