Свастика и орел. Гитлер, Рузвельт и причины Второй мировой войны. 1933-1941 - Джеймс Комптон

Во-первых, сдержанность фюрера в битве за Атлантику была, без сомнения, отражением его общей неуверенности в морских делах в отношениях с заморскими странами. Во-вторых, непоследовательность его реакции возникла в результате удивления, которое он испытал, когда страна, которую он не хотел принимать во внимание, в 1939 году неожиданно вторглась в его стратегический мир. В-третьих, военно-морская политика Гитлера вполне могла отражать его неспособность принять или, по крайней мере, допустить рейдерскую войну, которой ограничились действия его флота из-за того, что он в предвоенные годы почти не обращал на него внимания. Но скорее всего, необычная осторожность фюрера в отношении Атлантики была результатом его одержимости идеей жизненного пространства, которую он превратил в фетиш; его неспособности оторвать взгляд от карты Украины; его сосредоточенности на приобретении континентальной базы. В июне 1940 года это означало завоевание Франции. Теперь же Гитлер обратился к своей первоначальной цели: Советскому Союзу. И он дал ясно понять, что все другие вопросы для него – лишь помехи, отвлекающие его внимание от главной задачи. Одержимость фюрера операцией «Барбаросса» также дает ключ к пониманию кажущейся непоследовательности военно-морской и дальневосточной политики в отношении Америки, поскольку деятельность Японии на восточном фланге России соответствовала планам Германии в отношении этой страны. Зато для немецких адмиралов вторжение в Россию являлось чем-то вроде крупной стратегической помехи. Но Гитлер уверил их, что, как только одержит победу на Востоке и его континентальные планы будут выполнены, он спустит свой флот на англосаксов. В течение всего 1941 года он настойчиво уверял в этом своих адмиралов[95].

На первом совещании с руководителями флота в 1941 году Гитлер признавал, что если Германии придется воевать одновременно с Соединенными Штатами и Россией, то «ситуация очень сильно осложнится». Однако он тешил себя надеждой, что завоевание Советского Союза устранит не только русскую, но и американскую угрозу. И хотя эти надежды проистекали из той радости, которую фюрер испытывал, вновь ввязавшись в боевую операцию на суше, он требовал избегать столкновений с американскими кораблями до тех пор, пока не будет решен восточный вопрос. На совещании 21 июня Гитлер снова потребовал избегать инцидентов в море, пока операция «Барбаросса» не подойдет к концу. То влияние, которое крушение России окажет на Японию, по мнению фюрера, должно было отразиться и на Америке. Поэтому приказ ОКМ был таков: «Фюрер требует всячески избегать столкновений с США, пока не станет ясен исход операции «Барбаросса», то есть в течение нескольких недель». Эти «несколько недель» упоминались и на совещании в июле. Гитлер уверял, что победа над Россией произведет такое впечатление на американцев, что все их мысли о вмешательстве в войну исчезнут сами собой. На совещании 25 июля Гитлер сказал Редеру, что он согласен с анализом ситуации, представленным ОКМ, но не хочет, чтобы Америка объявила Германии войну, пока не завершится Восточная кампания. Впрочем, она закончится еще до того, как помощь Америки станет эффективной. После победы он оставил за собой «право предпринять серьезные действия и против США…». Несмотря на то что число столкновений все увеличивалось, «постепенно убеждая фюрера в том, что рано или поздно они приведут к тому, что Соединенные Штаты начнут против нас войну», в течение всего года он требовал не провоцировать Америку, «хотя несколько недель» превратились в месяцы.

Конечно же стремление Гитлера сдерживать свой флот не помешало США вступить в войну еще до победы над Россией, и проблема одновременной борьбы с двумя прежде нейтральными колоссами, которая, как он говорил раньше, будет «очень сложной», и в самом деле осложнила положение Германии. Как мы увидим в следующих главах, Гитлер частично сам напросился на это, заставляя Японию вести более агрессивную политику по отношению к Соединенным Штатам, чего он никак не хотел позволить своему собственному флоту. Но и в этих изменившихся обстоятельствах фюрер продолжал считать операции на суше главными и упорно шел к маячившему вдали миражу континентальной безопасности. Фюрер был уверен, что достижение этой цели сразу же решит все его проблемы с морскими державами. Адмиралы Гитлера, которым, как и Ганфштенглю, так и не удалось «смыть пыль сухопутных дорог» с глаз Гитлера, в августе 1942 года снова услышали знакомую песню: «Когда мы достигнем своей цели на Востоке, а именно завоюем жизненное пространство, тогда мы сможем довести войну на море против англосаксов до победного конца».

Глава 12

Отношения Германии и Японии перед войной

Соединенные Штаты стали для Адольфа Гитлера не только досадной помехой, но и фактором, привлекшим его внимание к Тихому океану. Нет никаких сомнений, что влияние Америки на международные отношения Германии было самым большим в районе Дальнего Востока и реакция Гитлера на него стала интересным контрапунктом его морской политики, описанной в предыдущей главе.

В месяцы, предшествовавшие нападению на Польшу, Америка, маячившая на горизонте как побочный продукт немецкой подготовки к войне против стран Запада, стала играть все большую и большую роль в политике Германии на Дальнем Востоке. К лету 1940 года она сделалась главной темой немецко-японских отношений, основной целью, против которой был направлен подписанный в сентябре этого года пакт Берлин – Рим – Токио, и главным предметом нацистской политики в Азии до самого нападения на Пёрл-Харбор. Свидетельств о том, что до конференции в Мюнхене 1938 года Соединенные Штаты играли какую-нибудь роль в этом аспекте немецкой политики, нет, хотя отношение Японии к Америке, без сомнения, косвенным образом влияло на действия Германии на Дальнем Востоке. Тем не менее странный характер немецких отношений с Японией, различное представление о том, каким должно быть будущее мира, различное значение, которое вкладывали обе стороны в свои непрочные, но обставленные с такой помпой соглашения, и разные цели, которые они при этом преследовали, – все это проявилось уже тогда, когда разразилась европейская война. Поэтому следует держать это в уме, чтобы понять ту решающую роль, которую Америка играла в немецкой политике по отношению к Японии в годы, предшествовавшие Пёрл-Харбору.

До возникновения Третьего рейха оснований для немецко-японского союза практически не было. Взаимоотношения с Японией не были ни тесными, ни сердечными. Влияние немецкой науки, армии и политической системы Бисмарка, проявившееся в период правления Вильгельма и эпоху Веймарской республики, сошло на нет. Этому способствовало участие Германии в европейских санкциях против японских завоеваний в Китае в 90-х годах XIX века, одержимость кайзера Вильгельма идеей «желтой угрозы», захват Японией бывших немецких островов после Первой мировой войны, а также определенная прокитайская ориентация дипломатических, военных и коммерческих кругов Берлина. Многие эти факторы продолжали играть свою роль и в период правления нацистов.

С другой стороны, в Германии были люди, которые выступали за более тесные отношения с Японией в качестве географического императива. Еще в 1913 году будущий геополитик Карл Хаусхофер предсказывал создание союза Германии, России и Японии, который держал бы под своим контролем Евразию и стал бы противовесом англосаксонскому господству в мире. Хаусхофер, который, возможно, оказал в 20-х годах влияние на Гитлера через Рудольфа Гесса и который в последующие десятилетия стал довольно крупной фигурой, занимая пост директора Института геополитики, наиболее полно выразил свои идеи, касающиеся Дальнего Востока, в книге «Геополитика в районе Тихого океана». Подчеркивая необходимость установления континентального контроля над Евразией, Хаусхофер рассматривал Японию как естественного партнера Германии и России. Он считал, что эти страны должны объединиться в союз, который никто не сможет победить. Япония и Германия, писал он, имеют общих врагов, – эти идеи подхватят потом Гитлер и Риббентроп. «Они жаждут разорвать одни и те же цепи», и это была причина, по которой Германия не должна была терять контакта со страной, расположенной в Тихом океане[96].

Отношение Гитлера к Японии до 1933 года было высказано им в «Майн кампф», в которой он отнес японцев не к «создателям культуры, а скорее к ее носителям».

Он искренне считал, что японцы полностью зависят от западной культуры и технологий. Однако он не мог их ненавидеть, поскольку японцы, как и немцы, были жертвами версальской системы и евреев, боявшихся коммерческого соперничества страны. Тем не менее, хотя Гитлер и не верил в «желтую угрозу», на его взгляды в отношении японцев оказывали определенное влияние расовые идеи.