Стая (Потомство) - Джек Кетчам

Очередная груда хлама располагалась у самой стены и своими размерами значительно превосходила остальные. Здесь лежали уже более крупные предметы: пара помятых кастрюль для варки омаров соседствовала со старинным сосновым табуретом для дойки коров, ножки которого давно подгнили и покрылись засохшей грязью и налетом морской соли. Неподалеку валялись потускневшая шахматная доска, пластмассовая пятигаллонная канистра из-под отбеливателя и пустая проволочная корзинка для переноски кошек. Вконец разбитый радиоприемник придавливали к земле небольшой плоский чемодан и побитое металлическое корыто.

А вдоль всех стен валялись побелевшие от времени кости.

Челюсти. Черепа.

Животных и... другие.

Эми увидела, как мальчик-с – бельмом на глазу и девочка, облаченная в кожу с грудями, нанизывают запястья рук и лодыжки ног на поржавевшие крючья, свисавшие на веревках с потолка пещеры. Подвешенные на них и слегка покачивающиеся руки и ноги истекали тягучими, вязкими каплями крови.

Дэвиду они уже больше не принадлежали.

Подумать о них как о частях еготела означало бы распахнуть настежь дверь, которая должна была оставаться плотно закрытой; ту самую дверь, которая находилась внутри и одновременно за пределами этой пещеры и которая открывалась навстречу чистому и прозрачному свету – и пустоте.

Снова заплакал младенец.

Наконец Эми разглядела и его, лежащего на ворохе сосновых иголок и лапника, поверх которых было расстелено тонкое, измазанное непонятными пятнами одеяло с опаленными краями. По возрасту он был не старше Мелиссы.

Голенький. Девочка.

Она поняла это и по запаху – между раздвинутыми ножками ребенка поблескивала тоненькая полоска влаги.

Присутствующие не обращали на младенца ни малейшего внимания.

Между тем ребенок явно хотел есть, и когда эта мысль дошла до сознания Эми, она почувствовала, как в инстинктивном позыве заныла ее грудь.

А ведь она только на этой неделе стала постепенно приучать Мелиссу к более твердой пище, начав с крохотных порций ароматизированного риса, замешанного на сухом молоке.

Впрочем, у Эми до сих пор хватало и собственного молока.

Скоро оно начнет сочиться из грудей – это также происходило чисто автоматически. Женщина почувствовала приступ внезапно вспыхнувшей ярости: поступить так с ее телом, да еще в такой момент, было самым настоящим предательством – и самого этого тела, и всего ее женского естества.

Во всяком случае, той его части, которая не являлась непосредственно телом. Она просто кипела от негодования.

Ну уж этого она никогда не допустит. Эми отвернулась.

А ведь сейчас на ее месте должна была находиться Мелисса, ее собственное дитя, лежащее в ее собственном доме, в материнской спальне, прильнув губами к ее груди. Но никак не это... существо... которое в свои три месяца было таким же грязным и мерзким, как и все остальные обитатели пещеры, и в данный момент исторгало из себя тонкую струйку медленно стекавшей между ног вонючей жидкости.

О чужом младенце ей думать не хотелось, поскольку это превращалось для нее в очередную пытку, от которой на глазах выступали слезы, а саму ее охватывала предательская слабость.

Нет, слабеть ей никак нельзя.

Он умер, —почему-то подумала она об этом ребенке, – я только что своими собственными руками убила его.

А пошел он к черту!

Тем временем оба брата-близнеца вплотную приблизились к ней и стали потихоньку отталкивать куда-то в глубь пещеры. Эми не сопротивлялась – какой смысл? Тем более со связанными руками. А кроме того, она уже успела убедиться в силе той девушки-подростка...

Видела, как она потянула Дэвида к полу, обвив его обеими руками, словно змеями, раскрыв рот...

Снова послышался все тот же металлический лязг, и вскоре Эми разглядела человека, прикованного цепями к дальней стене пещеры – это был мужчина, – увидела, как он, натянув цепи, чуть наклонился вперед. Тело его было совсем тощим, иссохшим, дряблым и настолько бледным, что даже оранжево-красные всполохи пламени оказывались неспособными придать ему хоть какой-то оттенок настоящей человеческой плоти. Глаза оставались безнадежно пустыми, незрячими, и смотрели скорее сквозьЭми, пока братья подталкивали ее вперед. Наконец они остановили ее в нескольких футах от мужчины и грубо толкнули в направлении стены.

Казалось, мужчина даже не замечал ее присутствия. Его вытянутая, изможденная челюсть отвисла вниз, и жужжащие мухи свободно залетали ему в рот, безбоязненно садясь на зубы и язык.

Эми сразу же заметила причину такого скопления насекомых.

У ног странного создания образовалась лужа мочи, а непосредственно между ними лежала горка экскрементов, след от которых тянулся вверх по бедру и уходил куда-то за спину.

Она поняла, что человек этот находится здесь уже очень давно и так и живет в окружении собственных испражнений.

Эми почувствовала, как конвульсивно задергался ее желудок.

Между тем мухи уже обнаружили новую добычу и теперь роем носились вокруг ее рук и лица.

Она принялась судорожно отмахиваться от них и тут же услышала смех близнецов, явно развеселившихся при виде неловких движений ее связанных рук.

Обогнув костер, девушка приблизилась к Эми – близнецы сразу же уступили ей дорогу.

Остановившись перед Эми, девушка развязала петлю на ее левом запястье, отвела обе руки за спину и снова туго связала их.

Потом улыбнулась и провела пальцами по длинным каштановым волосам Эми, грубо продираясь сквозь их перепутанные места, где застряли мелкие ветки и прочий мусор, и все это время неотрывно разглядывая ее тело – снизу вверх и обратно.

Эми в очередной раз вспомнила про свой распахнутый на груди пеньюар, тонкие лифчик и трусики. Девушка же словно лапала ее своим взглядом.

Наконец повернувшись, она удалилась по другую сторону от костра, но вскоре вернулась снова, на сей раз держа в руках веревку для развешивания белья и нож.

Как ни странно, испугал Эми не столько нож, сколько эта самая веревка, поскольку сама девушка деловито орудовала орудием и, отмотав футов пятнадцать, резким движением руки перерезала ее и бросила нож на землю, едва не угодив им в лужу с мочой, после чего закинула конец веревки поверх массивного камня, выступавшего из стены у них над головой.

Эми смотрела на покачивающуюся веревку, а затем, увидев, как девушка стала завязывать ее узлом примерно на уровне ее шеи, в панике задергалась, пытаясь отскочить в сторону. Однако братья-близнецы тут же приблизились к ней вплотную, схватили за руки и приложили лезвия ножей к ее ребрам по обеим сторонам тела – остра", холодная сталь не прорезала кожу, просто продавливала ее, но и этого оказалось вполне достаточно.

– Пожалуйста... – взмолилась она.

И подняла взгляд на девушку. Та же, казалось, даже не замечала ее присутствия, сосредоточенно завязывая на веревке узел.

После нескольких неудачных попыток ей наконец удалось сделать нечто вроде петли на дальнем конце веревки.

Мала, —подумала Эми. – Не пролезет. Моя голова сюда не пролезет.

Значит, убивать ее они не собирались. Пока. Девушка натянула веревку, и узел чуть сместился вперед.

А затем потянулась вперед и вцепилась в волосы Эми, причем настолько резко, что та даже вскрикнула от боли. Зажав волосы в кулак, девушка накинула на них веревочную петлю, как следует затянула ее, после чего разжала руку. На том самом месте, где несколькими секундами раньше находилась рука девушки, теперь располагался крепкий узел, туго стягивавший волосы Эми.

Она почувствовала, как ей в скальп словно впились, насквозь пронзая его, тысячи острых иголок, но все же каким-то образом смогла перенести приступ жуткой боли. Это было все же лучше повешения, лучше смерти – так и не увидеть Мелиссу! – в этой кошмарной пещере, в которой летали бесчисленные мухи, то и дело опускавшиеся на ее лицо и норовившие заползти в ноздри; в пещере, где лежал этот грязный младенец, орущий от голода, алчущий и явно ощущавшийзапах переполнявшего ее молока. Все это она могла как-то пережить – чтобы просто жить.

А Эми и в самом деле чувствовала, что еще не потеряла желания жить.

Однако уже в следующее мгновение девушка нащупала противоположный конец веревки и с помощью близнецов принялась тянуть его на себя. Эми внезапно почувствовала, как ее ноги отрываются от каменного пола пещеры, а через пару секунд уже зависла над ним, отчего все те тысячи просто острых иголок превратились в тысячи раскаленных прутьев, тело ее закачалось из стороны в сторону, а рот распахнулся в сдавленном, истошном, животном вопле.

Вокруг продолжали роем носиться бесчисленные мухи.

23.47.

В том месте, где тропинка ответвлялась в сторону скал, Женщина передала Кролику тело Землеедки, перекинув его через плечо мальчика, отчего разорванное горло исторгло из себя сгусток крови и еще какой-то жидкости, обагрившей росшие под их ногами мох и лишайник.