Боль мне к лицу (СИ) - Магдеева Гузель

«Возьми себя в руки».

«Соберись, тряпка».

«Спокойствие, только спокойствие».

«Фу, какая банальщина», — отвечаю шептунам, но, все же, чувствую себя чуть увереннее.

Пока Ваня одевается, сама не замечаю, как хожу за ним по пятам. Он в ванную — я застываю в коридоре. Заходит на кухню — иду след в след. Возвращается в зал — я снова рядом.

Мужчина останавливается с курткой в руках и смотрит мне внимательно в глаза, словно пытается прочитать, что у меня на уме. Шептуны поют в разные голоса, создавая жуткий шум, заглушающий внешние звуки. Я напрягаюсь, чтобы не пропустить ни единого слова, но он молчит.

— Что? — спрашиваю, не выдерживая, первой. Непроизвольно сжимаю указательный палец правой руки, ощущая его суставы.

— Аня, — уже привычно начинает Доронин, произнося мое имя на свой особый манер, растягивая гласные. Обычно я млею, когда слышу протяжную «я» в конце, но не сейчас. — Не загоняйся. Я вижу, что стоит мне только выйти за порог, как ты начнешь медленно сходить с ума.

— Я уже сумасшедшая, — очень тихо отвечаю ему. Есть ли предел у этого процесса? Не знаю, но очень страшно потерять себя. Еще страшнее — лишиться Ивана.

— Я скоро вернусь, — полицейский проводит по моей щеке, чуть царапая шершавой кожей пальцев лицо. Я касаюсь губами раскрытой ладони, греясь исходящим теплом, а потом тянусь к его губам для поцелуя.

Он оставляет меня стоять вытянутой на носочках, с ощущением покалывания от густой щетины. Закрываю дверь, медленно обходя квартиру, нарезая круг. Первый, второй, пятый. Темп становится все выше, и в какой-то момент я понимаю, что практически бегу по периметру, словно зверь в клетке зоопарка.

— Так нельзя, так нельзя! — одергиваю саму себя, не давая тревоге заполонить сознание. Ложусь на пол и начинаю быстро дышать, пока не наступает гипервентиляция легких — ощущение, будто надула в одиночку тысячу воздушных шариков. Головокружение заставляет мир вращаться над головой, и я пытаюсь зацепиться ладонями и стопами за пол, переворачиваясь на живот.

«Не давай страху себя разрушить!» — кричат шептуны.

«Дыши глубоко, дура»

«Да что ты за слабачка?»

Звонок в дверь доносится словно издалека. Я слышу, но не понимаю, что за надсадный звук раздается сквозь толщу густого, вязкого воздуха, окружающего меня, словно ватная подушка. Ползу к коридору, поднимаюсь, держась за стенку. Каждый шаг дается с трудом, точно я иду сквозь кисель.

Распахивая дверь, я почти вываливаюсь на площадку, в руки соседа. Кирилл подхватывает меня, не давая расшибить нос:

— Э, соседка, ты чё? Плохо, что ли?

Мужчина помогает мне дойти до кухни, пристраивает на табуретке, прислоняя к стене. От него приятно пахнет терпкими духами.

Ощущаю затылком прохладу бумажных обоев. Головокружение постепенно стихает.

— Чего случилось?

— Похоже, давление упало, — закрывая глаза рукой, отвечаю ему. Совершенно не хочется смотреть на соседа, и ладонь на лице позволяет отгородиться от него хоть ненамного — точно так же, как прячутся дети, играя в прятки: не видишь ты — не видят тебя.

— Давай хоть воды налью, что ли. Где у тебя чё тут?

Я игнорирую вопрос, позволяя ему хозяйничать на своей кухне.

— На, попей лучше чайку, легче станет. Сладкого сделал. Ты вообще жрала хоть? А то кожа до кости.

Наблюдаю за ним сквозь пальцы, словно вижу впервые. Оказывается, у Кирилла приятная внешность. Темно-русые волосы, сине-зеленые глаза, из-за разреза кажущиеся насмешливыми. Ямочка на подбородке, яркие губы — верхняя почти в два раза тоньше нижней, но смотрится все в целом гармонично. Спортивные брюки, толстовка — своему любимому стилю мужчина неизменен.

— Хорош, да? — хохочет он, будто позволяя мне любоваться собой.

Кровь приливает к щекам, и я резко убираю руки от лица.

— Ты чего пришел? — интересуюсь хмуро.

— Да ладно, не смущайся. Извиниться. Махнул в прошлый раз лишка, вел себя как дебил. Если напугал — сорри, не имел такой цели, — он опирается на кухонный гарнитур спиной, скрещивая руки на груди и по-прежнему улыбаясь. — А у вас с ментом все серьезно?

Я прикусываю щеку изнутри, чтобы не сболтнуть лишнего. Беру в ладони чашку с горячим чаем и начинаю пить мелкими глотками и, вправду, ощущая себя лучше.

— Ладно, понял, вопрос не в кассу. Мир, дружба, жвачка? — он протягивает мне руку, и я слегка пожимаю ее после раздумий, ожидая, когда Кирилл отпустит, но мужчина держит мои пальцы дольше, чем нужно.

Я наклоняю голову вбок, настороженно вглядываясь в смеющееся лицо.

«А он не так прост, как кажется».

«Вообще-то, сосед тоже симпатяга».

«Выгонит Ванька, переедешь на этаж ниже».

— Ну так что, прощаешь? — рукопожатие длится бесконечно.

Я улыбаюсь против воли, кивая:

— Хитрый ты, Кирилл. Отпусти.

— А еще холостой, с квартирой и красавчик, — добавляет он, разжимая пальцы, и я, неожиданно для себя, смеюсь искренне.

— Спасибо за помощь, мне еще нужно в магазин, — я выдумываю повод, как спровадить настойчивого соседа, — пока Иван не пришел.

— Все, понял, ухожу, не обязательно пугать ментом, — с ухмылкой произносит мужчина, вышагивая на выход. — Еще увидимся, соседка.

Когда он сбегает по лестнице, я слышу веселый мотив мобильного телефона и пытаюсь вспомнить, из какого знакомого фильма эта мелодия. Высовываю голову за дверь, уже не видя спускающегося Кирилла. Он отвечает невидимому собеседнику, и я уже почти закрываю дверь, чтобы не подслушивать, но внезапно останавливаюсь.

— Привет. Нет, все в порядке, я слежу за ситуацией.

А меня прошибает дрожь: голос, интонации, с которыми он общается по телефону, разительно отличаются от того сложившего образа разбитного соседа с манерами гопника, демонстрируемого им передо мной всего минуту назад.

Я тихо закрываю дверь, стараюсь не выдать себя ни звуком, дабы не привлечь внимание Кирилла, но тонкий скрип все же сдает мое присутствие.

Мужчина замолкает, будто успев понять, что за ним следят.

— Аня? — зовет он, но я в страхе захлопываю дверь, тщательно закрываясь на все запоры.

Сколько всего я еще не знаю о людях, которые меня окружают?

Глава 20

Труднее всего найти занятие, способное успокоить.

Пролистываю мысленно все, что знаю о Кирилле. Каждый факт, связанный с соседом, рассказан им самим же, а, значит, эти сведения нельзя принимать за истину.

С какой целью мужчина так настойчиво набивается мне в друзья?

Я не верю, что нравлюсь соседу так, как он это демонстрирует.

Что может его привлечь — мое безумство? Если только в качестве экзотики.

Я вспоминаю сегодняшний визит, поведение соседа. Он появился сразу, стоило только Ивану уйти. Следил? Все эти поводы извиниться не больше, чем уловка. Чтобы пробраться в квартиру? И что ему тут нужно?

Закрываю глаза, восстанавливая хронологию событий. В прошлый раз, когда на кухне появились бабочки, Кирилл… Нет, он пришел позже. Тогда я так и не выяснила, кто проник сюда — и то, откуда у Ивана в бардачке машины появилась бабочка Морфо Дидиус. Вот уж у кого больше всего шансов подбросить мне неожиданный сюрприз…

Мне отчаянно хочется, чтобы сейчас рядом оказался Доронин. Достаточно взглянуть на него, коснуться, дать нервам успокоиться.

Смотрю на время, хотя и без этого точно знаю, что его нет два часа тринадцать минут. Долго, бесконечно долго.

В комнате провожу рукой по обоям, ощущая рельеф выбитого на бумаге узора. Подцепляю ногтями в том месте, где они уже сами отходят от стены. Бумажная полоска поддается легко, и в следующее мгновение я изо всей силы дергаю на себя полотно.

Обои рвутся, разрывая тишину квартиры неровными звуками, оголяя серую бетонную стену с остатками штукатурки. Мне кажется, будто я освежевываю шкуру животного с золотистой кожей и бледным диковинным рисунком. Сдираю скальп, бросая себе под ноги. Бумага складывается неровным зигзагом, испуская последний вздох.