Боль мне к лицу (СИ) - Магдеева Гузель

Белые крошки разлетаются брызгами в разные стороны, оседая на полу, диване, шкафу. Занятие так увлекает меня, что я не останавливаюсь, пока вся комната не оказывается погребенной под сорванными обоями. Обнаженные стены сливаются с диваном в один тон, пространство становится гулким и холодным, а я начинаю мерзнуть.

«Ну ты вообще!»

«Обои новые не купили же еще!»

«Психанула!»

— Отстаньте от меня, — я приношу мусорные пакеты, начиная запихивать в них мусор, несколько раз чихая от летающей по комнате пыли.

Несмотря на творящийся вокруг хаос, я понимаю, что отвлекаюсь от тревожащих меня мыслей.

Серая пыль, покрывающая зал, делает его бесцветным и неживым. Я провожу мокрой тряпкой по ней, возвращая миру яркость. Мрачного в моей жизни и так слишком много.

Слишком.

Через двадцать семь минут возле двери выстраиваются в ряд несколько мусорных мешков, набитых под завязку. Я вытираю со лба испарину, выпрямляясь и разминая спину.

Переодеваюсь, чтобы выйти на улицу, завязываю кроссовки и разом пытаюсь унести весь мусор.

Теперь, спускаясь вниз, мимо квартиры Кирилла, я стараюсь производить как можно меньше шума. Ощущаю себя, по меньшей мере, шпионом, злюсь, но все равно крадусь.

На улице набираю полные легкие воздуха. Свежесть после дождя ударяет в голову, и я пошатываюсь, делая шаг. Тащу мешки на помойку, всматриваюсь в темные окна Ваниной квартиры и решаю, что не хочу назад. Не всегда, именно сейчас, без Доронина.

Натягиваю на голову капюшон и иду без конечной цели.

Захожу в магазин, покупаю целый пакет сладкого — леденцы, конфеты, жвачки, кока-колу. На кассе ко всему сверху добавляется еще пачка сигарет.

Устраиваюсь на сырой лавке, по очереди разбирая покупки, раскладывая их у себя на коленях. В больнице отчаянно хочется сладостей, и теперь я пригоршнями засыпаю в рот цветное драже, компенсируя все, чего была лишена долгое время. В кармане вибрирует телефон, торопливо достаю его, но приходит пустое сообщение с незнакомого номера. На пару секунд становится страшно, но я справляюсь.

Кто-то просто ошибся.

Достаю шоколадное яйцо, разламывая напополам. На яркой обложке изображена принцесса в розовой одежде с крыльями феи. Раскрываю оранжевый «желток», извлекая из него завернутую в бумагу игрушку. В ладонь мне падает маленькая фигурка с неестественной улыбкой на лице. Голубое платье, а на спине — синие крылья, как у бабочки Морфо Дидиус.

Я вскакиваю, роняя игрушку в лужу возле лавки. Крылья скрываются под грязной водой, лишь улыбающееся миниатюрное лицо торчит над поверхностью, будто довольное всем вокруг.

Пячусь назад, не отрывая взора от лужи, пока куколка не превращается в светлое, почти неразличимое пятно, лишь после этого я разворачиваюсь и почти бегу, не разбирая дороги.

Я останавливаюсь лишь тогда, когда впереди оказывается огромный торговый центр. На разноцветных вывесках, рекламирующих магазины внутри, нахожу книжный, и бреду туда, ощущая, как сквозь намокшие кроссовки пробирается вода.

Поднимаюсь по эскалатору на второй этаж, крутя головой. Сверху, с самого потолка свисают огромные цветные зонты — красные, желтые, синие, зеленые, а между ними — цепочки из серебряной фольги, имитирующие блестящий дождь. Как завороженная гляжу на них, спотыкаясь, когда заканчивается лента эскалатора.

Огромный книжный магазин забит покупателями. Я протискиваюсь сквозь толпу, не понимая, чем вызван подобный ажиотаж, но потом вижу, как в дальнем конце зала выступает девушка, презентующая свою книгу. Раздумываю, не остановиться ли, чтобы послушать, о чем идет речь, но тут же теряю всякое внимание, обнаруживая то, что ищу.

Огромная цветная книга с пестрыми иллюстрациями, на светлой обложке — бабочка с прозрачными зелеными крыльями, окаймленными темной полоской. Я подхожу ближе и задерживаю дыхание, когда беру в руки яркое издание. Даже в напечатанном виде насекомые кажутся мне отвратительными и неприятными, но я все равно иду на кассу, держа книгу в вытянутых руках.

Когда она оказывается в пакете, мне словно становится легче дышать.

Выхожу на улицу и закуриваю, прячась в тени торгового центра, нарочно выбирая угол, где меньше всего людей. Стряхиваю пепел в урну, размышляя, успею ли вернуться домой до того, как туда приедет Иван, или лучше подождать его?

Пустая серая квартира страшит.

— Привет, — раздается шепот над самым ухом, а тяжелая рука закрывает мне рот. Я вздрагиваю, роняя на грязный асфальт покупку и боясь пошевелиться. Сердце неистово бьется, молотясь об ребра, и я понимаю, что еще немного, и упаду. — Соскучилась, мотылек?

Механический голос человека с кладбища заставляет дрожать. Я так плотно прижата к его телу, что ощущая неистовый жар, точно прислоняюсь к печи, а не живому человеку. Ноги становятся похожими на кисель — чтобы не свалиться, мне приходится опираться на него.

От ужаса цепенеет тело; я не вырываюсь, лишь трясусь, не позволяя себе думать. «Лишь бы выжить, лишь бы выжить». Испуганные шептуны молчат, привычно не подавая признаков жизни.

— Успела подружиться с полицейским? Знаешь ли ты, чем он живет, чем дышит? А его брат? Почему Петр ушел из полиции и стал адвокатом? Не знаешь, мотылек, ты ничего не знаешь. Летишь и думаешь, что на свет, но это — огонь. Который уже сжег не одну душу, и может сжечь и тебя. Убийства не кончатся, присматривайся к тем, кто тянет руку помощи, — а вдруг он не спасает, а пытается утопить? И те, кто преследует по пятам — что ты знаешь о своих невидимых тенях? Глупая, слепая бабочка.

Я вслушиваюсь в его ровный, монотонный голос, вдруг ощущая, что умираю.

Есть звук — и он исходит от человека, стоящего сзади. Есть тело, моя оболочка — пустая, безжизненная, без души. Еще не мертвая, но уже не живая.

И кажется, будто меня затягивает болото — в самую гущу, ниже и ниже, туда, где нет воздуха, где нет просвета и надежды.

И ощущая, что еще немного, и обратно пути не найти, я вдруг издаю громкий, нечеловеческий вопль, полный отчаяния и боли.

Только в этот момент я понимаю, что свободна, что меня больше никто не держит. Падаю на колени, утыкаясь лбом в грязный пол, и рыдаю. Слова, сказанные незнакомцем, по-прежнему эхом отзываются в голове, но его уже давно нет рядом.

«Нам удалось спастись?»

«Он убийца или нет?»

«Когда это все кончится?»

Голоса взрываются, перебивая друг друга, пересказывая услышанные от маньяка фразы, накрепко вбивая их в голову.

Я срываю связки, кашляя, и на негнущихся ногах, поднимаюсь, опираясь о стенку. Поднимаю пакет, в котором лежит книга, и слышу топот ног. Передо мной возникает высокий мужчина, и я уже готова снова кричать, когда понимаю, кто это.

— Аня? — на встречу мне делает шаг Толик, но вместо облегчения снова накатывает страх.

Что я знаю о своей невидимой тени?

— Откуда ты здесь? — звук проходится наждаком по горлу. Я все еще ощущаю чужие руки, обтянутые перчатками, на губах. По-прежнему трясет.

Толик двигается в мою сторону, но я отхожу назад, поскальзываясь, но не падая. Он замирает в нерешительности, видимо, не зная, как подступиться.

Я не могу перебороть чувство страха, вызванное словами Человека с кладбища. Внезапное появление полицейского лишь усиливает градус напряжения.

— Я следил за тобой, а потом потерял. Что случилось? Ты кого-то видела?

Медленно выдыхаю, пытаясь успокоиться. Я же знаю, что Толик — мой «хвост», так в чем же дело?

Он шагает ко мне осторожно, словно боится спугнуть неосторожным движением. Для него я — непредсказуемая дурочка, и все мое поведение сейчас лишь подтверждает его ожидания. В ином случае я старалась бы вести себя не как загнанный зверь, но сегодня не выходит иначе.

— Он был здесь, — шепчу я и тут же повторяю громче, — был здесь. Только что.

— Твою мать, — Толик матерится и бросается ко мне, запоздало пытаясь отыскать невидимку. За спиной — запасной выход из торгового центра. Мужчина дергает дверь, но она не поддается, а я не понимаю, каким образом незнакомец смог подобраться ко мне незаметно и так же — исчезнуть.