Знамение - Зельцер Дэвид
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я не могу!
– Попробуй еще!
Лицо Торна выражало отчаяние. Он закрыл глаза и пытался заставить себя вспомнить то, что ему никак не удавалось.
– Я помню… он умолял меня принять веру. «Пей кровь Христа». Так он сказал. «Пей кровь Христову»…
– Для чего?
– Чтобы побороть сына дьявола. Он сказал: «Пей кровь Христову, чтобы побороть сына дьявола».
– Что еще? – не унимался Дженнингс.
– Старик. Что-то насчет старика…
– Какого старика?
– Он сказал, что мне надо увидеться со стариком.
– Продолжайте…
– Я не могу вспомнить!..
– Он назвал имя?
– М… Магдо. Магдо. Меггидо. Нет, это название города.
– Какого города? – не отступал Дженнингс.
– Города, куда мне, по его словам, надо было поехать. МЕГГИДО. Я уверен в этом. Мне надо поехать в Меггидо.
Дженнингс возбужденно начал рыться в своем портфеле, отыскивая карту.
– Меггидо… – бормотал он. – Меггидо…
– Вы слышали о нем? – спросил Торн.
– Могу поспорить, что это в Италии.
Но его не было ни в одной европейской стране. Дженнингс рассматривал карту добрых полчаса, а потом закрыл ее, покачивая в отчаянии головой. Он посмотрел на посла, увидел, что тот заснул, не стал будить его, а принялся за свои книги по оккультизму. Маленький самолет ревел в ночном небе, а Дженнингс погрузился в предсказания о втором пришествии Христа. Оно было связано с пришествием Антихриста, сына Нечистого, Зверя, Дикого Мессии.
«…и придет на землю дикий Мессия, потомок Сатаны в обличье человеческом. Родительницей его будет изнасилованное четвероногое животное. Как юный Христос нес по свету любовь и доброту, так Антихрист понесет ненависть и страх… получая приказы прямо из Ада…»
Самолет приземлился, и Дженнингс кинулся собирать книги, рассыпавшиеся во все стороны.
В Риме шел дождь. Быстро пройдя через пустой аэропорт, они вышли к стоянке такси. Пока машина везла их на другой конец города, Дженнингс слегка прикорнул, а Торн, глядя на освещенные статуи на Виа Венто, вспомнил, как он и Катерина, еще молодые и полные надежд, бродили по этим улицам, держась за руки. Они были невинны и любили друг друга. Он вспомнил запах ее духов, ее обворожительный смех. Влюбленные открывали для себя Рим, как Колумб когда-то открывал Америку. Они считали город своей собственностью. Здесь они впервые отдались друг другу. Вглядываясь в ночь, Торн подумал, будут ли они вообще когда-нибудь заниматься любовью…
– Госпиталь Женераль, – сказал водитель такси и резко затормозил.
Дженнингс проснулся. Торн выглянул в окно.
– Это не то, – сказал Торн.
– Si. Госпиталь Женераль.
– Нет, тот был старый. Кирпичный. Я же помню.
– У вас правильный адрес? – спросил Дженнингс.
– Госпиталь Женераль, – повторил шофер.
– E differente1 – настаивал на своем Торн.
– Fuoco2 . – ответил шофер. – Tre anni piu o meno3 .
– Что он говорит? – спросил Дженнингс.
– Пожар, – ответил Торн. – «Фуоко» значит «пожар».
– Si, – добавил водитель. – Tre anni.
– Что там насчет пожара? – спросил Дженнингс.
– Очевидно, старый госпиталь сгорел. А теперь его перестроили.
– Tre anni piu o meno. Multo morte.
Торн посмотрел на Дженнингса.
– Три года назад. Многие умерли.
Они заплатили таксисту и попросили его подождать. Тот начал отказываться, но, разглядев, сколько ему дали, охотно согласился. На ломаном итальянском Торн объяснил ему, что они хотели бы пользоваться его услугами, пока не уедут из Рима.
В госпитале их ждало разочарование. Было поздно, начальство отсутствовало. Дженнингс решил разыскать хоть кого-нибудь, а Торн в это время встретил монашку, говорящую по-английски, которая подтвердила, что пожар три года назад разрушил госпиталь до основания.
– Но он же не мог уничтожить все, – настаивал Торн. – Записи… Они должны были сохраниться…
– Меня в то время здесь не было, – объяснила она на ломаном английском. – Но люди говорят, что огонь спалил все.
– Но, возможно, какие-то бумаги хранились в другом месте?
– Я не знаю.
Торн был в отчаянии, а монашка пожала плечами, показав, что ей больше нечего сообщить.
– Послушайте, – сказал Торн. – Для меня это очень важно. Я здесь усыновил ребенка, и мне нужны сведения о его рождении.
– Здесь не было усыновлений.
– ОДНО здесь было. То есть это было не совсем усыновление…
– Вы ошибаетесь. У нас все усыновления проходят в Агентстве по делам освобождения от ответственности и оказания помощи.
– У вас сохранились записи о рождении? Вы храните документы о детях, которые здесь рождаются?
– Да, конечно.
– Может быть, если я назову число…
– Бесполезно, – прервал его Дженнингс. Он подошел к Торну, и тот увидел на его лице выражение крайнего разочарования.
– Пожар начался именно в зале документации. В подвале, где лежали все бумаги. Потом огонь распространился вверх по лестнице, и третий этаж превратился в ад.
– Третий этаж?..
– Родильное отделение, – кивнул Дженнингс. – Остался один пепел.
Торн поник и прислонился к стене.
– Извините меня… – сказала монашка.
– Подождите, – попросил ее Торн. – А служащие? Наверняка ведь КТО-ТО выжил.
– Да. Немногие.
– Здесь был один высокий мужчина. Священник. Настоящий великан.
– Его звали Спиллетто?
– Да, – возбужденно ответил Торн. – Спиллетто.
– Он был здесь главным.
– Да, главным. Он…
– Он выжил.
В сердце Торна вспыхнула надежда.
– Он здесь?
– Нет.
– А где же?
– В монастыре в Субьяко. Многих пострадавших отправили туда. Многие умерли там, но он выжил. Я помню, говорили, что это просто чудо, ведь во время пожара он был на третьем этаже.
– Субьяко? – переспросил Дженнингс.
Монашка кивнула.
– Монастырь Сан-Бенедетто.
Кинувшись к машине, они сразу же начали рыться в картах. Городок Субьяко находился на южной границе Италии, и чтобы попасть туда, пришлось бы ехать на машине всю ночь. Таксисту нарисовали маршрут на карте красным карандашом, чтобы он мог спокойно ехать, пока они будут спать.
Монастырь Сан-Бенедетто был наполовину разрушен, но огромная крепость сохранила свою мощь и величие. Она веками стояла здесь, на юге Италии, и выдержала не одну осаду. Во время второй мировой войны немцы, занявшие монастырь под штаб, казнили в нем всех монахов. В 1946 году сами итальянцы обстреляли его из минометов, как бы в отместку за зло, происходившее в его стенах.