Раскрытие тайны - Николай Загородный

— Четыреста-пятьсот рублей, — начал было сборщик.

— Знаю, знаю. А вот ты-то знаешь ли, сколько можно получать старьевщику, если у него голова на плечах и все шестеренки крутятся?

При этом вопросе все еще плотнее сгрудились и устремили взоры на своего вдохновителя. В глазах их давно уже вспыхнули огоньки, которые теперь в наступавшей темноте вечера стали разгораться кострами.

— Полторы, а то и две. Да, куда там две, больше можно, много больше, — выпалил Крышкин, усиливая сказанное жестом правой руки.

Друзья перевели дыхание, а Ахмет Ахметович полез в карман за носовым платком и, вытянув его за уголок, стал вытирать проступивший на лбу пот.

— Хотите знать, каким образом? Просто, совсем просто. Тебе, Ахмет, продают не только всякую негодную дрянь, но и поношенное. Правильно? Правильно! Ты поношенные вещи вместе с дрянью бросаешь в один мешок, и вместе всё идет на весы. А надо раскладывать это в разные мешки. Один мешок следует бросать на весы для плана, другой, — ну, другой, известное дело, — пойдет как прибавочная стоимость за инициативу и находчивость. Правильно я говорю? Конечно правильно! А на старый ботинок, Ахмет Ахметович, можно поставить заплатку, замазать ее, натереть до блеска и старье станет новым. Что дальше? На этот вопрос тебе ответит даже мой пятилетний сын — дальше на толкучку, там ворота всегда открыты настежь. Понимаешь, Ахмет Ахметович?

Но тот почему-то задумчиво покачивал головой.

— А кто будет заплатки ставить, кто продавать?

— Что ж, вопрос вполне законный, — усмехнувшись проговорил Остап Васильевич и, показывая на себя рукой, вдруг сказал: — Продавать, товарищ Ахмет Ахметович, буду я. Понял? — Освещенные взошедшей луной, лица радостно заулыбались, а Крышкин продолжал: — Да, все остальное за мной. У меня есть на все нужные люди. Больше скажу вам, друзья. Мы организуем свою инвалидную артель, которую, только между нами говоря, можно будет назвать — «Новое старье». В этой артели и будет делаться из старого новое.

— Ну и Остап Васильевич, ну и Остап, — покачивая головой, — повторял сидевший рядом справа седой киоскер, а великий комбинатор не унимался:

— Мы должны, друзья, бросить лозунг: «Нет старых вещей!». Негодные примуса будем превращать в новые и продавать их на колхозных рынках или даже в сельских районах. Старые самовары, кастрюли, сковороды вместо того, чтобы сдавать по весу на базы, обновленные направим туда же, а оттуда будет идти своей дорожкой должное вознаграждение за усердие и труд. Согласны со мной? — как-то торжественно и величественно спросил Крышкин.

Конечно, все были согласны. Маленький Ахмет Ахметович даже подошел к великому Остапу и, взяв того за руку, умильно проговорил:

— Золотая голова, золотая, не дай бог каждому, что тогда будет.

Все дружно рассмеялись, а пеший сборщик тряпья наполнил с верхом фужер шампанским, высоко поднял его над головой и восторженно провозгласил:

— За артель «Новое старье» и ее создателя, Остапа Васильевича, дорогие друзья! — и хрустальный звон бокалов весело поддержал рождение нового предприятия в славной системе утильсырья.

Дав несколько остыть разгоряченным головам, Остап Васильевич решил удивить и поразить их еще одним открытием.

— А теперь давай поговорим с тобой, Митрофан, — сказал он, обращаясь к сидевшему напротив тучному с одышкой конному сборщику металлолома с звучной фамилией Барабан. Этот самый Барабан по природе был неподвижен, медлителен, тугодум, но при всех этих совершенствах считался лучшим мастером своего дела в системе. Обычно, еще темно, куры не открывают глаз, а низкий хриплый бас Барабана уже слышится на хозяйственном дворе:

— Стой, Машка! — или: — Ножку, Машка, эк тебя занесло!

Это Барабан уже закладывал в телегу закрепленную за ним персональную пегую, с выпяченными ребрами кобылку.

— А теперь трогай, — безразлично говорил он одну и ту же фразу каждое утро. И трогался на своей скрипучей телеге с персональной Машкой по пустырям, по городским окраинам и дворам. К вечеру же его телега всегда была доверху нагружена. На базе ему выдавали очередную приемо-сдаточную квитанцию, и он терпеливо ожидал, когда подойдет день получения премии. Бедняга, конечно, даже не подозревал, что существует много других довольно темных дорог для сдачи собранного лома, кроме той, по которой он каждый вечер едет на базу.

А Остап Васильевич об этих именно дорогах и говорил сейчас.

— Ты, Митрофан, чудак, — весело звучал голос Крышкина. — Скажи мне, ради бога, кто тебя заставляет сдавать всё до килограмма на базу? Подумай, лом ты собираешь в тех местах, где он никем не учитывается. Деньги за него никому не платишь. Квитанций никому никаких не даешь, и с тебя их никто не спрашивает. Значит, надо поступать разумно, не обижать себя. Надо на базу сдавать ровно столько, сколько требует план. Ну, подбрось еще тонну-две на премию и на Красную доску — имя твое там все-таки пусть на всякий случай остается. А остальное вези на свой склад. Нужно иметь свой резерв. Спросишь, зачем нужен тебе резерв? — И Остап Васильевич для большей убедительности стал рассказывать об одном случае из своей практики.

— Приезжаю я как-то, — говорил он, — в школу тридцать девять и вижу: сидит на школьном крыльце завхоз, сидит, как сиротинка Аленушка, опустив голову на колени. — «Что, брат, случилось?» — спрашиваю его. — «Беда, Остап Васильевич, просто беда, ваш брат замучил». — Как так замучил? — спрашиваю с участием. А он говорит, что дали школе план — собрать семьдесят пять тонн металлолома, а собирать его негде. Ученики, мол, уже с ног сбились, на дальнее кладбище бегали, даже пытались за крестами охотиться, только разве наберешь их на семьдесят пять тонн. А директору дали взбучку. Директор вызвал завхоза — тоже в пот вогнал. Вот он и вышел только из директорского кабинета, а что делать дальше — ума не приложит. Теперь, друг Митрофан, понимаешь, зачем нужно иметь свой резерв? — прервав рассказ, загадочно спросил Крышкин.

Но Митрофан смотрел на Остапа Васильевича круглыми посоловевшими глазами и ничего не видел, хотя остальные из компании уже весело перемигивались между собой.

— Эх ты, Митрофанушка, а еще лучшим сборщиком зовешься. Так слушай, что было дальше.

А дальше, по словам Остапа Васильевича, произошло следующее. Он сдал на базу из своего личного резерва 75 тонн лома и принес завхозу приемо-сдаточный акт, в котором констатировалось, что школа № 39 выполнила установленный ей план и сдала нужное количество металлического лома высокого качества. За это школе выплачено вознаграждение, согласно государственным расценкам из расчета 251 руб. за тонну — всего 18 825 руб. Тут же Остап Васильевич вручил завхозу 12 тысяч рублей. Остальное оставил себе на транспортные расходы, оплату грузчиков и т. д. и т. п.

— И знаете, друзья мои, директор школы от радости был на седьмом небе. Он жал мне руки и с благодарностью повторял: «Ну, спасибо же вам, спасибо, выручили. И план выполнен, и деньги точно с неба да прямо на стол». В тот же день директор отправился в магазин музыкальных инструментов и привез в школу новенькое пианино.

— Вот, друзья мои, как надо действовать! — эффектно воскликнул Крышкин, прищелкнув пальцем, и взялся за бутылочку с шампанским.

Теперь глаза сидевших вокруг стола уже не горели, а пылали яркими кострами. В них была и зависть, и восхищение, и восторг. Да, теперь эти маститые представители славной системы начинали понимать, что под ногами у них повсюду поистине золотое дно. Надо только не лениться, почаще нагибаться и, если не грести лопатой, то брать хотя бы пригоршнями всё то, по чему они до сих пор ходили. Каждый в эти минуты вспоминал, сколько в городе таких школ, институтов, больниц, контор, которые нуждаются в помощи. Планы-то по сбору и сдаче лома даются с закрытыми глазами. Есть у тебя лом или нет — какая разница, тут важно выполнить патриотический долг. А кто из утильщиков не может в этом помочь! Им-то, мастерам своего дела, хорошо известно, где и какие отходы лежат. Иное домоуправление или стройка спасибо скажут, если очистишь их территорию от всякого металлического хлама. Еще и транспорт дадут. Погрузить помогут. Только бери! Создавай себе резервы. Ох, какой же умница этот Остап Васильевич! Только один Барабан, казалось, не был затронут общим чувством. Его глаза отдавали тусклым винным блеском, а не охватившей всю компанию страстью.

— Да, Остап Васильевич, ты это здорово придумал с резервами, — почесывая затылок, лениво проговорил он.

— Ошибаешься, друг мой Митрофан, я тут ничего не придумывал. Я только видел и делал выводы, что обязан делать каждый из мыслящих. Да все вы присмотритесь хорошенько и увидите, что наша система похожа на решето. Нам только остается подбирать падающее на землю добро. Ведь вот в чём всё дело. Под-би-рать, — медленно с расстановкой повторил Остап Васильевич. Потом подумал и неожиданно сказал: — Впрочем, конечно, не каждый может этим заниматься. Но я вам помогу. Я вам покажу еще не такие дорожки, по которым следует идти. Вы увидите, какие чудесные комбинации можно проделывать с одним и тем же металлом. Да, увидите. Только одно условие, друзья: я свой ларек сдаю на помощника, сам же буду следить за вашими интересами. А вы, понятно, должны помнить о моих интересах. Так вы меня понимаете? — сузив глазки, спросил Остап Васильевич.