Бабушка - Божена Немцова

— Что, мальчуганы, каково колядовали? — спросил пан-отец мальчиков.

— Хороши ваши мальчуганы! То уж их не поднимешь с постели, а сегодня только что я встала, они уж прибежали в комнату, чтобы побить меня вербой, — жаловалась Барунка, а пан-отец с мальчиками смеялись над нею. Пришел в долину и охотник побить вербой, и Мила и Томеш, словом, целый день не было покоя, и девочки, завидев мужчин, закрывали фартуком свои голые плечики.

XIII

Весна быстро приближалась. Народ уже работал в полях, на косогоре грелись ящерицы и змеи, которых очень пугались дети, приходя на вершину к замку искать фиалок и ландышей; но бабушка уверяла, что им нечего бояться, что до Св. Георгия ни одна гадина не ядовита, и их можно брать в руки, «но когда уже солнце высоко, тогда в них есть яд», прибавляла она. На лугу за плотиной распускались желтоголовики и ранункули[114], на косогоре синелась печенковая трава и блестела золотистая буковица. Дети собирали молодые листочки для супа, приносили молодую крапиву гусяткам, и бабушка, приходя в хлев, обещала Пестравке отпустить ее скоро в стадо. Деревья быстро одевались листьями, толкушки[115] весело реяли в воздухе, жаворонок уносился высоко от земли, и дети слышали его пение, но редко видали самого певца; слушали они и кукушку и кричали: «Кукушка! Скажи нам, долго ли мы проживем?» Иногда она куковала, а иногда Аделька сердилась на нее за то, что она нарочно не хочет куковать. Мальчики учили Адельку делать дудочки из вербы; если же ее дудочка не хотела пищать, то они обвиняли Адельку в том, что она дурно приговаривает, делая дудочку.

— Вы, девочки, не умеете и дудочки-то сделать, — подсмеивался Ян.

— Это не наше дело, и ты вот не сделаешь такой шляпки, — говорила Барунка, показывая брату шляпку из ольховых листочков, сколотую иглами и украшенную маргаритками.

— Экое искусство! — сказал мальчик, качая головой.

— Не для меня, а для тебя, — отвечала, смеясь Барунка, приготовляясь делать платье и самую куклу из сердцевины бузины. Ян положил прутик на колени и сказал Адельке:

— Теперь слушай и смотри как я стану делать, — и начиная стучать по палочке, он приговаривал: «Отбивайся дудочка; не будешь отбиваться, буду на тебя князю-пану жаловаться, и он ударит тебя так, что ты улетишь к Золотому Жбану. Хуш, хуш, хуш! Воткну в тебя нож, воткну раз — вырву у тебя сердце, воткну в другой — запоешь как пташка!» И дудочка была готова, и пищала отлично. Но Вилим заметил, что она далеко не так хорошо пищит как пастуший рожок у Вацлава. Ему надоело делать дудочки, он устроил себе из прутьев тележку, запрягся в нее и начал бегать по лугу, а за ним побежали собаки. Отдавая сестре сделанную куклу, Барунка сказала ей:

— На, вот! Да учись сама их делать. Кто с тобой будет играть, когда мы начнем ходить в школу? Ведь ты останешься одна.

— Бабушка будет со мной, — отвечала девочка, и по лицу ее было видно, что ей не по сердцу было это одиночество, но что если при ней останется бабушка, то ей больше ничего не нужно. В это время проходил мимо мельник, и подавая Барунке письмо, сказал:

— Бегите с ним к маменьке и скажите, что мой парень был в городе, и ему дали это письмо на почте.

— Это от тятеньки, — радостно закричали дети, бросившись к дому.

Пани Прошкова с веселым лицом прочитала письмо и объявила всем, что в половине мая приедут отец и княгиня.

— А сколько раз до этого мы будем еще ложиться спать? — спросила Аделька.

— Около сорока раз, — отвечала Барунка.

— Ой, ой! Так его еще долго не будет! — печально сказала Аделька.

— Знаешь ли что? — вскричал Вилим: — я сделаю себе на двери сорок черточек, и как встану утром, буду стирать по одной.

— Сделай так, время пройдет скорее, — смеясь заметила мать.

Мельник, возвращаясь от плотины, зашел к ним. Лицо его было озабоченно, он не ухмылялся и не щурился, хотя и держал в руках табакерку, но не вертел ею, а только изредка постукивал двумя пальцами по ее крышке.

— Знаете ли новость? — спросил он, входя в комнату,

— Что случилось? — вскричали в один голос бабушка и хозяйка, видя, что пан-отец не такой как всегда.

— Вода с гор пожалует к нам.

— Господи помилуй! Не была бы быстра, да вреда бы не наделала, — сказала испугавшаяся бабушка.

— Этого-то я и боюсь, — отвечал мельник: — уже сколько дней у нас все южный ветер, притом же в горах был дождь. Приезжающие оттуда помольщики говорят, что все потоки разлились и снег быстро тает. Я думаю, что нынешний год плохо придется. Я тороплюсь домой, чтобы сейчас же очистить дорогу для злого гостя. Советовал бы и вам приготовиться: осторожность никогда не вредит. После обеда приду еще посмотреть. Обращайте внимание на прибыль воды, а вы, чечеточка, не ходите к воде, — прибавил пан-отец, ущипнув Адельке щеку, и ушел.

Бабушка пошла посмотреть на плотину, бока которой были обстроены дубовыми бревнами, между которыми рос папоротник. По стенам загородки бабушка заметила, что вода прибыла: самые нижние кусты папоротника были уже в воде. Куски дерева, дерна и древесные ветки уносил мутный поток реки чрез плотину. Бабушка воротилась домой озабоченная. Много раз случалось, что во время ломки льда глыбы останавливались у плотины, и река, быстро врываясь в канаву, затопляла дома. Начинавший ломаться лед обыкновенно возбуждал опасения, и мельники ходили постоянно на караул, чтобы, насколько возможно, предотвратить опасность расталкиванием глыб, громоздившихся в огромные горы. Но от горной воды не было никакого спасения: она как будто приносилась на диком коне, тащила все, что попадалось на дороге, размывала загородки и берега, подмывала деревья и дома, и все это так быстро, что люди не успевали опомниться. Поэтому и бабушка, уже наученная опытом, пришедши домой, тотчас посоветовала перенести все из комнаты на чердак, и совету ее тотчас последовали. Между тем пришел охотник, который, проходя мимо лесопильной мельницы, слышал, что с гор бежит вода, и заметил, что река прибывает.

— Эти дети вам только мешают, и если что-нибудь случится, что вы с ними будете делать? Я их возьму к себе на гору, — сказал он, и хозяйки были очень рады его предложению. Все выносилось, прибиралось; домашняя птица переселилась на косогор, Пестравку отвели к охотнику.

— Теперь и вы идите к детям, чтоб охотничихе не было с ними слишком много хлопот, — сказала бабушка дочери и Бетке, когда все уже было приведено в порядок; — а я здесь останусь с Воршею. Если вода дойдет до дому, так мы заберемся на чердак, а уж если Бог не попустит, то вода нас с домом-то не унесет: здесь не так круто как у мельницы; тем бедняжкам больше достанется!

Пани Прошкова долго не соглашалась на то, чтобы мать осталась дома, но должна была все-таки идти одна, потому что бабушка не хотела ничего и слышать.

— Смотрите, чтоб у вас собаки не разбежались! — напоминала пани Прошкова, выходя из дому.

— Не бойся! Они хорошо знают, где искать защиты; они от нас не уйдут. — Действительно, Султан и Тирл ходили за бабушкою по пятам, а когда она села с веретеном к окну, из которого видна была река, то они улеглись у ног ее. Ворша, привыкшая постоянно что-нибудь делать, мыть или мести, начала прибирать пустые хлева, забыв совершенно, что чрез час они, может быть, будут полны воды и грязи.

Уже смеркалось. Вода все больше и больше прибывала, русло канавы было полно; лужайка за плотиной уже покрылась водою, и где не мешали вербы, там бабушка видела колыхание волн, хотя дом стоял ниже высокого берега реки. Она отложила веретено, сложила руки и стала молиться. Ворша пришла также в комнату:

— Вода ревет так, что страшно слушать; птицы точно предчувствуют что-нибудь недоброе: все спрятались, ни одного воробья не видно, — рассказывала она, стирая пыль с лавок у окна. Вдруг раздался конский топот, и на дороге от плотины показался верховой; он приостановился около дома и закричал: «Остерегайтесь, вода идет!», и потом поскакал во весь галоп к мельнице, а от мельницы в городок. «С нами крестная сила! Вверху-то верно плохо, что послали вестового!» — вскричала побледнев бабушка. Но потом все-таки уговаривала Воршу ничего не бояться; пошла еще раз посмотреть, все ли в безопасности и не начинает ли вода выступать из берегов. Она застала у реки пана-отца. На нем были сапоги выше колен, и он показывал бабушке, что река заливает берега. Пришел Мила с Кудрной предложить бабушке свои услуги, чтоб она не оставалась одна в доме; но бабушка послала Кудрну домой: «У вас есть дети; если Бог посетит несчастием, так у меня это осталось бы на совести. Уж если необходимо, чтоб кто-нибудь остался с нами, то пусть останется Якуб, что будет всего лучше; ведь в гостинице он не нужен; там нечего бояться, разве только вода дойдет до их хлева». Все разошлись. Еще до полуночи дом был уже окружен водою. По Жерновскому косогору ходили люди с фонарями; охотник был также на косогоре, и зная, что едва ли бабушка будет спать, он начал свистеть и звать ее, чтоб узнать, что у нее делается. Якуб откликнулся ему из окна комнаты, чтобы показать, что он не спит, и что пани Прошковой нечего бояться за бабушку; после чего охотник и ушел. Только утром можно было видеть, что вся долина превратилась в озеро. В комнате можно было ходить уж только по дощечкам, и Мила едва перешел на косогор к домашней птице: вода с такою быстротой неслась через дорогу, что едва не сбила его с ног. Днем пришли все из охотничьего дома посмотреть на долину. Увидав, что дом окружен водою и что бабушка в комнатах ходит по дощечкам, дети так расплакались и раскричались, что их едва могли успокоить. Собаки выглядывали из слухового окна. Когда же Ян позвал их, то они начали лаять и выть, и охотно бы соскочили вниз, если бы Мила не удержал их. Явился Кудрна и рассказывал, какое опустошение было внизу: в Жлице вода снесла два дома; в одном из них была старуха, не хотевшая верить вестовому и очень долго промедлившая выходом. Мосты, плоты, деревья, словом — все увлекала вода за собою, все что только попадалось на дороге. В мельнице переселились уже на самый верх. Кристла пришла посмотреть, нельзя ли принести островитянам поесть чего-нибудь горячего, но не было никакой возможности, и когда смелый Мила хотел переплыть к ней, то она сама попросила его остаться там, где он был. Два дня продолжался этот страх, и только на третий вода стала спадать. Как же удивились дети, возвратившись из охотничьего дома: огород размыт водою, в саду кучи наносу, местами глубокие рытвины, вербы и ольхи покрыты до половины грязью, мостки снесены, хлевки подмыты, а собачьи конуры вовсе унесены. Мальчики побежали с Аделькою за дом посмотреть посаженные там деревья, которые они год тому назад принесли из леса, и которые бабушка посадила, — девочкам березки, а мальчикам ели. Деревья остались невредимы. Дети когда-то выстроили себе под грушкою маленькую хижину, сделали около нее огород и плетень и канавку, на которой устроили мельницы, начинавшие вертеться во время дождя, когда канавка наполнялась водою. Была там у них и печка, в которой Аделька пекла калачи и бухты из глины. Об этом маленьком хозяйстве не было и помину. Заслышав их сожаления, бабушка сказала им с улыбкою: «Ах дети! Как же могла ваша игрушка устоять против быстроты рассвирепевшей стихии, которая сокрушает столетние деревья и крепкие дома?»