Миллионы снарядов, миллиарды патронов. Оружие для Победы - Владимир Николаевич Новиков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не успели мы развернуть производство новой винтовки, как Б. Л. Ванников вызвал меня в Москву. Когда я появился у него в кабинете, он, посмеиваясь, сказал:
– Я тут тебе небольшой гостинец приготовил, чтобы работалось веселей.
И уже серьезно добавил:
– Ты, наверное, знаешь, что наши самолеты вооружены в основном пулеметами калибра 7,62 мм, которые хотя и имеют новый патрон, но стреляют практически винтовочными пулями. И пусть у этих пулеметов очень высокая скорострельность, но поражаемость цели мала. У немцев самолеты из металла. Нужен другой пулемет крупнокалиберный. Вчера меня вызвал товарищ Сталин и поручил срочно изготовить опытную партию пулеметов, над которым работает конструктор Я. Г. Таубин, а затем наладить их серийный выпуск. Сталину доложили, что пулемет отработан. Калибр его 12,7 мм. Как я понял, этим пулеметом будут вооружать новые и перевооружать старые самолеты.
Ванников подошел ко мне и спросил:
– Как посмотришь, если этот пулемет мы станем изготавливать в Ижевске?
– Можно попробовать, – отозвался я, – база у нас для этого есть.
– Вот и хорошо, – согласился Ванников и, взяв меня под руку, проводил в приемную, где в углу стояло два плотных мешка:
– Здесь чертежи пулемета, бери их с собой и вылетай. Самолет я уже тебе заказал.
И немного погодя добавил:
– Первые пять пулеметов надо сделать в течение месяца.
– В течение месяца? – не удержался я. – Да такой срок для изготовления нового, притом крупнокалиберного пулемета у меня и в голове не укладывается.
Но Ванников только улыбнулся:
– Укладывайте все в голову и срок постарайтесь выдержать.
На заводе я сразу пригласил главного инженера, конструкторов и технологов, и мы стали изучать чертежи пулемета. Надо заметить, что конструкция пулемета, темп стрельбы которого составлял 800 выстрелов в минуту, у нас энтузиазма не вызвала. Было много сомнительных мест. Особенно сложным оказался затвор, к тому же он еще катался по каким-то роликам. Это очень настораживало. Молодой, но способный заводской конструктор В. И. Лавренов прямо заявил:
– Пулемет будет работать плохо.
Может быть, такое заявление было слишком категоричным, но, как оказалось, прозорливым. Отменить решение мы не могли, поэтому, несмотря на недоверие к конструкции, взялись за дело горячо, к изготовлению первых пулеметов привлекли самых квалифицированных слесарей, лекальщиков, механиков. И сами не уходили с завода – работали днем и ночью. Не знаю, по какой причине, но представителей от конструкторского бюро, которое возглавлял Таубин, почему-то у нас не было. Своего голоса КБ не подавало. А Ванников звонил почти через день. Дело шло трудно, о чем мы докладывали ему. И все же спустя месяц и десять дней пять первых пулеметов отправили в тир. Опробовали их небольшим количеством выстрелов и сообщили об этом в наркомат.
Через три дня прибыли на завод нарком вооружения Б. Л. Ванников, нарком боеприпасов П. Н. Горемыкин и заместитель начальника Управления Военно-воздушных Сил И. Ф. Сакриер. Все пошли в тир на отстрел пулеметов. У каждого из них находился опытный отладчик. Пришло все руководство завода и конструкторы. В пулеметы заложили ленты на 100 патронов. Отстреляли по очереди – ни одной задержки. Лица у всех довольные. Ванников распорядился зарядить пулеметы снова. На этот раз ни один пулемет не дострелял ленту. После 50–70 выстрелов пулеметы замолкали. При осмотре оружия оказалось, что везде есть поломки отдельных деталей, главным образом связанных с затвором. Лавренов оказался прав. Пулемет нам был дан недоработанный и как следует, видимо, не испытанный.
Наши гости вернулись в вагон, и поздно вечером туда вызвали меня. Началась проработка: и слесарей я поставил недостаточно квалифицированных, и отладчиков набрал какую-то шпану, и, наверно, не выдержал по чертежу размеры, и т. д. и т. п. «Воспитывали» меня два часа. Вероятно, в другом возрасте это могло закончиться для прорабатываемого очень печально. Но мне шел всего тридцать второй год. Как было ни обидно, но эти два часа я выдержал и получил новое задание – изготовить еще одну партию пулеметов в количестве десяти штук в течение двух-трех месяцев. Возражать было бесполезно. Когда я вышел из вагона, не стыжусь признаться и сейчас, то заплакал. Столько сил затратили, люди работали с таким самозабвением – и все комом. А главное, как все мы чувствовали, не по нашей вине.
В два ночи собрал всех руководителей и специалистов, занимавшихся изготовлением пулемета, и сказал, за что нас критиковали и какое дали новое задание. Конструкторы опять в один голос заявили, что такой пулемет работать не будет, надо его серьезно доделывать. Но я подтвердил необходимость выполнить задание.
Спустя день или два мне позвонил Борис Львович и уже с присущим ему юморком заметил, чтобы я не принимал все так близко к сердцу, а работал спокойно: пулемет отладится. Нарком хотел, как я понял, меня успокоить: видимо, и сам не до конца был уверен в пулемете, а также убедился, как я искренне все переживаю. Я попросил Ванникова разрешить вылететь к ведущему конструктору Таубину, чтобы выяснить ряд принципиальных вопросов, касающихся конструкции пулемета. Борис Львович согласился. На другой день, прихватив с собой два поломавшихся пулемета, я прибыл в конструкторское бюро.
Сидели мы с Таубиным долго, тщательно разбираясь в причинах каждого дефекта. Я передал ему мнение заводчан: если нас еще несколько раз заставят делать пулемет, то мы его сделаем, но все равно он работать не будет. Мелкими поправками тут дела не решишь, требуется солидная доводка пулемета. После некоторого раздумья Таубин согласился со мной. Я спросил, сколько, по его мнению, потребуется времени, чтобы иметь добротный пулемет. Он сказал: месяцев четыре-пять. Эти его слова меня просто убили. Попросил конструктора сократить срок на доработку, но он ответил, что меньше четырех месяцев не получится.
Вместе мы написали записку наркому, в которой изложили создавшуюся ситуацию. Получалась, конечно, какая-то ерунда: с одной стороны, завод должен изготовить новую партию пулеметов в течение двух-трех месяцев, с другой – нет еще готового пулемета. В записке Таубин обещал довести пулемет за четыре месяца, а завод – через такое же время изготовить его. Записку Таубин подписал, а я сказал, что доложу все Ванникову, так как не уверен, что названный срок реален.
Поехал в наркомат. Ничего не говоря, положил перед Ванниковым записку, а когда он прочитал ее, спросил:
– Борис Львович, что делать дальше?
– А что ты предлагаешь? – вопросом на вопрос ответил он.
Я заметил, что пулемет такого
