«Если», 2011 № 11 - Журнал «Если»

— Типа в коме? — уточняет Эрни.

Парень качает головой. Когда речь заходит о науке, он вроде трезвеет и приходит в себя.

— Я вообще не буду ощущать хода времени. Для других я превращусь в статую. Мое сердце перестанет биться. Остановится дыхание. Если меня попытаются воскресить, из этого ничего не получится.

— Господи, — ужасается Эрни. — Но ведь так ты можешь проснуться в могиле!

Физик кивает:

— Я все предусмотрел. Оставлю ясные указания, чтобы меня кремировали.

— Ты что, совсем сдурел? Хочешь прийти в себя в пламени печи?

— Не забывайте, что сгорание — тоже перемена. Но все перемены происходят во времени. А оно уже потрачено! Я окажусь вне времени.

— То есть с тобой ничего не может случиться? — уточняет Эрни.

Парень снова одаряет таксиста угрюмым, холодным взглядом.

— Предположим, первая, кто меня обнаружит в этом состоянии, будет моя дочь. Ей исполнится почти два годика. А ее отец будет даже хуже, чем коматозник. Зомби. Вампир.

— Ну, — возражает Эрни. — Ты ей объяснишь. Или твоя жена объяснит. У тебе ведь еще год в запасе, верно?

— Тогда представьте, что это случится, когда я буду вне дома, — гнет свое физик. — В месте, где никто меня не знает. Или за рулем. Со мной-то ничего не случится, но передавлю прохожих.

— Не-а, — настаивает Эрни, — ты парень смышленый. Ты не допустишь такого. Готов спорить, что у тебя уже есть какой-то план.

— Вам интересен мой план? — спрашивает физик, и на его лице появляется выражение, как будто его вот-вот стошнит. — Грандиозный план состоял в том, чтобы добиться постдока — мой научный руководитель заверял, что тут все должно быть в порядке. Мол, наши эксперименты сделали меня фаворитом. Я забиваю себе место стипендиата, занимающегося научной работой, на осенний семестр будущего года. Я беру летний отпуск, чтобы «дописать», — физик пальцем рисует в воздухе кавычки, — работу, а сам нахожу какую-нибудь хижину в лесу. Я выпадаю из времени на все лето, возвращаюсь в середине октября и быстренько стряпаю из уже имеющегося материала научный труд, а между делом рассылаю свое резюме в престижные фирмы.

Эрни пожимает плечами. План выглядит вполне разумным.

— Не врубились еще? — спрашивает физик. — Этот план был хорош, пока я не сомневался: выпаду из времени на пять месяцев. А после того как мы открыли это расхождение и все пришлось пересчитать, знаете, сколько времени мне придется вернуть вместо заимствованного?

— Думаю, больше пяти месяцев…

Голос парня становится хриплым и звучит холодно.

— Если я прекращу заимствование прямо сегодня, — говорит он, — то мне светит триста один день, четырнадцать часов, пятьдесят две минуты.

Цифры слетают с его языка с такой же легкостью, как если бы он произносил номер своей карточки социального обеспечения.

— Ко времени моего возвращения все лучшие рабочие места уплывут, я перестану быть стипендиатом, и у меня на руках не будет ровным счетом ничего, что бы я мог представить руководству. Ничего! И я пропущу Рождество с Ситой. Она в таком возрасте, что и не вспомнит, кто я такой. И что мне делать, Господи?

Он едва не плачет, что заставляет Эрни ерзать на табурете.

— Сынок, — говорит он парню, — я тебе вот что скажу, и ты уж мне поверь: если это худшее, что может сделать тебе костюм, то ты ничем от всех остальных не отличаешься. Я-то думал, ты будешь рассказывать, как костюм довел тебя до сердечного приступа. Серьезно, парень: ничего с тобой такого не случится, когда ты выпадешь из времени? Рак там или еще чего?

— Я отвечу на ваш вопрос, — произносит физик, — после того как вы мне его вернете.

Эрни давится и брызжет пивом. Затем напускает налицо самое невинное выражение и спрашивает парня: о чем это он?

Настроение физика к этому времени резко меняется, как будто он все свои эмоции спустил в унитаз.

— Да вы сами посудите, — говорит он ровным голосом, — как правило, таксисты не обсуждают в барах проблемы темпоральной физики.

Чертовски смышленый паренек! Эрни косится на свою рубашку, пиджак, руки, пытаясь сообразить, что его выдало. Но ничего не может придумать, поэтому просто спрашивает:

— А откуда ты знаешь, что я таксист?

— Вы везли меня из аэропорта, — отвечает физик.

— А я-то думал, ты меня не узнал, — признается Эрни.

— Я так и понял… А теперь к делу: костюм с вами или придется ехать к вам домой?

Когда они уже сидят в машине — физик на заднем сиденье, Эрни снова спрашивает:

— Ну, а все-таки, когда используешь костюм, есть риск или нет?

— Ну, если считать, что нет ничего страшного в том, чтобы жить в позаимствованном времени, то тогда, конечно, все не так уж и плохо.

Они отъезжают от бара и вливаются в уличное движение. У Эрни слегка кружится голова. Он явно не в той форме, чтобы садиться за баранку, но парень пригрозил вызвать полицию, если Эрни не вернет костюм немедленно. Пришлось согласиться, однако по дороге Эрни все еще пытается запудрить мозги своему пассажиру.

— Послушай, — говорил он, — посмотри на себя. Тебя пригласили в Гарвард, чтобы ты мог продемонстрировать этот костюмчик. Ты ведь здесь именно за этим, так? Если бы не костюм, мы бы никогда не встретились, потому как тебе незачем было бы ехать на конференцию…

Физик весело ржет.

— Вы шутите? Я здесь только потому, что, сюда пригласили моего руководителя, а он намеревался представить меня… ну, не важно. Костюм! Да я вообще не должен был выносить его из лаборатории! Вы хоть в малейшей степени представляете, в какой глубокой заднице я буду, если не смогу вернуть его назад?

— Эй, расслабься, — отвечает Эрни. Алкоголь уже серьезно завладел им, слова парня слышатся невнятно, а сам он чувствует излишнее возбуждение, и ему не хочется признаваться самому себе, что он пьян в дымину. — Я только хочу сказать, что все уже позади, не так ли? Ты меня подловил, сынок. Я везу тебя к твоему костюму. А ты все жалуешься, что эта штука разрушила твою жизнь. Как же так?

— Вам-то это следует знать, — отвечает парень. — Вы ведь тоже его надевали.

Эрни на миг хочет соврать, что это не так, но тут же понимает бессмысленность лжи.

— Ну да, — соглашается он. — В нем труднее двигаться. Труднее дышать. Когда пытаешься взять деньги, они как будто приклеены. Но должен тебе сказать, что если это все, то я бы согласился.

— В самом деле? — в зеркальце заднего вида Эрни видит направленный на себя крайне неприятный взгляд парня. — А вот меня учили, что это очень высокая цена, когда ты должен предавать свои жизненные ценности. Или, упоминая как бы приклеившиеся деньги, вы имели в виду свои собственные? А мне вот почему-то кажется, что вы их крали, верно?