Вдова Далила; Ужас - Морис Левель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы правы…
— В таком случае позвольте мне подыскать вам другую квартиру.
Зиг, никогда ни о чем не забывавший, прямо от Марии отправился к Медлеру, чтобы купить сундуки, но так как подержанных сундуков с заграничными штемпелями и таможенными отметками не оказалось, то он пошел в ломбард, и там ему посчастливилось найти то, что он искал. Затем агент накупил массу всяких безделушек: бумажники с гербами, туалетные принадлежности с графскими коронами, трость и множество самых модных рубашек и элегантных костюмов. Оставалось только переслать все это в отель, который он указал Хорфди. Туда Зиг и поехал.
В отеле полицейский агент не довольствовался какой-нибудь комнаткой на четвертом этаже, куда надо было подниматься на лифте, а нанял три комнаты за пятнадцать марок на первом этаже. Неужели граф Камани стал бы стеснять себя в чем-либо? С этого дня он сам себя не узнавал. Оставшись один, он удивленно посмотрел на себя в зеркало. Неужели это он, Зиг, разъезжает в каретах и живет на первом этаже «Палас-отеля»? Оценив свое отражение, он даже нашел, что похорошел.
После обеда он взял карету и поехал искать квартиру для Марии ван ден Кольб. Если бы Зиг заявил ей вечером, что занял для нее комнаты рядом со своими, она бы ничего не сказала: вдова думала только о мести! Она не считала Зига живым существом, он был лишь орудием мести. После долгих поисков он наконец нашел меблированную квартиру на Кляйстштрассе и снял ее на имя своей родственницы графини Камани.
Хозяину квартиры пришлось покинуть Берлин, и он сдавал ее через швейцара, чтобы выручить проценты за мебель. Больше всего Зигу понравилось то, что здесь было два входа: парадный и черный. Из гостиной маленькая дверца с матовым стеклом выходила в коридор и оттуда вела на лестницу.
Всегда предусмотрительный полицейский, оставшись в квартире один, не терял времени даром и хорошенько все изучил. Вынув из дверцы ключ, он слегка поцарапал поверхность матового стекла, чтобы можно было видеть, что происходит в гостиной.
За последние тридцать шесть часов Зиг почти не отдыхал. Он довольно рано вернулся домой и лег в кровать, но долго не мог уснуть, — может, оттого, что не привык к матрасу на пружинах и пуховым подушкам, а может, оттого, что странные мысли не давали ему покоя.
VI
На следующий день, еще до завтрака, Зиг встретился с несколькими нужными ему людьми, после чего вернулся к себе и принялся ждать Хорфди. Карточные долги принято платить не позже чем через сутки, и агент смело мог рассчитывать на то, что вчерашний должник не замедлит явиться к нему. Единственное его опасение состояло в том, что Хорфди где-нибудь да раздобудет эти сорок тысяч марок и принесет их с собой. Эта щепетильность кого угодно привела бы в восторг, но не Зига: весь его план зиждился на том, что Хорфди останется его должником. Мысль о том, что он вовсе не заплатит свой долг или вообще не явится к нему, не приходила полицейскому в голову. Побывав в тюрьме, подозреваемый находился в двусмысленном положении: он должен был всего остерегаться и не компрометировать себя. Так что Зиг нисколько не сомневался в том, что если Хорфди и не заплатит сейчас своего долга, то во всяком случае непременно придет, чтобы попросить об отсрочке. Но, когда в час дня должник все еще не появился, полицейский забеспокоился.
«Вдруг он вздумает написать, вместо того чтобы прийти лично?» — думал он про себя.
Но в три часа лакей доложил, что какой-то господин желает видеть графа.
— Пусть войдет, — распорядился Зиг, сразу даже не сообразив, что граф — это он сам.
Как только Хорфди вошел, полицейский агент поспешил ему навстречу.
— Ах, это вы, дорогой синьор, — заговорил он с итальянским акцентом, — пожалуйста, входите, я очень рад вас видеть. Как вы поживаете? Я уверен, что вы все утро провалялись в постели, как и я. Я уже принял ванну и выпил за завтраком шампанского. Какое, кстати, здесь чудесное шампанское! Только из-за него одного стоит приехать в Берлин. Потом я опять лег и спал до сих пор, — закончил Зиг с улыбкой.
— Я спал меньше вас, граф, — сказал Хорфди, когда, наконец, и ему удалось вставить слово.
— Неужели вы так устали? Да, я верю вам.
— У меня была одна забота.
— Забота? Ах, кажется, я догадываюсь… вы влюбились в одну из синьорин у прекрасной Лолы Монтец. Но они действительно восхитительны: сколько грации, сколько шика, сколько ума! Ох уж эти берлинки, недаром их все хвалят! Наши итальянки в сравнении…
— Граф… — попробовал перебить его Хорфди.
— Нет-нет, я знаю, вы сейчас из вежливости будете хвалить моих соотечественниц. Но вам не изменить моего мнения о Берлине. Видите ли, моя родственница, которой я вас вчера представил…
— Ваша родственница? — переспросил Хорфди с удивлением, как и ожидал Зиг.
— Разве вы ее не помните?
— Напротив, прекрасно помню, но я не знал, что эта дама — ваша родственница.
— А почему бы и нет? — расхохотался Зиг.
— Меня удивило то, что вы привели ее в дом Лолы Монтец.
— Разве это плохо?! — очень естественно выразил удивление Зиг. — А, если там собирается неподходящее общество, то моей родственнице не следовало идти к Лоле Монтец… Боже мой, вот что значит быть иностранцем и не знать обычаев страны! Ах, если бы кто-нибудь взял надо мной шефство, — продолжал Зиг, вздыхая. — Я так боюсь вновь совершить какую-нибудь глупость… Хотя эта Лола Монтец произвела на меня хорошее впечатление.
— Вам, как иностранцу, легко было ошибиться. Когда-то давно Лола Монтец была замужем и считалась красавицей… Кроме того, Лола, вероятно, усомнилась, что эта дама — ваша родственница. Ведь часто бывает так, что в путешествии спутницу выдают за родственницу, чтобы не компрометировать ее.
— Но она ошиблась, — с живостью воскликнул граф, — это действительно родственница, такая же Камани! Она вышла замуж за своего кузена, который в то же время являлся и моим кузеном.
— Я не сомневаюсь в этом, граф.
— Она путешествует со мной из-за своего слабого здоровья, но, как видите, мы даже не живем в одном доме. Она заняла квартиру на Кляйстштрассе.
— Я верю вам на слово, — сказал Хорфди, которому надоела вся эта болтовня, — я пришел к вам…
Зиг снова перебил его со свойственной ему живостью:
— Из-за этого проигрыша? Не будем говорить о таких пустяках!
— Но все же…
— Мне приятнее думать, что вы просто желали меня проведать. Это для меня гораздо важнее. Что касается той ничтожной суммы, которую вы мне вчера проиграли, положите ее туда, на камин, и не будем больше говорить о ней.
— Все дело в том… — снова прервал его Хорфди, которому становилось не по себе, оттого что его собеседник называл ничтожной проигранную сумму.
— В чем дело? — спросил Зиг рассеянно.
— Еще несколько дней я вынужден оставаться вашим должником… Вследствие понесенных потерь я не в состоянии…
— Ах вот оно что… — изумился агент, будто не понимая, как такая маленькая сумма может быть кому-нибудь в тягость.
— Кроме того, я должен попросить вас, граф, не рассказывать никому о моей несостоятельности и дать мне время выплатить долг.
— С превеликим удовольствием, — ответил Зиг, — не беспокойтесь об этом. Запла`тите, когда вам будет угодно. Через неделю, через две, через три — я все понимаю, вы не хотите трогать свой капитал. Я не могу не исполнить вашу просьбу, так как и у меня к вам есть просьба.
— У вас?
— Как вы знаете, я — новый человек в берлинском обществе и опасаюсь попасть впросак без опытного чичероне.[7] Я очень рад, что познакомился с вами, и уверен в том, что вы не откажете мне в поддержке и советах.
— Я к вашим услугам, граф! — с готовностью ответил Хорфди.
Предложение Камани было так выгодно, что он не мог отказаться. Он уже смутно надеялся, что ему не придется ломать голову над тем, как уплатить свой долг.
— Благодарю вас, — сказал Зиг, — но я боюсь злоупотребить вашей любезностью. Я не один, у меня на руках больная, которую надо развлекать. Если бы мы были одни, я разделял бы все ваши удовольствия и старался бы подстроиться под ваш образ жизни. Но раз вы берете шефство надо мной, вам придется развлекать и мою родственницу…
— Мне вчера показалось, что она такая милая и образованная дама, что занять ее будет очень не трудно.
— Да, конечно, для нас, итальянцев, она очень мила, но здесь, в Берлине, совсем другие требования. Не разуверяйте меня, я знаю, то, что вы беретесь опекать нас — большое одолжение.
— Ну хорошо, считайте как вам угодно.
— Прекрасно, и я как можно скорее постараюсь воспользоваться вашей любезностью. А когда я смогу представить вас своей родственнице в более приличной обстановке, чем вчера?
— Когда вам будет угодно, граф.