Демонический Любовник (ЛП) - Форчун Дион

Она думала о странном существе, которое, встретившись ей на пути, изменило весь маршрут ее жизни. Она думала о нем и думала об Алеке, сравнивая двух мужчин, и она знала, не смотря на все сомнения, что никогда, никогда она не была бы счастлива с тем добросердечным, жизнерадостным парнем, которого весь мир счел бы идеальным супругом. Она была более счастлива, разделяя темные цели Лукаса, чем могла бы быть с обожавшим ее Алеком, ибо лишь так она ощущала себя живой; великие потоки вселенной носились вокруг нее, на нее изливалась необычайная жизненная сила мужчины, и она чувствовала, что она росла и превосходила себя, и что Великое Незримое, откуда происходили все вещи и куда они впоследствии возвращались, становилось к ней все ближе.

Размышляя об этом на границе сна и бодрствования, она неотрывно смотрела на сияющие в камине угли, когда вдруг почувствовала тот стремительный вылет вовне, который всегда предшествовал странным путешествиям души, в которые отправлял ее Лукас. Однако в этот раз она не провалилась в забвение; напротив, она продолжила осознавать всё, что ее окружало, хотя движения ее стали несколько заторможенными. Некоторое время она сидела так, в сонном мечтательном состоянии, которое даже казалось ей приятным, а затем ощутила себя странно опустошенной, когда нечто, струясь, начало вытекать из ее левого бока и белый сгусток напоминавшей туман субстанции стал собираться у ее ног. Он медленно расширялся, разрастался и принимал форму призрачной, закутанной в странное одеяние фигуры, а затем среди темноты одежд начало образовываться лицо, и это было лицо Лукаса!

Вероника, лишенная жизненной силы, сидела в кресле и наблюдала за тем, как мертвый мужчина вновь оживал на ее глазах. Его яркие темные глаза смотрели прямо в ее затуманенные глаза; губы, красные от крови, приблизились к ее бледным губам; и руки, сильные, как при жизни, сомкнулись вокруг ее тела, которое теперь, казалось, совсем сморщилось под одеждой.

Это странное проявление длилось недолго; Лукас не осмелился продолжать; и через несколько секунд лишенная сил девушка ощутила, как в нее возвращается жизнь, и одновременно с тем увидела, как призрачная фигура перед ней уменьшается, теряет очертания и оседает бесформенным туманом у ее ног. Затем она очнулась, словно бы ото сна, спрашивая себя, не был ли этот странный опыт всего лишь плодом ее воображения.

После ужина он показался ей еще более нереальным, и когда утром она очнулась после тяжелого сна без сновидений, от него не осталось ничего, кроме смутного воспоминания. День медленно проходил в мелких заботах; но прогулка между периодами дождя, вязание, чтение романа, хоть она и уделяла им время, не смогли захватить ее внимания так, как требующее ответа письмо от юриста, о котором Вероника вспомнила, когда зажгли лампы. Сев за письменный стол, она окунула ручку в чернила и принялась грызть ее конец, ибо она не слишком быстро отвечала на письма, а деловые вопросы были и вовсе за гранью ее понимания, и написав «Дорогой сэр», она остановилась, держа ручку над листом, и тогда, к своему удивлению, увидела линию букв, медленно проявляющуюся на чистой белой странице:

– Как вы, Вероника? Это Джастин.

Девушка с недоумением смотрела на слова, медленно возникавшие перед ее взором. Ручка писала без какого-либо волевого усилия с ее стороны; слова, хоть они и были написаны ее рукой, не были написаны ее обычным почерком, хотя этот почерк был ей знаком. Это был мужской почерк, и имя Джастин было мужским. Она не знала никого с именем Джастин, но почему-то это имя казалось ей знакомым. Где же она слышала его прежде? О, теперь она вспомнила, это было имя римлянина, о котором ей рассказывал Лукас, имя мужчины, который любил и потерял девушку во времена существования той древней, всемирно известной империи.

– Верно. Его звали Юстиниан, а Джастин зовут меня, это английская версия латинского имени, также как и сам я – английская версия римского солдата, только вот вам я больше известен под именем Дж. Лукас.

И вновь рука писала без всякого ее желания, и Вероника сидела, словно прикованная, уставившись на слова, которые возникали на бумаге, так точно отвечая на неозвученные ей мысли.

Ручка снова начала писать:

– Вы ведь останетесь рядом со мной, Вероника? Вы же будете со мной до конца? Не забывайте, я завишу от вас.

И затем, словно бы его проницательный разум нашел способ повлиять на нее:

– Если вы не поможете мне, я пропал. Не бросайте меня, Вероника!

Ну какая женщина могла бы устоять перед такой просьбой? Вероника – чьей первой мыслью было паническое бегство наружу, по двор, на дорогу, куда угодно еще – осталась неподвижной, прислушиваясь и ожидая следующего проявления того незримого присутствия, что сновало вокруг нее.

Ручка снова начала писать и она следила глазами за написанным.

– Вы отлично справились прошлой ночью; тонкие эфирные энергии легко отделились от вашего плотного тела и я смог вытащить их и построить себе тело, но я боюсь, что если мы с вами будем часто это проделывать, то вы слишком перенапряжетесь; что нам действительно нужно, так это группа людей, которая образует круг, чтобы каждый мог привнести в него немного своей энергии, и тогда это никому не навредит. Одно дело – извлечь эфирную энергию, и совсем другое – вернуть ее обратно, ведь если это не удастся, вы умрете. Я так понимаю, возможности собрать круг нет?

Вероника ничего не ответила, ведь всё это находилось абсолютно за гранью ее понимания. Конечно же, не было никого, кого она могла бы попросить помочь ей в этом странном и ужасном предприятии, если он это имел в виду. Очевидно, так и было, ибо ручка продолжила писать:

– Тогда единственное, что я могу предложить, это использовать вашу энергию для частичной материализации, а затем попробовать подобраться к каким-нибудь другим людям настолько близко, насколько сможем, и я возьму оставшееся количество необходимой мне энергии у них. Я думаю, мне удастся это сделать, если мы дождемся, пока они уснут. Как бы то ни было, мы можем попробовать.

Вероника бросила ручку, открыла дверь и быстро вышла на террасу. Какой ужасный опыт намеревался поставить этот покойник? Она была абсолютно несведуща в подобных вещах и не могла ни представить, ни постичь ни природы тех странных сил, которыми пользовался Лукас, ни еще более странных дел и целей, которые он преследовал. Тайное братство, которое учило подобным вещам – невидимые существа, которые собирались вместе – незримые силы, порождавшие эффекты, которые мы наблюдали на материальном плане – о существовании всего этого она даже не подозревала, пока не оказалась погруженной в самую гущу подобных вещей. Теперь ей казалось, что она повидала их со всех сторон, как если бы однажды прикоснувшись к этим силам, больше не могла избавиться от них, и пока большинство людей сталкивалось лишь с результатами своих собственных поступков, она качалась на огромных волнах развивающейся и распадающейся жизни, потоки которой носили ее взад и вперед. Одинокая, растерянная, беспомощная, она была полностью подчинена направленной воле Лукаса и была не способна сопротивляться; и Лукас был мертв не больше, чем она сама, просто у него больше не было тела и он, очевидно, стремился восполнить этот недостаток любыми средствами, какие только мог использовать.

Какая безумная фантазия! Вероника знала, что все это не может быть ничем иным, кроме как сном. Ее разум сдал от перенапряжения. Ей стоило посетить доктора и попросить его позаботиться о ней, поместив в сумасшедший дом или куда угодно еще, где люди, страдавшие такими же видениями, как она, могли быть в безопасности. Вот только, ирония из ироний, доктор не захотел бы иметь ничего общего с ней; даже после смерти заклятый враг Лукаса прекрасно служил его целям, и смерть Алека полностью перекрыла Веронике все пути к бегству; она почти услышала смех, когда осознала это.

Вскоре сгущающаяся тьма и резкий ветер заставили ее вернуться в дом, и вечер стремительно мчался к моменту, когда нужно было ложиться спать, а Вероника все прокручивала и прокручивала в голове воспоминания об этих странных происшествиях. Чем больше она о них думала, тем более странными они ей казались; любое отдельное происшествие еще можно было объяснить, но только не целую череду событий, каждое из которых, казалось, зависело от других и занимало свое место в цепочке причинно-следственных связей. Их было слишком много, чтобы упражняться в казуистике, и ей волей-неволей пришлось согласиться с тем, что она столкнулась с какой-то малоизученной, но отнюдь не нереальной формой энергии.