Ну, понеслось! - Елена Янук

– Думаю, что никто не знает гиен лучше, чем гиены. Так что я иду на свидание с Максом. Его тоже надо подключить к поиску.

Мы с Тео переглянулись О нем никто не вспоминал, я и думать забыл об этом типе.

Даша продолжала:

– Я не очень-то надеюсь, что он поможет, но шанс упускать нельзя. Насколько я поняла, он единокровный брат похитителя? – В ее глазах вспыхнул интерес.

Тео кивнул, заинтересовавшись. Я знаю Тео, он сделает как всегда: возьмет из ее предложения самое важное и выполнит все по-своему.

Когда Даша закончила с нами, тут же обратилась к мужу:

– Ты знаешь, у меня ровный характер, и я могу не менять своего доброго расположения. Но его легко потерять и крайне сложно восстановить.

Вот это тактика! Когда он переключился на ее идею, она хладнокровно припомнила его попытку ее оборвать… Еще один стратег в клане. Даша, словно позабыв свои угрозы, уселась в кресло и мирно продолжила:

– Ник с белками и прочими травоядными рыщут по городу в поисках логова гиен. Вам сейчас надо показать всем нехищным, что вы – клан и вы заодно. Скорректируйте работу. Пускай они ищут, а за ними идут отряды волков, которые доставят любую найденную гиену сюда, может, кто из них знает, где обитают Сэм и компания.

– Да, – кивнув, согласился Тео. – Приступаем.

Я воспринял это предложение без энтузиазма. Весь предыдущий опыт показывал, что метод не сработает. Но мне ничего не осталось, как заняться допросом гиен. Хотя надежды не было – Сэм явно не дурак и ко всему подготовился.

Глава десятая

Тайна раскрыта?

Начиная со вчерашнего вечера, я присматривалась к хозяину, двору и всему, что меня окружало. Ведь манера держаться, одежда, мебель, выбранная для своего дома, много говорят о человеке. Но здесь ничто не выдавало сведений о похитителе, словно мне показывали только глянцевые фасады. Внешне Псевдо-Макс был дьявольски интересен. Угу, если бы не явная гниль внутри.

Утром, кое-как поднявшись и приняв душ, так и не уговорив на это мокрое дело Маришку, я обдумывала наши дальнейшие действия. Молить о пощаде, грозить, пытаться убеждать этих людей бесполезно, это само собой разумеется… Но сидеть и ждать непонятно чего – невыносимо. Только закончила умывать малышку, как нас позвали на завтрак, прервав мои мучительные размышления. Мы, как гости, завтракали с его величеством, главой бандитов-похитителей.

Хозяин расположился за небольшим круглым столом, сервированным в залитой утренним светом комнате.

– Вижу, ты мне не доверяешь, – довольным голосом заметил он.

Хорошее приветствие, нет, превосходное! Главное, какая грандиозная и трезвая мысль, высказанная вовремя. Я не спускала с него холодного взгляда, даже и не думая возражать.

А чего это Псевдо-Макс хочет? Счастья в глазах от радостной встречи? Заверений в вечной привязанности? Больной какой-то! Разумеется, я ни капли не сомневалась в том, что он законченный негодяй, да и выглядел он совсем не как человек, измученный жизнью и заботами, находившийся в безвыходном положении, а как наглый и беспринципный мажор! К тому же в утреннем свете он был необыкновенно красив. Это не комплимент, а приговор. Мужчины, отягощенные красотой, ни себя, ни близких счастливыми сделать не могут, так как не в состоянии оценивать отношения адекватно.

Прежде чем продолжить, он еще раз взглянул на нас:

– Садитесь…

Мы с Маришкой с шумом устроились напротив хозяина. Амбалы, проводившие нас до столовой, тут же вышли, тихо прикрыв дверь.

Я плевать хотела на его присутствие, пусть не обольщается! Привстав, положила малышке и себе все, что посчитала годным для завтрака. Налила заваренного чаю, взяла нам с Маришкой по кусочку пирога. За хозяином я, разумеется, ухаживать не собиралась и совершенно не обращала внимания на его любопытные взгляды.

Кусок в горло не лез, но я из вредности схватилась за чай, обращаясь к бандиту:

– Поясните мне причину нашего похищения. Я слушаю!

Он усмехнулся, помолчал с минуту, но все же ответил:

– Мне нужно, чтобы Федор сделал кое-что для моих… людей. Такая причина вас устроит? – равнодушно произнес бандит, придвигая к себе тарелку. Слишком он высокопарно изъясняется для подретушированного гопника.

– А, – кивнула я, – вы из этих… Понятно…

Я попробовала выпечку. Пирог с лимонной начинкой оказался чересчур магазинным, и я его отложила. Покупную сдобу не люблю.

– Каких это «этих»? – передразнивая мой тон, спросил он.

– Ну, из этих, которые, так сказать, не чета остальным, – с сарказмом уточнила я и, не сомневаясь в его ответе, насмешливо продолжила: – Людей, не знающих сочувствия. Они настолько увлечены своими высокими замыслами, что идут по трупам ради достижения цели. Те, которые уверены, будто законы писаны для заурядных созданий вроде нас с Маришкой.

Момент, пока он обдумывал мои слова, я использовала, чтобы добавить Маришке чаю.

– Я вот сижу и не могу понять, с чего ты такая дерзкая? То ли глупая совсем, то ли наглая, то ли что-то имеешь в рукаве? – цинично меня оглядывая, насмешливо ответил этот «не чета прочим».

Маришка, с интересом слушавшая нас, вела себя как взрослая, тихо. Я, отставив заварочный чайник, продолжила:

– Классику читать надо. Достоевский как раз о тебе написал. Был один такой тип, как ты, Раскольниковым звали. Да-да, он еще плохо кончил, – ерничала я, при этом элегантно снимая кусочек сосиски с кончика вилки.

Он в ответ одарил меня высокомерной улыбкой. Я автоматически отметила ровные белые зубы, бронзовый загар. Не люблю красивых и подлых. Я люблю надежных и умных, как там у Сенеки о красивых кораблях…

Но похититель вернул меня к нашей беседе.

– Я закончу хорошо, не сомневайся, Тео мне все на блюдечке выложит, – заверил красавец.

В ответ я процитировала фразу из «Преступления и наказания»:

– «Обыкновенные люди должны жить в послушании и не имеют права переступать закона, потому что они, видите ли, обыкновенные. А необыкновенные имеют право делать всякие преступления и всячески преступать закон, собственно потому, что они необыкновенные».

Пока он пытался обдумать мои слова, видно давно классиков не читал, я желчно вставила:

– Те, в семнадцатом другие, в сорок первом тоже, были уверены, что кончат хорошо, что служение великой идее освобождает их от общепринятых норм, оправдывает убийства и насилие, тем более над тварями дрожащими, людским муравейником, или как сейчас говорят, быдлом, к которому принадлежит основная масса людей.

– Вздор. – Он насмешливо улыбнулся и, поменяв позу, вальяжно расселся в кресле. Попивал чаек, качая ногой в черной туфле с длинным носом. – Я всего лишь отстаиваю справедливость и свободу, выражаясь твоими же терминами. И не надо мне петь о слезках ребенка, – цинично закончил он.

– Почему? Потому что ваш калибр помельче? – дерзко усмехнулась я. – Вы ведь себя считаете право имеющим.

И нагло продолжила, игнорируя его раздражение:

– Или на самом деле думаете, что первым открыли закон: «Кто крепок и силен духом, тот над людьми и властелин. Кто много посмеет, тот у них и прав. Кто на большее может плюнуть, тот у них и законодатель, а кто больше всех может посметь, тот и всех правее. Так доселе велось и так всегда будет», – процитировала я Достоевского.

– Ну и сравнение. Я прямо не знаю, чувствовать себя польщенным или разгневанным, – с сарказмом усмехнулся надменный тип. Но тут же прекратил улыбаться, резко приподнялся и, прищурившись, язвительно высказал:

– Интересно, что было бы, предложи я тебе, такой правильной, выбор, кого отпустить, тебя или ее, – и он глазами показал в сторону затихшей девочки.

Я тут же уловила исходившие от него самодовольство и высокомерие, которые после последних слов только усилились. Он на самом деле решил, что мой выбор настолько предсказуем, что я выберу себя?

– А если скажу, освободи девочку, ты ее отпустишь? – не верилось, но все же я попыталась.

Негодяи всех меряют по себе, это понятно, но как было бы хорошо, если бы он отпустил ребенка.

– А кому ты нужна? – Он рассмеялся и взял бутерброд.

Меня это даже не оскорбило. Когда нечем ответить, в ход идут вариации на тему «сам дурак» с обязательным унижением.

Похититель, прожевав, продолжил:

– Интересно, если выбирать между твоей жизнью и этим ребенком, ты тоже так благородно будешь его защищать или предложишь отпустить?

Уверенность в своей подленькой правоте такая непрошибаемая, мол, в этом случае и ты предашь. Что я, не знаю, что ты никого, кроме себя, защищать не будешь? Я на такое отвечать не стала. Переубедить можно только делами, но не провоцировать же его на причинение вреда ребенку.

Долив себе чай, я наконец ответила:

– Если, чтобы помочь кому-то, нужно похитить ребенка, то такой человек расписывается в своей немощи. – Я скорчила уничижительную гримасу, да и тон был ироничным.