Сын Петра. Том 5. Ветер перемен - Михаил Алексеевич Ланцов

— Так и есть, — охотно согласился царевич. — Это называется эффект идиота-саванта. Его суть сводится к тому, что у человека происходит аномальное развитие мозга. И, например, получив возможность производить в уме чрезвычайно сложные математические исчисления он совершенно беспомощен в ином. Я специально собираю таких необычных людей и использую их. По моим опытам один подобный савант с приставленным к нему парой помощников для организации его быта, в состоянии выполнять работу лучше, чем два-три десятка хорошо подготовленных специалиста в этой области.

— Это сколько же обычных людей нужно в Счетную палату? — спросил Петр.

— Там не все саванты. Кто-то этими необычными людьми и руководить должен. Но если от савантов избавиться — то минимум тысячи полторы.

— Сто двадцать семь человек делают работу полутора тысяч… — покачал головой Апраксин.

— И это еще у меня не дошли руки нормально им все организовать и загрузить их. С тем же Статистическим временником основные проволочки были не в расчетах, а в продумывание — где, что и как считать, и каким образом потом отображать. Саванты в этом не участвовали. Они вообще загружены довольно скромно. Много простоя.

— Не нравится мне этот подход, — продолжал бурчать Шереметьев. — Больным у тебя почет, а здоровым как же? Как им быть?..

Разговор у них получился сложный.

Петр мало в нем участвовал. Больше слушал. Его тема не интересовала. Ну… нет, интересовала. Но так. Он и сам любил все необычное, поэтому сына понимал. Только царь окружал себя диковинками для демонстрации, включая необычных людей. И понимал тягу сына к всяким уникальных людям. Пусть даже и не совсем полноценными, с точки зрения обывателя. Не только савантами. Нет. Но и просто одаренными. Одних только молодых крестьян детского и подросткового возраста, «склонных зело к малеванию», у него уже скопилось два десятка…

Несмотря на то, что начали утром, разошлись далеко за обед. Даже кушали во время собрания. Слуги занесли еду и удалились, дабы не подслушивать. Особенно коснулись невест. Европейцы занесли денег столько, что каждую из их кандидаток «блокировала» взятка минимум в миллион…

Но, наконец, все завершилось.

Алексей выбрался на улицу. С удовольствием втянул прохладный воздух. Сел в карету, зимнюю, на полозьях. И покатил к себе — в Воробьев дворец.

И неплохо поехали. Быстро, шустро понесли кони. А где-то рядом подковы тяжелых животинок лейб-кирасиров взрывали снег. Каждый шаг их слышался.

Вдруг остановка.

— Что такой? — крикнул Алексей, не открывая двери.

— Пожар Алексей Петрович, — отозвался возничий.

— Какой пожар? — удивленно переспросил царевич и вылез наружу.

Глянул.

И ахнул.

Его дворец горел.

Не так чтобы сильно, но горел. Вон — дым столбом шел.

Хотелось материться.

Сильно.

Громко.

Год совсем не задался. Сначала чуть не умер от какой-то простуды. С Ньёносс много ругался, не хотевшей уезжать. Потом эта дурость с похищением. Чума, тиф, оспа. Откровенно осадное сидение Меншикова в Бремен-Фердене. Теперь еще и вот это…

— За что, Господи? — взмолился царевич, вознеся глаза к небу и перекрестившись.

Но ответа не последовало.

И тяжело вздохнув Алексей поехал ближе. Разбираться.

Пожар охватил не весь дворец. Полыхало только одно крыло, где как раз размещалась кухня. И его активно тушили. Включая подоспевшую уже пожарную службу. Она проливала с помощью ручных помп и шлангов это крыло водой. Ну и соседние участки заливали, дабы там все отсырело и не загорелось.

Тушили долго. До самого вечера.

К счастью, все документы сохранились, так как царевич благоразумно хранил их в несгораемых шкафах. И в общем-то непромокаемых. Самую важную. А обычные картотеки вытащил Герасим со своими людьми, изгваздавшись как черти. Так что ничего критично страшного не произошло. Просто царевич и наследник державы остался на улице. Считай стал бомжом. Ведь подходящих запасных дворцов ныне не имелось. Новые не успели построить, а от старых «развалюшек» уже избавились. Воробьев дворец был последним деревянным дворцом. Да и то — чудом уцелевшим из-за перегрузки наследника, которому некогда было возиться со всякими стройками да переездами…

Алексей заселился в один из маленьких гостевых домиков, что вокруг дворца были поставлены во множестве. Тот давно не вмещал все службы и гостей. Вот и пригодилось. Уже для него самого.

Ну и вызвал архитектора.

Прямо с вечера.

— Не было бы счастья, да несчастье помогло. — горько усмехнулся он, отдавая это распоряжение…

После падения Августа Сильного царевич постарался перетащить в Россию всех интересных личностей, которых тот собрал вокруг себя. Среди них оказался и Маттеус Даниель Пеппельман — его придворный архитектор.

Каких-то особых художественных талантов царевич в нем не приметил. Архитектор и архитектор. Самый обычный. Обыденный даже. А вот административные навыки проступали так отчетливо и рельефно, что пропустить и не разглядеть их было просто нельзя.

Чем и Алексей, и Петр и стали активно пользоваться.

Именно он спроектировал большой кафедральный храм Москвы, ипподром, стадион и так далее. А потом занимался их строительством, проявив завидную расторопность и распорядительность.

Среди прочего Маттеус уже несколько лет прорабатывал новый дворец для царевича. По настоянию царя, который как мог давил на сына, требуя уже обзавестись чем-то каменным и современным. А «не ютиться в сараюшке» и «его не позорить».

Проект разрабатывался… прорабатывался… дорабатывался…

В общем Алексей саботировал этот вопрос как мог. Не до того. Мотивируя это тем, что хотел нечто необычное. Здание, которое стало бы этакой визитной карточкой Москвы. По которому бы ее стали узнавать. Отчего они с Маттеусом, у которого с фантазией было все не сильно хорошо, продумывали всякие концепции. Перебирая идеи.

Все обычное Алексей отверг сразу.

Скучно и не узнаваемо. Ведь по всей Европе дворцов понаставили уже столько, что какой не «слепи» — обязательно окажется похож на какой-нибудь из имеющихся.

Думали.

Подключали молодых архитекторов, который искали лихую удачу в России. Царевич сам иногда что-то пытался прикинуть или вспомнить. И потихоньку делали наброски.

В итоге появился натуральный кадавр.

Ядром конструкции являлась большая, массивная и весьма широкая башня. Ступенчатая. В двадцать один этаж. С семью ярусами черепичных крыш — по количеству ступеней. Что сближало ее с традиционными японскими замками. Отдаленно.

Саму башню царевич хотел строить из железобетонного каркаса как у нормальных, «взрослых» небоскребов. Благо, что бетон выпускался и железного прута для этого хватало. Как все это провернуть Алексей был без понятия. Не строитель. Поэтому просто