Книга о верных и неверных женах - Инаятуллах Канбу

— Не может быть сомнения, — сказал царевичу сын везира, — что этот старец не кто иной, как сам Хызр, — да приветствует его Аллах. У него есть живая вода. Воистину твое счастье проснулось, и ты получил удел Искандара, раз в такой безжизненной и полной опасностей пустыне он встретился тебе. Ступай к нему немедленно и попроси помочь тебе, припади лицом к его стопам, быть может, он протянет тебе руку помощи. Прах под его ногами пусть будет Целебным бальзамом для твоих глаз, дабы очи твоего счастья заблистали лучами надежды. Ухватись же рукой за его полу, чтобы он освободил тебя от мрака скорби.

Царевич повиновался совету друга и обратился со смиренной мольбой к старцу, прося его о помощи.

— О юноша, — ответил старец, — чем же могу помочь тебе я, старик, который не может и шагу сделать без посоха?

— О ты, видом старец, а натурой юноша! — воскликну царевич. — Мои надежды — на твою сокровенную сущность, которая разрешает все трудности, а не на наружную слабость. Несомненно, ты — Мессия, а мы — безжизненные трупы, ты — Хызр, а мы — заблудшие путники на стезе надежды. Ради бога, не гони нас от себя и не пожалей свои милости ради горстки людей.

— Я не Мессия и не Хызр, — сказал старец. — Я всего-навсего скромный смертный, удалившийся от людей и избегающий их общества. Тут поблизости живет одна старая женщина, отрекшаяся от этого непрочного мира и поселившаяся в пустыне. Вместе с ней живет ее дочь, подобная луне. Обе эти женщины день и ночь молятся Изеду, а эта корова кормила их. Но случилось так, что лев задрал и сожрал ее, так что они остались без пропитания. Тогда paди сохранения своего бренного тела, потребного, чтобы молиться богу, они стали питаться травами и кореньями. Тогда всевышний Аллах даровал мне немного живой воды. Тем временем две бедняги в этой безжизненной пустыне дошла до крайнего изнеможения и вознесли свои молитвы к милостивому господу, и ко мне снизошло повеление. Я окропил водой истлевшие кости, так что корова по воле творца вышла из бездны небытия на арену существования и стала вновь источником пропитания тех женщин. А вам я могу помочь только каплей этой воды. Если она нужна вам, — мне не жалко.

— О благословенный старец, — сказал царевич. — Как бы там ни было, сжалься над нами и помоги нам, подобно Хызру. Иными словами, окажи нам милость и пойдем с нами и будь нашим товарищем в трудностях и удачах, ибо присутствие твое будет укреплять наш дух.

В старце пробудилась жалость, он присоединился к ним и стал скитальцем по пустыне скорби.

Продолжение рассказа о фатанском царевиче. Царевич прибывает в страшную долину, где живет див хул-хул, вместе с сыном везира поражает этого ифрита и заполучает прекрасную пери

Царевич в сопровождении благочестивого старца покинул те места, прошел еще кусок пути и оказался в пустыне, воздух которой был ничуть не лучше, чем в аду, да и сама пустыня ничем почти не отличалась от ада. Даже вода там была горячая, как в аду, и от нее распространялось смрадное зловоние. Вокруг росли деревья, ядовитые словно кобры, а травы походили на пестрых змей аркам. Ад стыдился сравнения с этой пустыней, адский зной горевал от уподобления ее жару.

Когда царевич увидел такое страшное место, то мужество покинуло его и тревога овладела всем его существом. Его спутники от страха дрожали, как осиновый лист на ветру, от ужаса с них лил пот целыми кувшинами. Тогда царевич спросил благочестивого старца:

— Что это за ужасное место? Ведь от здешнего воздуха даже адское пламя превратится в воду, даже адские муки не сравнятся с ужасами этих мест.

Знавший истину и повидавший свет старец ответил:

— Здесь обитает один из величайших ифритов по прозванию Хул-Хул. Он могуч, безобразен, ужасен и покорил себе весь мир. Все окрестные города и селения он разрушил и сравнял с землей, а жители все разбежались от его насилии, так что сейчас даже на расстоянии ста фарсахов не найдешь ни одной человеческой души. Он сожрал окрест всех онагров и серн, всех хищных и травоядных, всех волков и слонов, а львов и пантер он пожирает целиком, не разрывая а части. И сколько ни ищи, в этой пустыне не найдешь адского жилья, в городах ныне поселились совы и филины, в садах свили гнезда вороны и галки. Слабому и немощному телом человеку не пройти через эту пустыню, если он предварительно не погубит этого мерзкого ифрита.

— О разумный старец, — вновь обратился к старику царевич, — ты — самый мудрый среди нас, укажи нам, как убрать с нашей дороги этот ужасный камень, эту страшную скалу.

Мудрый старец отвечал:

— Первые две недели, когда луна прибывает, див охотится и проглатывает все, что ни попадет. А следующие две недели, когда луна идет на убыль, он засыпает и спит непробудным сном. Вот тогда-то и надо расправиться с ним, тогда его легко отправить в бездну небытия. Когда же он бодрствует, его не одолеет целый свет.

Царевич и его спутники стали определять положение луны и солнца и установили, что луна покоится в голове девятиглавого дракона-неба и обитатели этого мира только ждут ее появления. Царевич счел конец месяца началом своего благоденствия, а сон дива — пробуждением своего дремлющего счастья, решил не упускать удобного случая поразить проклятого ифрита и попросил друзей помочь ему. Но ни один из них не осмелился выступить вперед. Они стали отказываться, ссылаться на свое ремесло и сказали сыну везира:

— Каждый из нас ограничен пределами своего ремесла, и мы, когда понадобимся, успешно справимся со своими обязанностями. А сражаться с врагами — это дело рассудительного везира.

Сын везира понял, что они устраняются от этого дела, не желая участвовать в нем, и что ему, хочет он того или нет, придется встретиться со смертью. Вооружившись мужеством и доблестью, он взялся сразиться с ифритом, распрощался с царевичем, попросил поддержки у Изеда, который помогает несчастным в беде и выручает попавших в беду, и, положившись во всем на бога, поспешил туда, где ждала его смертельная опасность.

Пройдя немного, сын везира увидел вдали дворец, стены которого доставали звезды небесные, а крыша соприкасалась со стеной, подпиравшей небо. Сын везира стал приближаться ко дворцу, ступая осторожно и незаметно в тени деревьев, пока не подошел вплотную к воротам. Он шел так тихо, что сам не слышал шороха своих шагов. От страха он трепетал, как осиновый лист, печень его таяла, словно соль в воде, желчь превращалась в воду, а сердце раскалывалось словно кончик калама. Вдруг во дворце появилась красавица со стройным станом. увидев ее, пери сошла бы от зависти с ума, а гурия за такую красоту не пожалела бы жизни. Сердца влюбленных от страсти к ее щекам пылали, как семена руты в огне. Терпение и разум покинули сына везира, ее черная родинка лишила его жизни. Он потерял сознанье, словно влюбленный соловей, и оцепенел. А красавица, подобная кипарису на берегу ручья, легко и грациозно подошла к нему и стала сыпать из рубинового ларца слова-жемчужины.

— О ты, осужденный на смерть, — обратилась она к нему, — разве ты не знаешь, что здесь обитает кровожадный див? Здесь и птица не решается расправить крылья, и муха не смеет зажужжать. Зачем же ты по собственной воле ступил прямо в пасть крокодила, бросился в тенета смерти? Может быть, ты пресытился жизнью?

— О пери! — ответил он ей. — Мне предстоят великие дела, но расскажи лучше ты о себе. Как оказалась в обществе дива такая пленительная красавица? Ведь розы по сравнению с твоими щеками презреннее шипов, а луна перед твоим прекрасным лицом ничтожнее рыбы. Как ты согласилась жить с таким мерзким ифритом?

О роза, твои собеседники только шипы, -Неужто сама избрала ты компанию эту? [116]

Красавица, выслушав его, стала лить из нарциссов-глаз слезы на розы щек, а потом сказала:

— Я была розой на царственной лужайке, жемчужиной в шкатулке падишаха. Звали меня Паринажад, и отец выдал меня по обычаю шаханшахов за Манучихра, который взимал дань со всех властелинов земли и снимал венцы с хаканов нашего времени. Этот див сожрал по одному всех жителей нашей страны, а потом протянул лапу и в столицу.

Прежде всего он проглотил всех подданных, а затем обратил взоры к падишахскому дворцу и стал пожирать стройных невольниц, которым завидовали полевые цветы, луноликих служанок, настолько обольщенных своей красотой,

Что они не ставили солнце ни во что, презирая немые и незрячие лилии и нарциссы. Наконец, в покоях падишаха остались только я и сам падишах. На следующий день проклятый див ворвался в гарем, схватил шаха, как воробья, и лишил жизни, а меня притащил в эти гибельные места.

— А теперь расскажи мне, — продолжала она, — отчего ты решил погубить себя и почему по собственной воле ступил прямо в пасть дракона?

Сын везира рассказал ей обо всем, посвятил ее в свои тайны, а она, выслушав его, сказала с улыбкой на устах: