Дядя Джимми, индейцы и я - Артур Беккер

— Доброе утро, друзья! — Тони улыбнулся и подсел к нам. — Тео! Ты уже попробовал наши деликатесные водоросли?

Дядя Джимми не стал дожидаться моего ответа и сразу приступил к разговору о продаже своего жилого вагончика.

— Хорошо, — сказал Тони. — Я могу предложить тебе за него три тысячи.

— Супервещь! — продолжал Джимми. — Но я бы хотел увидеть деньги уже сегодня. В делах я строже министерства финансов.

— Джиммочка! — взмолился Чак. — Ты же несёшь колоссальные убытки! Неужто ты этого не понимаешь?

— Не встревай, ты, молокосос, когда двое старших разговаривают!

Тони порылся под своей сутаной, достал портмоне и пересчитал деньги.

— Пятьсот в качестве аванса, остальное потом в моём кабинете!

— Видишь, Чак? — радовался мой дядя. — Доктор Руссель не такой хладнокровный кидала, как ты.

Он взял деньги из рук доктора:

— Большое спасибо!

— Нет проблем! — сказал Тони. — А теперь поговорим о вашем пребывании здесь. Вам придётся остаться на неделю. Именно столько продлится лечение Тео.

Он распределил между моими друзьями задание: Бэбифейс должен будет подстричь все газоны на территории Центра при помощи мини-трактора. Чак был ангажирован в качестве подручного на кухню, кроме того, его поджидали ремонтные работы в электрике гостевого дома. Дядя Джимми, как курильщик и пьяница, был взят под домашний арест: все семь дней он не должен был покидать вагончик, чтобы окончательно не разрушить космическое равновесие в Центре медитации.

— Ах! Я прекрасно устроюсь у мусорных баков, — сказал Джимми. — Вы можете спокойно вкалывать!

Тони сказал:

— Так! Ещё вопросы есть? Если нет — принимайтесь за работу! Тео! Отправляйся, пожалуйста, к моей дочери! Вот записка с твоей лечебной программой! А я вынужден с вами проститься. Сейчас я должен провести медитационный курс для продвинутых! Третья ступень! Как только я закончу, вы сможете получить ваши деньги.

Он зашагал к выходу, его белое одеяние волочилось за ним по полу, не оставляя за собой ни пылинки.

Чак похлопал меня по спине:

— Счастливчик ты! Если эта Джанис не ведьма и хорошо выглядит, то упражнение окажется нетрудным!

— Как-нибудь уж справлюсь! — сказал я.

— Кончайте шушукаться, эй вы, там! — сказал мой дядя. — Пора за работу!

— Вот именно! — поддержал его Бэбифейс.

Мы расстались, и каждый пошёл своим путём.

Я ускорил шаг. Мне не терпелось взглянуть на мою эзотерическую целительницу. А вдруг боги окажутся милостивы и сделают мне великодушный подарок!

Дом медитации и массажа был разделён на множество клетушек. Там была даже сауна и маленький плавательный бассейн. Я заглянул во все двери и обнаружил, что вдоль коридора помещаются два отделения. Справа на кушетках лежали обнажённые тела — мужчины и женщины, их месили массажисты в белых кимоно. Слева люди небольшими группами сидели на полу в позе портного и твердили имя неизвестного мне бога: «Ом».

— Теофил Бакер? — услышал я спокойный голос у себя за спиной.

Я обернулся и сказал:

— Не-е! Я новый сантехник. — И в ту же секунду пожалел, что представился таким идиотским образом.

У неё были рыжие волосы до пояса, голубые глаза, она была моего роста, на пару лет моложе. Я сказал:

— Ты Джанис?

— Да, — сказала она. — Итак, мы начинаем!

— Мы? — переспросил я.

— Ну да. Больше ты, — сказала она и улыбнулась. — Мы начнём с первой ступени: очищение духа и тела. Иначе говоря, удаление мусора.

— Это только первая ступень? А что с остальными? — удивился я.

— На остальные потребуется не один год. А именно — двадцать четыре года! — ответила она и дала мне полотенце. — Кабина номер семь. Я сейчас приду.

Я разделся и лёг на кушетку в боксерах. Из громкоговорителя на стене пробивалась лёгкая электронная музыка — на фоне шороха морского прибоя и низких свирельных тонов.

Когда впорхнула Джанис, переодевшаяся в кимоно, я сказал:

— Ты хочешь меня усыпить этой экспериментальной музыкой?

— Не мог бы ты раздеться полностью?

— Что? Я думал, этого…

— Полный массаж тела, — перебила она меня. Я выполнил её просьбу, стянул свои боксеры и снова улёгся на живот.

Джанис прикрыла полотенцем мою попу. Она проверила мой пульс. Потом умастила ладони жёлтой жидкостью и начала массировать мне ступни.

— Если это первая ступень, — сказал я, — то я в восторге!

— Подожди ещё! Это только приятная часть. Остальное доставит тебе меньше удовольствия. В тебе слишком много огня и слишком мало земли. Я это отчётливо увидела по твоему пульсу.

— Ты всегда так непонятно говоришь или это для тебя рутина?

— Ты должен научиться чувствовать и думать по-земному. Земля — это элемент, который у тебя заметно зачах, атрофировался. Ты зависим от огня. Ты сгораешь слишком быстро — вся твоя энергия уходит на то, чтобы найти интенсивные переживания. Это неправильно. Твое сознание пожирает само себя по частям, и так ты быстро иссякнешь.

— Я не понимаю ни слова. Тебе придётся перевести мне всё это на нормальный язык.

— Расскажи мне о своей жизни.

— Что я здесь, на исповеди, что ли?

Джанис притихла. Она медленно продвигалась по моим ногам выше и массировала икры.

— Я не из тех, у кого легко развязывается язык, — начал я. — Приехал сюда из одной деревни на северо-востоке Польши, где собаки лают задницей — такое там забытое богом место…

Я говорил не меньше четверти часа, в то время как руки Джанис перекатывались по моей спине, как боулинговые шары. Когда я покончил с составлением своей биографии, она проколотила костяшками пальцев мой позвоночник снизу вверх и сверху вниз и сказала:

— Перевернись, пожалуйста.

Я сделал это, прикрываясь полотенцем.

— Не бойся! Я не кусаюсь, — засмеялась Джанис и принялась обрабатывать мою грудь так, что мне даже больно стало. Сигареты. Ночи в «Бер дэнс». Дальше, гораздо глубже: первая ночь с Агнес под сливовым деревом и её последнее посещение «Принцессы Манор»… Всё это перемешалось во мне, бродило и кипело.

— Попробуй-ка расслабиться! — сказала Джанис. — А то стоишь около тебя, и кажется, что ты работаешь на атомном приводе.

— Ну так вот, была у меня эта женщина, Агнес из Ротфлиса, но вот только почему я тебе это рассказываю? Что я вообще тут делаю, в вашем заведении? Я что, рехнулся? Почему это я выкладываю все мои грехи? Может быть, ты первая образованная католическая священница?

— Нет, это вряд ли. Однако всякие прогнозы на будущее и всякое предвидение безосновательны. Человек задним умом крепок, когда всё уже сделано и ничего не изменишь.

— Здорово! — сказал я. — Значит, остаётся бегать по жизни вслепую, то и дело натыкаясь на какие-нибудь стенки!

— Это именно то, о чём я говорю: в тебе слишком много огня. Тебе надо добавить земли. Это задача первого измерения, элементарного мира — твоя первая медитадионная ступень. А я хотела бы узнать побольше о твоей прежней любви…

— Узнаешь, — сказал я. — Уже скоро, Джанис. Скоро.

Два дня спустя, вскоре после утреннего сеанса в доме медитации и массажа, к нам заявился Чак: без ящика для инструментов, зато с термосом и пакетом орехов в шоколаде. Он сказал мне:

— Только я начал сверлить в стене дырку, как тут же вбегает такой сверхчувственный и поднимает кипеж!

Джанис была в своём кабинете и набирала что-то на компьютере. Мы подсели к письменному столу, Чак налил нам кофе. Я наблюдал за моим другом, как учёный за подопытным кроликом: как парень поведёт себя, если Джанис его просто проигнорирует? Он ревновал — это я мог видеть, чувствовать и даже обонять. Поначалу он страдал — оттого, что был приговорён мыть посуду и ковыряться отвёрткой в грязных моторах морозильников, тогда как я — в его глазах победитель этого неудачного тура в Мексику — мог тут развлекаться с Джанис.

Часы с Джанис утекали сквозь пальцы, и я из ночи в ночь, перед тем как заснуть, пытался вытеснить мысль, что скоро всё закончится и я снова смогу в Виннипеге выбирать между одиночеством в моей комнате и стойкой бара или бильярдным столом в «Бер дэнс».

Дядя Джимми беспрерывно пьянствовал в вагончике: он сидел у окна и махал нам рукой либо жарил на гриле свои лесорубовские стейки и говорил:

— Вот это я понимаю, отпуск! Никто к тебе ни с чем не пристаёт, ничего от тебя не требует! Можешь целыми днями смотреть телек, пить, есть, а когда надоест, открывай окошечко и гляди себе на весь этот погорелый театр снаружи! За ваше здоровье!

Бэбифейс возвращался измученный и усталый после стрижки газонов, пиления и подрезания: от шумозащитных наушников у него краснели и распухали уши, и он жаловался:

— В этом мини-тракторе такое неудобное сиденье — я немедленно должен лечь в постель!