Сын лекаря - Матвей Курилкин

На территории поместья было достаточно мэллорнов, и многие из них были очень велики. К сожалению, росли они достаточно редко – затеряться не было никакой возможности. Я чуть замедлился, подпуская Иштрилл поближе, и начал оббегать главный дом по кругу. Пробежав почти половину круга, я остановился и изменил направление бега на противоположное. И надо же, моя уловка опять сработала! Оли Лэтеар так сосредоточенно преследовала меня, что не успела среагировать, когда я появился перед ней, и пропустила удар в лицо. Кажется, она на секунду потеряла сознание, так что я без труда выхватил у нее кинжал и побежал назад. Был соблазн забрать и уруми тоже, но к мечу первородные относятся очень трепетно. Такого мне не простили бы, а я еще не готов был к настоящему побегу.

– Довольно! – крикнул оу Лэтеар, когда увидел, меня, выходящего из-за дерева спокойным шагом. Его лицо начало принимать обеспокоенное выражение, но тут сзади показалась Иштрилл, и лицо разгладилось. Она ударила меня по спине раз, другой – и, надо сказать, не слишком умело. Меч не просто плашмя опускался на спину, он «гулял» из стороны в сторону, срезая кожу. Я повалился на колени и закрыл голову руками, а удары все сыпались и сыпались мне на спину. Оу Лэтеар не торопился остановить дочь. В конце концов, сквозь туман в голове я услышал:

– Дочь, я думаю, тебе следует пока прерваться. Иначе ты преждевременно сломаешь свой тренировочный снаряд, а тебе еще многому предстоит научиться. Посмотри, гнев лишает тебя не только разума, но и четкости движений – ты же делаешь неправильно!

Удары прекратились – я повалился на бок. «Нет, ну надо как-то осторожнее, – вяло подумал я. Эта тварь и в самом деле нарежет мне всю кожу на мелкие полоски! Я так кровью истеку!» Теперь, когда возбуждение от драки проходило, боль становилась сильнее, я с трудом сдерживал стоны. Я открыл глаза и постарался сосредоточиться на происходящем – просто чтобы отвлечься от боли. Иштрилл стояла надо мной и тяжело дыша смотрела на меня. На лице у нее быстро наливался синевой великолепный фингал. Рыжие волосы, до того стянутые в хвост, растрепались. Взгляд был странным – кажется, она осознавала, что готова была меня прикончить, и испугалась, что настолько потеряла над собой контроль.

– Думаю, продолжим завтра, – заключил оу Лэтеар. – Ты, кажется, хотел что-то спросить? – ехидно поинтересовался он у меня. – Ну так спрашивай, мне некогда.

Замечательно! Сейчас меня уже ничего не интересовало, и сосредоточиться на вопросах было трудно. Я просто старался дышать не слишком глубоко – каждый вдох заставлял двигаться кожу на спине, а это заставляло боль вспыхивать с новой силой. И все-таки я заставил себя говорить – иначе все мои сегодняшние мучения были бы напрасны:

– Вы угрожали сыну, что отправите его на запад. Что там, на западе?

Оу Лэтеар хмуро взглянул на меня.

– На запад мы отправляем тех, кто нарушил наши законы. Если отвечать подробно, это займет много времени. А мне сейчас некогда. Я слышал, ты лекарь. Значит, отправишься в лес, собирать травы для того, чтобы вылечить свою спину. Иначе наши уроки будут слишком редкими, а меня это не устраивает. С тобой пойдут слуги – я скажу им, чтобы они отвечали на твои вопросы.

– Я пойду с ними, – угрюмо вставила Иштрилл. – Пусть и для меня что-нибудь приготовит. – Она показала на пострадавшее лицо.

Оу Лэтеар пожал плечами:

– Хорошо, только почему бы тебе не воспользоваться услугами нормального лекаря?

Иштрилл укоризненно посмотрела на отца.

– И показать вот это? Может, мне еще рассказать, как это получилось?

– Хорошо-хорошо, как скажешь, – махнул рукой оу Лэтеар. Он уже думал о чем-то другом и не очень прислушивался к объяснениям дочери.

Заставить себя встать было тяжело. Заставить себя идти было еще труднее. Я в который раз подумал, что долго так не протяну. А уж спина моя… Я, конечно, здорово поднаторел за последнее время в самолечении, но боюсь, даже если я выживу и раны мои благополучно заживут, спина превратится в один большой шрам. Вообще непонятно, как получилось, что культура, в которой во главу угла поставлена жестокость, до сих пор не уничтожила сама себя? Или я чего-то не понимаю? Друг к другу они относятся более снисходительно. И все равно очень странно. Я ведь увлекался чтением летописей старых времен и знаю, что за расцветом неизменно следует моральное разложение, а потом упадок. Все признаки морального разложения я сейчас наблюдаю – пир в честь возвращения воинов тому живой и ярчайший пример. Эльфы слабы. Так почему же они с такой легкостью уничтожают нас, людей?

Я был так погружен в свои мысли и с таким трудом передвигал ноги, что почти не обращал внимания на окружающее. А между тем оли Лэтеар жаждала общения. Да и у меня, наконец, появилась возможность получить ответы на некоторые вопросы. Из задумчивости меня вывел вопрос:

– Скажи, человек, зачем ты меня спровоцировал? – Я вздрогнул, зашипел от боли и осмотрелся. Мы уже покинули город, слуги шли в некотором отдалении, Иштрилл шла рядом, намотав цепь на руку.

– В чем заключалась провокация? – удивился я.

– Ты прекрасно видел, что я не хотела тебя мучить. Но ты намеренно разозлил меня.

Я задумался. А в самом деле, зачем? Мог ведь просто изобразить сопротивление, наша договоренность с оу Лэтеаром тогда считалась бы выполненной. Но я дрался с большим удовольствием. До последнего момента я не стремился убить оли, но врезать ей хорошенько – о, это было очень, очень приятно. Я, кажется, понял, в чем дело. И скрывать не стал – для чего?

– Тому есть две причины. Во-первых, это был расчет. Если бы вы не разозлились, продолжали меня жалеть, ваш отец, скорее всего, разочаровался бы в «тренировочном снаряде». Зелье для вашего брата он сможет делать и сам, если уж не хочет поручать это слугам – достаточно один раз внимательно проследить за процессом. Других причин моего нахождения здесь нет, и скоро я отправился бы в эту вашу пресловутую школу. А вторая причина… Вы ведь не обманываетесь, оли, моим спокойным отношением? Вы должны прекрасно понимать, что я ненавижу всех первородных, а вас – особенно. У нас, людей, уже больше чем столетие отсутствует рабство. Я родился и прожил всю жизнь с мыслью, что рабство – это противоестественно и аморально. А здесь меня сделали рабом, даже хуже – домашним животным, которое избивают для того, чтобы научиться владеть оружием. Мне было приятно хоть на время почувствовать себя свободным делать то, что я захочу. Я вам мстил за свое унижение, оли Лэтеар. И еще я доказал себе и вам, что вы так же мало отличаетесь от животных, как люди. Да я сохранил больше хладнокровия, чем вы! Если бы вас не остановил отец, вы превратили бы меня в изрубленный кусок мяса – это ли не свидетельство вашей мудрости и превосходства! У нас так даже с домашними животными поступают только окончательно опустившиеся твари, которые скрывают свое поведение от всех остальных, – ведь если о таком узнают, с ними просто перестанут вести дела.

Оли Лэтеар побледнела и даже отшатнулась от меня. Рука ее дернулась к кинжалу, но она переборола себя.

– Я сама не ожидала от себя такого поведения. И с тех пор, как мой брат привел тебя в город, я все больше и больше сомневаюсь, что люди так уж неразумны, как мы привыкли думать! И мне даже страшно представить, насколько ты нас ненавидишь. Ты и твой народ. Раньше мы думали, что вы, как муравьи, – вы возводите удивительно сложные города из камня, строите приспособления для передвижения, приручаете животных, так, как муравьи приручают тлю. Вы реагируете на агрессию так, как на нее отреагировали бы муравьи – яростно, но бесстрастно, не испытывая чувств к нападающим, но стремясь только устранить угрозу. Но если это не так, если вы такие же или почти такие же, как мы – то у нас и в самом деле появился враг. Это пугает меня. – Иштрилл глубоко задумалась.

Удивительно. Кажется, я ломаю чье-то мировоззрение – даже какую-то гордость от этого чувствую. И боги мои, кажется, оли Лэтеар передо мной извиняется? Нет, это я уже перебираю. Но собой она определенно недовольна.

– Меня не перестает удивлять, что нас принимают за неразумных существ. Даже строение наших тел почти не отличается! И внутри они тоже почти одинаковы, уж у меня-то была возможность сравнить. Мне кажется, оли, вы лукавите. Не конкретно вы, а все первородные, или даже только те первородные, кто решает за ваш народ. Интересно, зачем им это?

Теперь девушка, наоборот, вспыхнула:

– Наши старейшины не ошибаются! Они ведут наш народ к счастью и процветанию, не щадя усилий и тратя свое здоровье в неустанных думах о благе!

Вот здорово! Прям как по писаному! А, главное, если заменить старейшин на «его величество», получится один в один то, что говорят у нас в школах. И давно ли я сам перестал считать его величество непогрешимым? Нет, я и сейчас отношусь к нему с уважением и почтением, но понимаю, что он такой же человек, как и я.