Морское кладбище - Аслак Нуре

– Саша, – спросил Сверре, – что происходит?

Андреа закурила, поправила непокорные темные волосы.

– Будь добра, кури в окошко. – Сверре открыл высокое окно, выходящее на лужайку и море. Пламенно-красный шар солнца висел по-над холмами на западе.

– Какой же ты старомодный, Сверре, – сказала Андреа. – В твоем мире у женщин нет права голоса, гомофилы – это педерасты, Черчилль аккурат сменил Чемберлена, а британцы уходят из Дюнкерка. Ясное дело, в кабинете у тебя курить воспрещается.

Саша пропустила мимо ушей слова младшей сестры, казавшиеся еще более неуместными и банальными, чем обычно.

– Хорошо, что нам удалось собраться вместе. Я хочу обсудить с вами кое-что важное.

Андреа затушила сигарету; Сверре молчал.

– На нас всех, конечно, подействовали смерть бабушки и пропажа завещания, – продолжила Саша, чувствуя, насколько серьезно звучат ее слова. – Как семейный архивариус я немного покопалась в ее истории. И кое-что обнаружила… Словом, это может возыметь последствия для нас троих. – Она выложила на стол старые годовые отчеты. – Это годовые отчеты САГА за шестьдесят девятый и семидесятый.

Брат и сестра вопросительно смотрели на нее.

– Погоди, – сказала младшая сестра. – Что-то я не врубаюсь.

– Я тоже, – сказал Сверре.

– Несколько дней назад я ездила в Блакстад.

– Бабушка жила там какое-то время, да? – сказала младшая сестра тоном, который раздосадовал Сашу. – Ты не настоящая творческая личность, пока не поборешься с внутренними демонами?

– Она попала в клинику весной семидесятого года, с острым психозом. – Стараясь говорить спокойно и терпеливо, Саша посмотрела на младшую сестру. – Выписали ее только после двух лет попыток суицида и «средств принуждения».

Она заметила, что серьезность в голосе произвела впечатление на сестру и брата, Андреа перестала хихикать, а Сверре замер в неподвижности, как восковая фигура.

– Дальше я обнаружила, что бабушке назначили опеку. Вы понимаете, что это значит? Ее объявили недееспособной. Лишили прав, так теперь говорят. Пожалуй, это самое мощное средство насилия, применяемое в Норвегии. Бабушка находилась под опекой, и опекуном был папа. Не только пока она находилась в лечебнице, но и еще несколько лет после выписки, в правах ее восстановили лишь в семьдесят пятом.

– Черт, – сказала Андреа.

Сверре глубоко вздохнул, откинул голову назад и уставился на потолочную лепнину.

– Нам никто об этом не говорил. Вчера вечером я просмотрела годовые отчеты САГА, – продолжала Саша, постукивая пальцем по выцветшим папкам на столе, – хотела выяснить, как опека сказалась на бабушкиной собственности и контроле над компаниями.

Брат и сестра подались вперед.

– История создания САГА нам хорошо известна, – сказала Саша. – Используя часть средств, вырученных от продажи нашего пая в судостроительной компании Фалков, папа и Вера в шестьдесят пятом году учредили предприятие и фонд, позднее получившие название САГА. Устав фонда четкий и ясный. – Она прочитала: – «Учредители фонда Вера Маргрете Линн и Улав Теодор Фалк могут избирать и увольнять других членов правления, а также, не в пример прочим членам правления, неограниченно продлевать срок своего руководства, пока они юридически считаются дееспособными».

– Я вообще понятия не имела, что бабушка была в правлении, – сказала Андреа, которая невольно заинтересовалась ситуацией, обрисованной Сашей.

– Разумеется, была, – сказала Саша. – Вообще-то как раз Вера дала папе чрезвычайно щедрый, скажем так, аванс в счет наследства. Таким образом они создали «общественно полезный» миллиардный фонд. В качестве ответной услуги Вера получила право управлять САГА сама, причем сколь угодно долго.

Саша открыла отчет за следующий год.

– Вот смотри, – сказала она Сверре. – Июнь семидесятого. В правлении произошли перемены. Их по-прежнему трое. Но кто же подписывает отчет на сей раз? Папа, Август Греве-мл. Однако не Вера, а ее издатель, Юхан Григ.

– Да ведь бабушка находилась в Блакстаде, – вставил Сверре. – Так что как раз в этом ничего странного, пожалуй, нет.

Саша помахала перед ним документом, пересохшие страницы едва не рассыпались.

– Дьявол, как всегда, в деталях. Смотри на устав. Теперь там написано: «Как учредитель фонда Улав Фалк вправе неограниченно продлевать срок своего руководства, что не распространяется на сроки работы остальных членов правления». Его вообще нельзя сместить. «Он» против «них», «его срок» против «их сроков». Крошечные языковые детали с огромными последствиями. Но почему Вера Линн осталась за флагом? Это коротко упомянуто в отчете, на странице тринадцать. Вот смотрите.

Брат с сестрой заглядывали ей через плечо, когда она прочитала:

– «Вера Линн вышла из состава правления ввиду разногласий с остальными его членами». И всё. Но без ее согласия менять устав было нельзя? Что ж, за одним исключением. Ведь в июне семидесятого Вера уже не обладает тем, что мы теперь называем юридической дееспособностью. А объявление недееспособной было единственным способом вышвырнуть ее из САГА.

– Но зачем? – спросил Сверре. – Зачем все это было нужно?

– Затем, – медленно ответила Саша, – что в семидесятом Вера написала книгу. Я знаю, что называлась она «Морское кладбище», но содержание ее мне неизвестно. Вера знала тайну, настолько важную, что Улав был готов абсолютно на все, лишь бы заставить ее молчать. Не забудьте пропавшее завещание. Подлинное завещание – это «Морское кладбище».

– Господи, – вырвалось у Сверре, он прислонился к подоконнику.

– Мне надо выпить чего-нибудь покрепче. – Андреа налила всем виски в хрустальные стаканы.

– Идите сюда, – сказала Саша. Двое других нехотя шагнули к ней.

– Я всегда делала то, чего от меня ожидали, – продолжала Саша. – Чего ожидал папа. С меня довольно, не могу я больше прикрывать происшедшее в этой семье. Но в одиночку я не справлюсь. Мне нужна ваша помощь.

– В чем именно? Конкретно? – спросила Андреа.

– Близится время без папы. Мы должны быть готовы. Правдой о САГА предстоит распорядиться нам. И нам необходимо выяснить, какова она. Папа стоял у руля слишком долго, – спокойно сказала Саша. – У нас есть места в правлении и своя сфера деятельности. Папе пора уйти на покой. Он нам лгал. И если не уйдет сам, мы его заставим.

В комнате царила мертвая тишина. Сверре сконфуженно смотрел в сторону, Андреа поглядела в потолок, на отцовский кабинет над ними, будто отец мог слышать сказанное. И ведь наверняка мог, он всегда все слышал.

– Ты вообще отдаешь себе отчет в том, что ты затеваешь? – в конце концов сказала Андреа, подталкивая пальцем ледяной кубик в стакане и глубоко дыша. – Это же мятеж!

– Пожалуй. Ты со мной?

Саша пристально смотрела на младшую сестру. Андреа забеспокоилась.

– Ты со мной? – повторила Саша.

Андреа хлопнула ладонью по гербу Фалков.

– Вероятно, есть причины, чтобы некоторые тайны, некоторые правды никогда не выходили на свет. Папа это знает. Если ты продолжишь копать и напрямую бросишь ему вызов, конфликты