Прыжок через пропасть - Сергей Самаров

— Для этого-то я и искал тебя всю вторую половину дня.

— Карл, насколько я его знаю, — вслух раздумывал Кнесслер, — по характеру очень неуступчивый человек. Если он поставил себе задачу присоединить к королевству княжество бодричей, он не отступится, даже если туда войдут два Готфрида и лбами упрутся в его щиты. Карл давно уже точит зубы и на Данию. Только на днях завел разговор о том, чтобы строить в Хаммабурге верфь для судов нового сторожевого флота, который способен будет плавать под носом у данов и станет постоянным раздражителем и угрозой для всех викингов. И даже захватывать их драккары. Это ли не свидетельство намерений короля?

— Меня больше волнует другой вопрос. Если Карл переправится через Лабу, Готфрид постарается зайти ему в тыл. И пойдет он по моим землям, все сжигая и разоряя, оставляя меня нищим. Но, если посмотреть с другой стороны, нам может быть больше выгоден поход Карла, чем дружба с Готфридом. Если Годослав больше не будет князем, у княжества нет хозяев. И мы смело можем поступить с бодричами так же, как пять лет назад поступили с Бравлином[22]. Совсем неплохо иметь на той стороне по небольшой территории. Но, боюсь, мы уже опоздали с правом выбора, поскольку Готфрид и без того готов похоронить нас. А Карл… А Карл… Карл, в случае победы, будет заботиться о тех, кто помог ему. Но…

— Я вижу, что твое «но» звучит значительно…

Аббио даже встал, чтобы эту значительность подчеркнуть.

— Я своими глазами видел сегодня, проезжая по лагерю, как в палатку Годослава входил аббат Алкуин, советник Карла.

Кнесслер удивленно поднял брови.

— Тогда получается, что король знает о присутствии на турнире Годослава?

— Получается, что так.

— Однако Алкуин — это еще не король.

— Я думаю, что прийти он мог только по просьбе короля. И мне не нравится такая ситуация. Я с удовольствием помог бы Годославу только из желания испортить настроение Сигурду. Мне жалко Годослава, потому что он попал между двух таких сильных хищников, как Карл и Готфрид. Но мне совсем не по душе, что Годослав ведет с Карлом тайные переговоры.

— Чем это нам грозит?… Пусть ведет.

— Вот здесь я совершенно не могу согласиться. Карл мирится с нами, чтобы пойти походом на Годослава. Но, захватив княжество бодричей, он получает в дополнение к Саксонии точно такую же мятежную территорию. Это все естественно и вероятно. Это нисколько меня не пугало, потому что, вздумай мы снова почувствовать себя не чьими-то подданными, а свободными эделингами, против Карла вместе с нами выступили бы уже и бодричи. Но — переговоры… Тайные… Через Алкуина, а, может быть, и личные, но так, чтобы об этом никто не знал… А если они договорятся? Тогда мы попадаем между двух огней. И при любом несогласии во мнениях нам придется вести войну на две стороны.

— В твоих размышлениях есть здравое зерно, хотя это зерно заросло сорняками… Есть много возражений…

— Но зерно-то есть! А я еще раньше расстарался и устроил небольшой маскарад. В каком-то случае маскарад сработает не только против Сигурда, но и против короля. Но если король в курсе всех здешних дел, получится, что я сам попал в непонятное положение…

— Какой маскарад?

— Я искал тебя после турнира, чтобы обговорить эту затею, но не нашел, и обговорил только с Бравлином. Он полностью меня поддержал и обещал помочь, по возможности. Но мне придется начать сначала… С рассказа о том… О том, как меня сегодня чуть не повесили, а потом чуть не перерезали франков…

И он с подробностями поведал Кнесслеру историю с нападением мнимых франков, о желании своем рассчитаться с Сигурдом и о задумке с подставкой Стенинга вместо Годослава.

— Это нападение вполне в духе Сигурда. Но ты не уловил в происшествии самое главное…

— Что я не уловил?

— Сам герцог Трафальбрасс никогда не решился бы на такие действия даже против простого эделинга, что же говорить, когда он устроил покушение на тебя, который и знатностью ему не уступает, и имеет такой авторитет среди простого люда. Я уверен абсолютно: он получил указание короля Готфрида. Это так легко видится, что я просто удивлен, как такой факт прошел мимо твоего внимания. Должно быть, причина в твоей скромности и малой оценке своего значения. Я уверяю тебя, что для людей своей страны ты — величина значительная.

Аббио даже сделал шаг назад в изумлении.

— Ты думаешь?… Сам Готфрид…

— Я уверен. Это покушение абсолютно в духе Готфрида. И теперь мне следует ждать какой-нибудь гадости для себя. Хорошо бы и мне подвернулся вовремя проезжий славянин… — грустно пошутил Кнесслер.

— Теперь уже ты не уловил главного, — отпарировал Аббио, не любящий, когда его упрекают в несообразительности.

— А я что не уловил? — Кнесслер к таким вещам всегда относился спокойно, потому что знал: одна голова — хорошо, а две — иногда лучше.

— Ты не уловил, что мы попусту болтаем языками, тогда как, после покушения, у нас осталась только одна дорога. К королю франков! И как можно быстрее. Потому что первый, принесший весть о событиях в стране бодричей, становится сообладателем права на действие. Есть, кстати, повод и поговорить с королем о Сигурде. Попытка повесить эделинга, я думаю, выходит за рамки рядового происшествия.

— Да, — согласился Кнесслер. — Идти надо прямо сейчас, утром может быть уже поздно. У Карла хорошо работает разведка и быстрые гонцы.

Как только они вышли из палатки, к Аббио шагнул сбоку один из его людей.

— Мой эделинг, тебе просили передать, что поручение выполнено. Волхв оказался прав. Они пришли за телом. Их повесили около дороги, вместе с убитым раньше. Там же нашли и одежду франков.

— Сколько их было?

— Трое. Дрались отчаянно. Четверых наших положили, троих сильно ранили.

Аббио поморщился. Два десятка воинов послал. И не смогли без потерь справиться с тремя негодйями. От такого сообщения было даже немножко стыдно перед Кнесслером, и уж тем более не стоит говорить о потерях королю.

— Значит, все те же люди. Один с проломленной головой поехать не смог. Пусть будет так. Суд свершился.

— И об этом следует рассказать королю, — добавил Кнесслер. — Я имею в виду — суд!

На вершине холма опять разжигали костер не меньший по размерам, чем вчерашний. Целая вереница солдат несла для него хворост из ближайшего леса, вытянутым языком заползая на Песенный холм. Гора запасов обещала, что на холме будет светло до самого рассвета.

Майордом дю Ратье как раз проходил между служебными палатками, когда заметил приближение поздних гостей, и остановился, поджидая.

— Его величество еще не ложился? — спросил Кнесслер. , — Нет, друг мой, — майордом, как всегда, очень хорошо встречал Кнесслера, справедливо считая его своим сторонником в борьбе с партией войны, возглавляемой монсе-ньором Бернаром. — У него в гостях Алкуин, граф Оливье и монсеньор Бернар. Разумеется, когда кто-то что-то рассказывает, дело не может обойтись и без маленького Эйнхарда. Вы подождете или желаете присоединиться к компании?