Карабарчик. Детство Викеши. Две повести - Николай Глебов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Медвежат закрыли в сарай. Кирик, Янька и Фрося уселись на крыльцо и начали горячо обсуждать их судьбу.
— Надо отправить медвежат в Бийск, в зверинец, — предлагал Янька.
— Они ещё маленькие, — стала возражать Фрося.
— Вырастут большие — всех кур и гусей у вас передавят. — заметил Кирик.
— Вот что, ребята, — Фрося посмотрела на своих друзей, — хорошо бы медвежатам дать клички. Медвежонка, который покрупнее, назовём Спирькой, он, должно быть, отчаянный забияка.
— А второго Тонкур, что значит куцый, — предложил Кирик.
— Хорошо! — довольная Фрося сбежала с крыльца и направилась к сарайчику, где сидели пленники. Ребята последовали за ней.
Медвежата лежали, глубоко зарывшись в сено. Фрося вернулась в дом и, налив в корытце молока, вошла в сарайчик. Янька взял за густую шерсть Спирьку и подтащил его к корытцу. Медвежонок упирался, пытаясь укусить Яньку, но когда тот ткнул его мордочкой в молоко, Спирька облизнулся и торопливо начал лакать. Кирик, вытащив из сена Тонкура, поднёс его к Спирьке; и оба медвежонка, отталкивая друг друга, как поросята, принялись за еду. Закончив с молоком и вылизав начисто корытце, Спирька стал толкать его носом к выходу из сарая. Во дворе его увидел Мойнок. Помахивая хвостом, он подбежал к медвежонку. Спирька был занят своим корытцем и не заметил собаку. Увидев рядом со своей мордочкой нос Мойнока, он молниеносно хватил собаку лапой по уху. Не ожидавший такого приёма Мойнок взвизгнул и вцепился острыми зубами в обидчика. Ребята с трудом оттащили разъярённого пса и закрыли Спирьку обратно в сарай.
Кирик и Янька помогли Фросе составить гербарий растительности Прителецкой тайги.
— Надо сделать так, — советовал Янька. — Одни растения у нас будут луговые, вторые — лесные, и отдельно собрать гербарий ядовитых трав. Затем мы составим список деревьев и кустарников. У нас, — продолжал Янька, — в Усть-Канском аймаке иная растительность. Здесь, например, встречается липа. По Чарышу она не растёт. Я спрашивал Павла Ивановича, он объяснил, что липа на Алтае — редкое дерево, растёт она и в горной Шории, а в высокогорных районах по условиям климата липа расти не может.
Ребята принесли домой растение, осыпанное мелкими белыми цветами типа зонтичных.
— Вы знаете, что это такое? — увидев крупные листья и круглые соцветия на конце стебля, спросил Игнатий. — Это самое ядовитое растение Черневой тайги, называется оно цикута. Вымойте хорошенько руки, — посоветовал он, — яд цикуты опасен для человека.
Ребята бросились к рукомойнику.
— Есть у нас и другие ядовитые растения, например, курон. По преданиям, ядом курона воины-кочевники отравляли свои стрелы. Животные, в особенности овцы, часто гибнут от курона. Много у нас и целебных трав, — Игнатий перечислил названия полезных растений.
Собирать гербарий было интересно, и ребята целые дни проводили на прибрежных лугах, в тайге и на ближних склонах гор. Уходить далеко не решались, боялись встречи с медведем. Иногда им попадалось незнакомое растение, и они несли его к Игнатию, который хороню знал растительный мир Прителецкой тайги. Вечером играли с медвежатами. Спирька подружился с Мойноком и, гоняясь за ним по широкому двору, старался схватить собаку за ухо или за лапу. Но, завидев где-нибудь Токшуна, он стремительно нёсся в сарай и забирался под самые стропила, сердито поглядывая оттуда на овчарку. Тонкур, как собачонка, ходил за Фросей, выпрашивая какое-нибудь лакомство.
Наконец, Темир и ребята стали собираться домой.
Игнатий и Фрося уговаривали их ещё погостить, но охотник торопился в Мендур-Сокон.
— Наверное, меня уже там потеряли, да и Прокопий со Степанидой ждут ребят. Нет, надо ехать. Погостили — и хорошо.
Вечером приехали в село Ыныргу и, переночевав у знакомого крестьянина, направились рано утром в Ойрот-Туру.
Печёрского в городе не застали. Он уехал по служебным делам в Барнаул. Передав по назначению найденный план золотоносного участка, друзья выехали на Чуйский тракт. На четвёртые сутки показались родные места. Поднявшись на косогор, всадники увидели Тюдралу. Остановили коней и долго смотрели на село. Было слышно, как бился о скалы белопенный Чарыш, сердито хлестал волной гранитные берега и, поднимая каскады брызг, неумолчно гремел среди суровых гор.
— Гей! Вперёд! — пришпорив коня, Кирик стремительно помчался к селу.
— Вперёд! — блеснув озорными глазами, крикнул Янька и, припав к луке седла, взмахнул нагайкой. Заражаясь настроением ребят, Темир лихо гикнул на свою лошадь, и трое всадников, сопровождаемые лаем Токшуна и Мойнока, вихрем влетели на главную улицу Тюдралы. И только у ворот своего дома, круто осадив коней, они соскочили с сёдел.
Из-под сенок вылез Делбек и, обнюхав приезжих, радостно вильнул хвостом.
Пока Степанида собирала на стол, Темир подробно рассказал Прокопию о гибели Чугунного и найденном плане геолога Макарова.
После обеда ребята сбегали на Чарыш, искупались, побывали в огороде и вечером усталые легли спать. Утром, провожая Темира в Мендур-Сокон, Кирик говорил охотнику:
— Передай поклон дедушке Мундусу, Ильгей и Бакашу.
— И от меня тоже, — сказал Янька, протягивая руку старому другу.
— Значит, недели через три в школу? — усаживаясь в седло, спросил Темир.
— Да.
— Опять долго не увидимся, — вздохнул охотник и с грустью посмотрел на ребят. — Привык я к вам.
— Нам без тебя, Темир, тоже скучно!
— Ну, до свидания! — Темир взялся за повод и, тронув коня, выехал за ворота. За ним побежал Мойнок.
Оставшиеся до занятий три недели Кирик с Янькой проводили на рыбалке и в лесу. Иногда брали в библиотеке книги и читали вслух Степаниде. В конце августа они приехали в город. Печёрский вернулся из Барнаула не один. С ним была жена. Военком помог ребятам найти небольшую комнату. Перетащив имущество, Кирик и Янька устроились в новой квартире.
Через несколько дней приехала с отцом Фрося. Она рассказала, что медвежат отвезли в Бийск, а оттуда в Московский зоопарк.
Эпилог
Прошло много лет. В приёмную первого секретаря Усть — Канского райкома партии Кирияка Прокопьевича Кобякова вошёл военный. Приложив руку к козырьку форменной фуражки, он вежливо обратился к сидевшей за маленьким столиком машинистке:
— Товарищ Кобяков не занят?
Девушка заглянула в дверь кабинета.
— У него посетитель. Прошу подождать.
Офицер опустился на стул и стал смотреть в окно. День был солнечный, яркий, какие обычно стоят в июле. Углубившись в свои думы, офицер не слышал, как из кабинета вышел секретарь райкома.
— Янька!
— Кирик!
Друзья обнялись. Разглядывая пополневшего хозяина, офицер произнёс:
— Здравствуй, товарищ секретарь райкома, опять пришлось встретиться.
— Здравствуй, здравствуй, товарищ старший лейтенант танковых войск. Опять вместе, — Кирияк Прокопьевич энергично потряс руку старого друга.
— Как здоровье Прокопия Ивановича, мамы? Признаться, в Тюдрале я давненько не был.
— Родители здоровы. Отец по-прежнему работает в сельсовете, мама стареет, седая уже стала.
Оба замолчали, думая о матери, которая беспредельно любила обоих.
— Ты подожди минутку. Я позвоню жене, чтобы она встретила нас.
Через несколько минут Кирик вернулся радостный:
— У меня сегодня настоящий праздник: приехал Темир. А сейчас, пока жена хлопочет с обедом, пойдём к Чарышу. Не возражаешь?
Друзья миновали село и оказались на берегу Чарыша. Слышно было, как на лугу стрекотала сенокосилка, шёл трактор, ведя на прицепе комбайн.
Над селом в голубом небе кружились голуби. Горы и леса, казалось, нежились в лучах яркого солнца, отдыхали, согретые теплом июльского дня.
Мерно шумел горный Чарыш. Гордо подняв ввысь могучие ветви, слушает его старая лиственница. Мимо неё много лет тому назад, дружно взявшись за руки, не раз проходили два мальчика — белоголовый и смуглолицый.
Детство Викеши
Глава первая
Восьмилетний Викеша проснулся от лёгкого потряхивания за плечо. Увидя перед собой деда, он сразу вспомнил, что тот обещал взять его с собой в волостную управу, и быстро вскочил на ноги.
— Умывайся и за стол, да не забудь лоб перекрестить, а я пойду насчёт лошади…
Маленькая подвижная фигура деда неслышно исчезла из просторной избы.
Запах свежеиспеченного хлеба наполнял опрятную избу. Возле печки хлопотала бабушка Авдотья, такая же сухонькая, как и дед. Она изредка поглядывала на внука. Викеша подошёл к рукомойнику, наклонился над деревянной шайкой и раза два плеснул водой на лицо. Перекрестившись, уселся за стол.
— А мама где? — лениво потягиваясь, спросил он.