Ратибор. Окталогия (СИ) - Фомичев Александр Игоревич

На третьем, последнем ярусе помимо обязательного поста охраны на входе расположились, вмещающие каждое под восемьдесят человек, четыре казарменных помещения для ристальщиков, не по своей воле оказавшихся в Кузгаре; также там нашлось место для отдельной уборной и довольно приличных размеров тренировочной площадки прямоугольной формы, на которой стояли несколько набитых соломой манекенов для отработки ударов да стойки с деревянными мечами, ножами, копьями и топорами. На данный момент невольных ратоборцев насчитывалось чуть более двух с половиной сотен человек, но число непосредственных участников кровавых утех не было устоявшимся и постоянно менялось как в большую, так и в меньшую сторону.

Тут не помешает заметить, что состав бойцов в казармах был исключительно мужской. Хотя нет‑нет да всплывали в Нурязиме, в основном за беседами под хмельными парами, осторожные предложения допустить к участию в жестоких играх, например, северных дев‑воительниц аль амазонок с острова Тулукос, но до конкретики так и не дошло. Слишком много имелось противников у такого нововведения. И не сказать, что ослямбская аристократия, активно противодействовавшая появлению женщин‑воинов на ристалище, руководствовалась только гуманизмом, нормами морали или заботой о здоровье слабого пола, отнюдь нет. Просто, как с ехидными смешками шептались между собой в кулуарах пузатые сановники, смотреть на бабские бои у них желания нет никакого. Ну а раз у них не имеется, значится, и рядовой обыватель нос воротить будет, как пить дать. А это, в свою очередь, грозит падением интереса и, соответственно, уменьшением доходов от кровавых игрищ. «Чего допустить ни в коем случае нельзя!» – подвёл пару лет назад итог под очередным вялым обсуждением дамских поединков с приближёнными ко двору вельможами неуверенно покачивавшийся на пухлой шёлковой подушке Джушукан, осушивший за время данного унылого заседания не один кувшин со своим любимым ялминским вином и затем мечтавший лишь о том, чтобы как можно побыстрее умчаться с нудного, вызывавшего зевоту совещания к нужнику. Винишко настойчиво просилось наружу, бывает.

Время близилось к обеду, когда три десятка новоиспечённых ристальщиков, спустившись сразу на свой этаж, разбрелись по рядам одноярусных коек, высматривая свободные. Места были. Собратья по неволе, присутствовавшие в казармах, встретили новоприбывших более чем равнодушно, если не сказать – неприязненно, лишь хмуро, искоса оценивая пополнение. Никто новеньких не задирал. Но и подмоги аль участия ждать не приходилось, это стало ясно с первого же взгляда на угрюмые физиономии, смурно, без тени улыбки ощупывающие колкими, порой даже враждебными взорами новых ратоборцев.

– Здесь каждый сам за себя!.. – раздавшийся громогласный рык Ельваха, вновь с помощью шустрых надсмотрщиков построившего перед собой уж было рассеявшихся по казарме новичков, доступно пояснил происходящее Ратибору и компании. – На арене нет друзей, запомните! Ибо в любой миг тот, с кем ты лежал рядом, на соседних кроватях, ел из одной миски, шутил, смеялся и тепло общался, может встать напротив тебя с обнажённым клинком. Сегодня вы желаете друг другу доброго утра и спокойной ночи, а завтра рвёте кадыки на песке Кузгара! Здесь это такая же обыденность, как на свободе глоток родниковой водицы во время удушливого зноя. Посему предупреждаю сразу: не вздумайте заводить приятелей! Их здесь нет, осознайте и запомните это простое правило! Чем быстрее усвоите, тем будет легче дальше! А теперь шаг вперёд пусть сделает та пара несчастных олухов, у коих, как мне шепнули, нет боевого опыта! И чем кумекают служивые, совместно с организаторами игр, засылая к нам в подземку таких изредка… Сразу бы уж камнями забивали аль вешали, коли добрую сталь об ихние кости затупить опасаются! Опять, поди, какие‑нибудь нечистые на руку канцелярские крысы…

Повисло тягучее молчание. Наконец, из строя робко вышли двое: сорока годков от роду, среднего роста пухлый шалмах с давно немытой кучерявой шевелюрой и тощий как жердь, высокий, достаточно уже возрастной алгуриец лет пятидесяти на вид с длинными прямыми сальными волосами, также давненько не знавшими воды. Одеты оба оказались в какое‑то рваное тряпьё; на испуганных лицах виднелись свежие синяки, ссадины да кровоподтёки, неизменный атрибут учинённого над виновными в преступлении допроса с пристрастием.

– Кто такие и как сюда умудрились угодить? – Ельвах недовольно нахмурился. – Что натворили?

– Я Гюльбар, писарь… бывший. При императорском дворе трудился, – шалмах понуро повесил голову, тихо при этом бормоча себе под разбитый в кровь нос: – Брал небольшую плату за то, что без очереди, на стороне черкал подписи нужных должностных лиц на липовых грамотках. Без их ведома, естественно; то бишь подделывал… Когда меня раскрыли и сцапали за жабры ищейки владыки, хотели сначала четвертовать, но после решили, что на арене мне куда уютнее будет. Избили, лишили статуса свободного человека и гражданина, определили в рабы и сослали сюда!.. И всё практически одним днём…

– Понятно!.. Ты теперича вещай, – мрачный взор главного стражника обратился на второго неопытного.

– Зекир я, – дрожащим голоском проскрипел нерешительно алгуриец, затем быстро затараторив: – Счетоводом пахал за медяки как проклятый, не жрамши, не спавши, дни и ночи напролёт у Ильмиса, хозяина «Рыбьей хари», препаршивой портовой таверны на окраине Нурязима! Ну да, обсчитывался иногда, себе за пазуху ненароком лишнее сметая, так не для наживы же, а из благороднейших побуждений!.. Семья у меня большая, кормить да поить девять ртов надобно регулярно, включая сварливую жену с её вреднющей, пришибленной богами матушкой и Хурицию, нашу любимую домашнюю обезьянку… Жрёт, скотина волосатая, за пятерых! А опосля ещё дерьмом кидается, плюётся да гримасничает, тварь облезлая! В этом она похожа на мою, «многоуважаемую» умалишённую тёщеньку, м‑де… Ну и как‑то меня ентот скупердяй Ильмис взял да поймал за лапу, затем сдав без зазрения совести дозорному караулу. И как заподозрил трактирщик, ума не приложу, я ведь был так осторожен!.. Негодяй бесстыжий, не мог закрыть очи… Чай, не шибко обеднел бы!.. Вообще, мне кажется, он просто не любит алгурийцев за нашу искренность, честность, верность и работоспособность…

– Ну ты ещё запамятовал кашлянуть про «неподкупность», олень сивый! В общем, ясно всё! Один – мздоимец и мошенник, второй – честный ворюга. Почему вас сослали к нам, тоже теперича понятно: дьяков, этих москитов поганых, сосущих кровушку простого народа, никто не жалует. А уж ежели какой гадёныш из них ещё воровать да обманывать удумал, так тем паче! Потому вас, дуралеев, и пригнали сюда, несмотря на то что пером да чернильницей владеете куда лучше, чем мечом да щитом, – Ельвах презрительно осклабился. – Ну что ж, сами напросились! Рабочий люд с удовольствием позыркает, как чумазым на ручку чистюлям, брезгующим с тяпками в поле вкалывать, кишки на арене размотают. Чернь ента обожает! Ладно, пока все свободны. Обед в полдень; трапезная на втором этаже. При выходе отсюда обязательно отмечаться у охраны на посту. Вопросы есть?

– Есть, и много!..

– Раз вопросов нет, не смею более задерживаться тутова, – Ельвах, раздражённо прищурясь, вперился пронзительным взглядом в неласково сверкнувшие на него в ответ голубые глаза Ратибора. – А с тобой, рыжий слоняра, мы потрещим после того, как вернёшься с арены! Если , конечно, вернёшься, – недвусмысленно выделил первое слово лысый смотритель. – Заодно выясним, стоишь ли ты того, чтобы тратить на тебя моё драгоценное время. Там и вопросики свои многочисленные позадаёшь. А покамест у нас трапеза! Так что все на обед!

Глава 8

Обед

В трапезной

– Значится, так, слухайте сюда внимательно, раззявы! Свои рабские порции жратвы берёте только после нас, людей свободных! – перед строем новичков, слаженно, шеренгой проследовавших в обеденный зал и сразу направившихся с мисками к кухонному окошку, в котором вспотевшие поварята сноровисто наливали мясную похлёбку, возник коренастый малый лет двадцати пяти на вид с короткостриженой, под горшок, копной коричневых волос и небольшой, но густой бородёнкой. У него за спиной маячило ещё четверо очень схожих с ним внешне громил, приходившихся, по всей видимости, наглому забияке то ль братьями, то ль соплеменниками. Единственное, все они были помощнее да повыше вещавшего товарища; агрессивно настроенный говорун оказался самым мелким из них. Один из стоявших за копчиком крепыша так вообще сильно впечатлял своими габаритами: широкоплечий великан за два метра ростом. Статью богатырской матушка‑природа, конечно, щедро наградила амбалистого воина, однако явно забыв наделить интеллектом, чему служил свидетельством обросший коротким жёстким волосом низкий, покатый, как у обезьяны, лоб. Впрочем, похожие скошенные лобешники, наряду с квадратными подбородками, имелись у всех пяти представителей доселе неизвестного Ратибору северного народа, очевидно, являясь отличительной особенностью данной группы племён.