Катрин (Книги 1-7) - Жюльетта Бенцони

– Только и всего? – фыркнула Катрин притворным голосом. – А я думала, мы обо всем переговорили вчера вечером.

Упоминание об их вчерашнем разговоре заставило де Брезе покраснеть, и Катрин, вопреки досаде, которая осталась в ней, нашла очаровательным этого покрасневшего, как девушка, великана. К тому же юноша был красив; правильными чертами лица он напоминал Мишеля де Монсальви, особенно светлыми волосами и голубыми глазами. Убедившись в этом, Катрин ощутила, как в ней исчезло чувство злости, которое он у нее вызвал вчера. Она посмотрела приветливее, приняла предложенную руку. Они подошли к проему крепостного окна. Катрин села на каменную скамейку и подняла на него глаза.

– Ну вот, я вас слушаю! Что вы хотели сказать?

– Вначале извините за вчерашнее. Я возвратился из поездки в О-Мэн и направился прямо в эту комнату, которой обычно пользуюсь. Я не знал, что она занята.

– В таком случае вы прощены. Вы удовлетворены?

Он не ответил сразу. Его нервные пальцы теребили длинные двойные кисти голубого плаща с изображением иерусалимского креста и герба де Брезе.

– Я должен вам сказать одну вещь! – глухо проговорил он, не решаясь посмотреть ей в лицо, такое трогательное под черной вуалью. Никогда за всю свою жизнь Пьер де Брезе не встречал подобной красавицы; свет, исходящий из этих замечательных фиалковых глаз, волновал настолько, что он трепетал, он, королевский рыцарь, человек, перед которым спасовали лорд Скэйлз и Томас Хэмптон. Она лишила его сил, обезоружила до такой степени, что ничего не оставалось лучшего, как объясниться в любви.

Катрин была настоящая женщина, слишком тонкая натура, чтобы не заметить смущение этого большого мальчика, но она решила не поддаваться, как бы он ни был очарователен.

– Говорите! – предложила она. Он сжал кулаки, набрал полные легкие воздуха, как пловец, бросающийся в воду, и начал:

– Откажитесь от этой безумной затеи! Что вам нужно? Покарать Ла Тремуя? Я могу поклясться перед лицом самой королевы, что убью его в вашу честь.

– Это означает вашу смерть. Король арестует вас, бросит в тюрьму и, конечно, казнит.

– Какая важность! Лучше погибну я, чем вы! Мне противна мысль о том, что вы хотите предпринять. Сжальтесь… и откажитесь!

– Сжалиться, ради кого? – лукаво спросила Катрин.

– Ради вас, прежде всего… и ради меня! К чему околичности, громкие слова и разговоры. Я не способен на все это как солдат. Но вы уже знаете, что я вас люблю, вам не надо это говорить.

– И во имя любви ко мне вы хотите умереть?

Он встал на колени, подняв к ней лицо, полное страсти. Этот мальчик, выкованный из благородного и чистого металла, заслуживал того, чтобы его любили, но она не могла позволить ему питать напрасные иллюзии. А он тихо отвечал:

– Я не желаю ничего другого!

– А я хочу, чтобы вы жили! Вы говорите, что любите меня, и эта любовь толкает вас на смерть? Вы должны понять, какие силы движут мною. Я рискую всем ради человека, чью фамилию я ношу… единственного человека, которого я любила и буду любить всегда!

Он опустил голову под тяжестью приговора, прозвучавшего в этих словах.

– Ах, – вздохнул он, – я не надеялся, что когда-нибудь стану вашим другом. Я часто видел Арно де Монсальви, уже капитана, когда был пажом и оруженосцем, и никогда я так не восхищался ни одним мужчиной. Я завидовал ему. Он был для меня примером для подражания: такой смелый, сильный, уверенный в себе. Какая женщина, любившая такого человека, может полюбить другого? Видите, я не строю иллюзий.

– Тем не менее, – сказала, взволнованная больше, чем ей того хотелось, Катрин, – вы из тех, кем любая женщина может гордиться.

– Но после такого, как он, я ничего собой не представляю. Не так ли? Вы это хотели сказать мне, госпожа Катрин? Вы так сильно его любили?

Неожиданная боль кольнула сердце Катрин при воспоминании о том, кого она потеряла. Спазмы сдавили ей горло, вызвав слезы, и, не стыдясь, она не стала их сдерживать.

– Я до сих пор люблю его больше всех на свете! Я отдала бы мою жизнь и не колебалась ни одной минуты! Я от вас ничего не скрываю. Только что вы говорили об опасности, которой я себя подвергаю. Но если бы у меня не было сына, я давно приняла бы смерть, чтобы, по крайней мере, иметь возможность соединиться с ним.

– Вот видите, вы должны жить. Позвольте мне хотя бы помочь вам, быть вашим другом, защитником. Вы слишком беззащитны, чтобы жить без поддержки в эти тяжелые времена. Клянусь, что я не буду навязывать мою любовь и ничего от вас не потребую за право быть вашим рыцарем. Согласитесь стать моей женой. У меня есть имя, состояние и… большие амбиции.

Озадаченная Катрин вытерла слезы и не смогла ответить сразу. Она поднялась. Де Брезе остался в той же умоляющей позе.

– Вы слишком торопитесь, – сказала она любезно. – Сколько вам лет?

– Двадцать три года!

– Я почти на десять лет старше!

– Какая важность! Вы выглядите как молодая девушка, и вы самая красивая в мире женщина! Хотите вы или нет, но вы будете моей дамой, и я буду носить ваши цвета.

– Мои цвета – это цвета траура, мессир. Разве у вас не было другой дамы до моего появления?

– Дамы – нет, есть невеста Жанна дю Бен-Креспен… но она ужасно некрасивая, и я никогда не смогу к ней привыкнуть!

Катрин засмеялась, и это разрядило обстановку. Ее смех был таким звонким, таким молодым, что Пьер последовал ее примеру. Порывистым движением она протянула к нему руку и погладила по щеке.

– Оставьте себе свою невесту, мессир Пьер! – сказала она серьезно. – А мне подарите вашу дружбу. Именно в этом я больше всего нуждаюсь. – Он взглянул на нее глазами, в которых засветилась надежда.

– Значит, я могу заботиться о вас, носить ваши цвета и защищать вас?

– Ну, конечно, при условии, что вы ничем не нарушите мои планы. Обещаете?

– Обещаю, – заверил он без энтузиазма. – Но я буду в Амбуазе все то время, пока вы будете там, госпожа Катрин, и если с вами случится что-нибудь плохое…

Лицо Катрин вдруг стало серьезным. Тень пробежала по нему, и губы решительно сжались.

– Если я погибну, выполняя свою задачу, мессир, и если вы действительно меня любите, то я соглашусь с вашим предложением. Если я умру, отомстите за меня, убейте главного камергера! Согласны?

Пьер де Брезе обнажил