За Русь святую! - Николай Андреев

- Пли по толпе! Пали! Огонь!

Залп из трехлинеек, повалившиеся на припорошенную снегом землю раненые и убитые, и толпы людей, потерявших разум от страха…

- Господин поручик, - павловцев тоже вывели в оцепления. - Надо бы на ту крышу наших отправить. Не нравится она мне. Ой, не нравится.

И здесь - тоже унтер предчувствовал угрозу. Поручик-то что? Поручик недавно в армии, а унтер уже погулял, попили крови у него германец с австрияком да мадьяры.

- У Вас слишком…

Один из павловцев, рядовой, свалился, подкошенный выстрелом: пуля пробила сердце.

- Я ж говорил, - в сердцах выкрикнул унтер.

- Огонь по бунтовщикам! Огонь!

Несколько предупредительных - в воздух. Волынский полк старался остудить пыл толпы. Но демонстранты все орали и издевались. И волынцы не выдержали, сделав залп по толпам петроградцев.

И снова- трупы русских людей, убитых соотечественниками. А "задир" так и не нашли, они вовремя скрылись или попрятались за людскими спинами…

Кирилл спешил изо всех сил. Он не мог свободно действовать: его сразу бы заподозрили как минимум в попытке переворота и измене, но не мог и сидеть сложа руки - совесть не позволяла.

Cизов немного успокоился, лишь увидев прибывший состав, из пульмановских вагонов которого спешно выгружались пехотные части с Румынского фронта. Солдаты, хмурые, но спокойные и несуетливые, выкатывали пулеметы, выносили пулеметные щиты, поправляли трехлинейки и берданки за плечами. Все оружие Николай приказал держать наготове, чему немало удивились в Ставке, но все-таки исполнили: предполагалось, что состав объедет Петроград, так что никакой сумятицы вид готовых к бою людей не взволнует петроградцев, но за несколько дней до того император приказал вывести состав на столицу.

А Маннергейм буквально позавчера, по телеграфу, в чье командование поступали эти части, проинформировал командование сводного полка, что оно должно исполнять приказы Кирилла Владимировича. Это, конечно, было неслыханно: пехоте подчиняться морскому офицеру, пусть и из правящего дома, но…

Но Особый полк (переименованный так по указанию все того же императора) на подъезде к столице узнал о волнениях в городе. Да и железнодорожные работники явно что-то затевали. Так что офицеры на общем собрании приняли решение все-таки полностью подчиниться Кириллу Владимировичу. К тому же таким был приказ Маннергейма, их непосредственного командира. Да, странные дела творились в стране: офицеры обсуждали приказы командования, солдат выводили для разгона мирных демонстраций, Ставка подчас не выполняла распоряжений Верховного главнокомандующего, и никто "на верхах" не думал о благе страны. Большинство отчего-то гнались за собственной выгодой. Кирилл подавил вздох от этих непростых мыслей, когда завидел, что к нему спешит какой-то офицер.

Ага, судя по погонам, полковник. Лет сорока, плотный, с лихо закрученными усами и чуть подрагивающим кончиком правого уха, щурящимися глазами. Но особенно выделялись его руки. Мощные, загорелые, мозолистые. Он легко бы мог обхватить одним кулаком конскую подкову, а вторым в это время стучать молотом по наковальне. Во всяком случае, Кирилл живо представил себе кузню, где этот "коваль" забавляется с молотами, кувалдами, подковами, серпами, перебрасывая их из руки в руку или вертя над головой.

- Ваше высокопревосходительство, Особый полк по приказанию Его Императорского Величества и генерал-лейтенанта Карла Густава Эмиля фон Маннергейма прибыл в Петроград в Ваше распоряжение. Командующий Особым полком полковник Николай Степанович Скоробогатов! - полковник так резко вздернул руку для отдачи чести, что Сизов испугался, что через мгновенье раздастся хруст костей. Но ручища Скоробогатова остановилось в считанных миллиметрах от виска.

Кирилл опустил взгляд на грудь Скоробогатова. Анна, Владислав, Георгий… На мундире полковника расположилась целая "семья" наград. Сразу было видно, что Николай Степанович в окопах не отсиживался…

- Без чинов, Николай Степанович. Благодарю, Вы сами не знаете, насколько приход Вашего полка поможет Родине, - Скоробогатов явно не умел скрывать своих чувств.

Он вытянулся по стойке "смирно", широко улыбнулся, но в глазах полковника заплескалось волнение, готовое вот-вот выйти из берегов.

- Ваши солдаты и офицеры готовы сегодня же утром пресечь попытку восстания? Даже среди запасных батальонов? - Кирилл решил быть честным с полковником. Тот, как и его люди, заслуживал знания будущих событий хотя бы в крохотных рамках.

- Они будут готовы хоть к бою в окружении как только закончится их выгрузка. Кирилл Владимирович, где расположат моих солдат? Надеюсь, слухи о том, что здесь начинается голод, не соответствуют действительности? - Скоробогатов проявлял в первую очередь заботу о своих подчиненных. Кирилл надеялся, что полковник сможет пережить бурю в столицу: такие люди ему были очень нужны в будущем.

- Вы займете Адмиралтейство, а насчет ужина не волнуйтесь, всех накормят. Проблемы, конечно, с продовольствием есть, но по сравнению с Берлином, где люди умирают от голода - это так, шутка. Николай Степанович, у Вашей части есть флаги? И оркестр?

- Да, Кирилл Владимирович, - Скоробогатов оказался в замешательстве. - Однако…

- Боюсь, Вашей части придется начать борьбу уже сейчас. У вокзала ждут грузовики и бронеавтомобиль. Прикажите солдатам в них грузиться с развернутыми знаменами, под игру гимна. Справятся?

- Так точно, Ваше высокопревосходительство! - Скоробогатов на время позабыл о просьбе, более похожей на приказ, Кирилла чины не упоминать.

А через считанные минуты по улицам, приводя в замешательство прохожих, городовых, казаков и жителей окрестных домов ехала колонна грузовиков. В воздухе разливалась мелодия гимна, а солдаты пели, вбирая в себя все другие звуки. даже заглушая рев моторов.

Кирилл улыбался. Вот-вот на Царскосельский вокзал должны были прибыть части Экипажа. Комендант Села дал разрешение на отъезд нескольких батальонов в столицу, для подавления беспорядков. Александра Федоровна находилась даже в приподнятом настроении, узнав, что верные трону люди отправляются подавлять мятеж.

А потом Кирилл грустил: он знал, что должен позволить крови пролиться, чтобы не оставить шансов Думе, правительству и царю бездействовать…

Глава 12.

"Генерал- лейтенанту Хабалову повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией".

Этот приказ, сильно запоздавший, зачитывали по всем казармам солдатам, офицерам и унтерам. Разбуженные люди, уставшие от трехдневных оцеплений, морально подавленные тем, что участвовали в расстреле мирных людей, надломленные, слушали. И понимали: "Завтра снова то же самое. Только хуже".

Почти в то же время князь Голицын, премьер, достал из стола припрятанный загодя, "на крайний случай", указ царя о роспуске Думы. Проставил дату. И решил, что сделал все, что от него требуется.

А в казармах Павловского и Волынского полка было очень неспокойно. Солдаты, как раз и стрелявшие по толпам людей, "принимали гостей".

- Что же вы, товарищи, по своим же соотечественникам стреляли? И это в войну? Нехорошо!

- Братцы, да чего же вы, а? Да вы же простых трудяг перебелили, у них же семьи без кормильцев!

- Стыдно, господа-солдаты, стыдно…

Но более всего наэлектризовало солдат появление Керенского. После многочисленных раздумий он решил лично выступить перед "чудесной толпой, готовой развесить уши". Александр Федорович чувствовал, что настал его звездный час. Именно он будет записан в анналах истории как человек, лично поведший войска к победе свободы и демократии в России! Он уже видел свои лики, отчеканенные на медалях и монетах "Честному вождю свободного народа" или что-то в этом роде. Да, именно в золоте! Керенский сам сможет все решить! А если он будет медлить, то - конец! Царь выиграет войну, этой же весной, его авторитет вырастет слишком сильно, и шансов на изменение режима еще долго не представится.

Сама история предоставила ему такой шанс: в казармы при особой сноровке мог пройти кто угодно с улицы, "укорить и направить" на путь истинный.

- Товарищи, вас заставили стрелять по своим же братьям! По простым рабочим и студентам! Кто-то из ваших родственников мог оказаться среди трупов, оставшихся лежать на мостовых! Но нужно искупить этот грех! Его можно искупить, я знаю, как! Нужно навсегда избавиться от того охвостья, зубоскалов и трепачей, что сейчас сидят в министерстве! Надо избавиться, сбросить с себя ярмо царизма! Нужно сражаться за демократию! За народ и волю! Ура! Бей прихвостней царя! Даешь революцию! Даешь свободу!

Керенский повалился со стула, на который поднялся, упав прямо на руки своим друзьям: обморок. Это произвело сильно впечатление на солдатскую и унтер-офицерскую массу. Да и офицеров задело за живое. Многие просто устали, хотели надежды. А если придется хоть за чертом пойти в ад - так и хорошо!