Стальной блеск мечты (СИ) - Аларина Евгения

— Конечно, сударыня, — Честон Пиллар отвесил лёгкий поклон. — Но вам будет лучше не видеть этого.

Девушка покорно отвернулась, отошла на несколько шагов и оперлась обеими руками о ствол поваленного дерева. От всего пережитого её мутило. Мельхиор жалобно заржал в последний раз и затих. Услышав позади тяжёлые шаги, Соланж обернулась к мужчине с окровавленным копьём в руках. Она должна была что-то сказать, поблагодарить его за всё, что он сделал, но слова застряли в горле. Честон Пиллар смотрел понимающе и сочувственно и тоже не произнёс ни слова.

Совсем рядом раздался рожок. На поляну один за другим выскакивали всадники, весёлые возбуждённые голоса и собачий лай наполнили всё вокруг. Кто-то восхищался великолепным ударом, которым был убит вепрь, другой голос отмечал выдающиеся размеры трофея, третий отдавал команды псарям. Волна охоты снова подхватила их с Честоном и разметала в разные стороны.

Со временем Соланж немного пришла в себя и смогла кое-как ответить на обращённые к ней вопросы, впрочем, не слишком назойливые, поскольку всеобщее внимание было приковано к поверженному вепрю. Оценив плачевное состояние своего костюма, девушка приняла решение немедленно отправляться домой. Не могло быть и речи о том, чтобы продолжать охоту в таком виде: платье порвано и испачкано, волосы растрёпаны, повсюду синяки и царапины. К тому же Соланж оплакивала гибель своего коня и совсем не была расположена веселиться. Раздобыв лошадь у кого-то из ловчих, она вернулась в лагерь, где слуги уже расставляли столы для вечернего пиршества, а те из гостей, кто не принимал участия в травле, развлекали себя напитками, беседами и разными играми. Сюда уже дошли последние новости, и все разговоры предсказуемо крутились вокруг мастерского удара, которым граф Пиллар убил чудовищного вепря. Несчастная и измученная, девушка рассчитывала на поддержку кого-нибудь из родных, но в большинстве из них встретила скорее злорадно-насмешливое, нежели сочувственное отношение к своим невзгодам. Ей припомнили все грехи последних дней: и горделивое хвастовство собственными умениями наездницы, и выходку со встречей гостей. К тому же Соланж не сомневалась, что рано или поздно ей попадёт за гибель дорогого коня. Обиженная на весь мир, девушка решила ехать в Берлогу и не возвращаться даже на вечерний праздник. Ей вовсе не хотелось отвечать на бестактные расспросы, ловить сочувствующие, зачастую притворно, взгляды и слышать ахи и охи подвыпивших гостей.

Остаток дня Соланж провела в одиночестве и горьких раздумьях. Порой, девушке даже хотелось, чтобы утреннее приключение закончилось для неё не столь хорошо. Будь она серьёзно ранена, наверное, никто не осмелился бы злословить на её счёт. Всё семейство столпилось бы у постели больной и, кто знает, может статься и Честон Пиллар проявил бы чуточку больше заинтересованности в её судьбе. Но боги распорядились иначе, и некому было утешить юную Соланж в её печалях.

***

На следующее утро мужчины снова отправились на рыбалку — столь ранний подъём мог быть приравнен к настоящему подвигу после всех увеселений и волнений прошлого дня. На сей раз граф Честон с другом взяли лодку, чтобы порыбачить в водах живописного озера. Впрочем, Вальес Питерлен подозревал, что его приятель придумал этот ход лишь для того, чтобы иметь возможность хоть некоторое время провести в тишине и спокойствии. Собственно, Честон не слишком беспокоился о рыбной ловле, вместо этого он растянулся на дне лодки, заложил руки за голову, и глядел в небо, предаваясь своим мыслям и мало обращая внимание на клёв.

Майор уважал желание друга, но сам был слишком живой и словоохотливой натурой, чтобы долго хранить молчание. Они с Честоном толком не общались ни во время охоты, ни после, и теперь Вальес не мог удержаться от того, чтобы поделиться переполнявшими его мыслями. Честно посвятив полчаса или около того безуспешным попыткам выудить хоть что-нибудь стоящее в безмолвии, он всё-таки завел разговор с приятелем о событиях прошлого дня.

— Вчера вечером только и разговоров было, что о твоём подвиге, — начал майор.

— Подвиг, пожалуй, слишком громкое слово для успешного окончания охоты, — скромно заметил граф.

— Ну не скажи. Одним ударом убить опасного зверя и спасти прекрасную деву — воистину замечательное достижение.

— Хорошо, если тебе угодно воспринимать всё таким образом, я не стану тебя разубеждать.

— Как вообще получилось, что ты вышел один против этого свирепого чудища? Сколь я помню, егеря обещали всего лишь оленя.

— И вправду, сперва мы гнали быстроногую лань, но потом собаки случайно подняли секача. Многие замешкались, гадая, какую добычу теперь преследовать, но я сам, разумеется, вовсе не сомневался, что за трофей хочу заполучить.

— Между прочим, а что всё-таки произошло с малюткой Соланж? Правду говорят, что ей бы не поздоровилось, если бы не твое своевременное вмешательство?

Честон Пиллар порывисто сел, от его задумчивой расслабленности не осталось и следа.

— Одним богам известно, что могло бы произойти, повернись дело каким-то иным образом, я уж во всяком случае судить об этом не берусь. Что же до тех событий, которым я сам был свидетель, боюсь я не вправе раскрывать все подробности того неприятного эпизода, по крайней мере не получив на то разрешения самой госпожи Соланж. Могу сказать только, что она проявила себя весьма достойно. Уж во всяком случае, гораздо достойнее многих из тех, кто вчера на пиру позволял себе высказывать суждения на её счёт.

— Да, я слышал некоторые довольно-таки саркастические высказывания в её адрес.

— Саркастические? Ну нет, мой друг, скорее это было самое неприкрытое злословие. Видел бы ты, как некоторые злоязычные особы накинулись на Соланж, словно стая стервятников. Просто отвратительная низость.

— Так вот оно что. А я-то гадал, почему ты наговорил вчера столько резкостей юной Эльмин? Выходит, ты вступился за честь дамы?

— Именно так, я счёл, что отношение Эльмин к её кузине абсолютно неприемлемо, и прямо сказал ей об этом. Допускаю, что был при этом неподобающе резок, но, увы, не смог сдержаться. Если хочешь знать, я и до вчерашнего вечера едва терпел эту докучливую особу. Уж слишком она похожа на мою бывшую жену, а подобного рода манеры с некоторых пор мне претят.

— Не беда, держу пари, тебе легко простят некоторую невежливость, в конце концов, ты же герой дня. В крайнем случае, спишут на то, что доблестный победитель вепрей за ужином перебрал на радостях. А ведь и впрямь было что отпраздновать. Между прочим, друг мой, ты ловко владеешь копьём. Вчерашний удар был просто великолепен. Я видел тушу твоего клыкастого противника и скажу без стеснения, ты мастерски его поддел.

— Умение владеть копьём в моём роду стоит особняком среди прочих воинских доблестей, — ответил на это Честон. — Мужчины в нашем семействе должны уделять этому виду оружия самое пристальное внимание.

— Вот как? А я-то думал оно уже давно не в моде.

— Наш обычай никак не связан с модой, напротив, это древняя семейная традиция. В роду Пилларов издревле хранится оружие нашего славного предка Оррэ. По легенде во времена вскоре после Обретенья он копьём убил великана и тем спас своего короля от великой опасности. За этот подвиг мой пращур и был пожалован титулом. Кроме того, придворный маг заколдовал то самое копьё, чтобы оно и впредь разило без промаха. С тех пор мы храним его как бесценную реликвию, — пояснил граф.

— И что же, тебе доводилось пользоваться этим легендарным оружием? — оживился его визави. — Оно и в самом деле волшебное?

— Я воспользовался копьём Оррэ только один раз. Удар и вправду оказался точен, но не могу сказать доподлинно, была ли это заслуга того древнего колдовства или моя собственная, — ответствовал Честон.

— И как это было? — заинтересовался его приятель.

— В моей семье есть традиция: каждый юноша из нашего рода должен в одиночку выйти с этим копьём против опасного зверя, чтобы получить право называться мужчиной и наследником. Считается, что в прежние времена жертвами были великаны или хотя бы гоблины, но теперь, когда они все повывелись не только в землях Пиллара, но и во всем Броктоне, приходится довольствоваться медведем или вепрем. Я прошёл испытание, когда мне было шестнадцать: убил кабана, который размерами мог, пожалуй, потягаться со вчерашним.