Волчья звезда - Малинин Евгений Николаевич

«Большинство Совета предлагает выбрать для исповеди Ратмира человека, не связанного ни с волками, ни с рысями... Шавкан и Варяг предложили твою кандидатуру...»

«Я же сказал, что мне все равно, кто будет исповедовать этого волка! – перебил Вершителя Рыкун – как все медведи, он был не слишком тактичен. – И к тому же я недостаточно хорош как Смотрящий в Прошлое!»

«Но десять дней назад даже ты сможешь рассмотреть без труда!» – довольно резко возразил Вершитель.

Рыкун немного подумал и ответил:

«Хорошо, я проведу исповедь... Где и когда она назначена?!»

«Завтра в малом исповедальном зале, в час Волка».

«В час Волка?.. – В мысли медведя просквозила насмешка. – Так пусть волк не опаздывает!»

На следующий день, незадолго до окончания часа Змеи, Ратмир, одетый в одну лишь темную накидку, появился в малом исповедальном зале университетского храма. Небольшой, площадью всего около двадцати квадратных метров, зал был пуст и погружен в полумрак. Посредине располагалось прямоугольное возвышение, изготовленное из цельного куска редкого, угольно-черного обсидиана, верхняя грань которого была тщательно отполирована и сквозь нее явно проступала багряная иризация. Стены и потолок зала были также облицованы полированным обсидианом бурого цвета, и только поверху, под самым потолком бежал причудливый мозаичный орнамент, выполненный из мелких кирпично-красных пластин. В совершенно затемненных углах зала стояли высокие, вырезанные из черного обсидиана светильники с широкими чашами.

Впрочем, Ратмир недолго рассматривал убранство зала, во-первых, потому что уже давно и достаточно хорошо знал его, а во-вторых, почти сразу же, как только он вошел, раздался зычный, тяжелый голос, произнесший ритуальную фразу:

– Ты тот, кому не дает покоя прошлое?!!

Дважды посвященный волхв склонил голову и ответил также одной из положенных фраз:

– Я покоен, и мое прошлое светло и прозрачно!!

– Значит, ты можешь лечь на Стол Истины таким, каким пришел в этот Мир! – торжественно, но с некоторым излишним напором провозгласил голос, и Ратмир с удивлением понял, что исповедь будет проводить не трижды посвященный Остин. Более того, он не мог определить исповедника по голосу, хотя и отметил, что тот, похоже, не слишком опытный Смотрящий в Прошлое.

Однако во время ритуала исповеди исповедуемому не позволено было задавать вопросы, а потому княжич-волк одним движением плеч сбросил с себя накидку и, оставив ее лежать на полу, спокойно улегся на черную полированную поверхность камня.

Прошло несколько секунд, и вдруг от бурой стены отделилась высокая, чуть сутуловатая фигура, облаченная в глухой, просторный плащ с глубоким капюшоном. Цвет плаща настолько точно совпадал с бурым цветом стены, что в полумраке зала фигуру исповедника разглядеть было невозможно. Хотя Ратмир и не пытался это сделать, он неподвижно, расслабившись, лежал навзничь на Столе Истины, спокойно ожидая начала церемонии.

Смотрящий в Прошлое медленно, так что даже подол его плаща не колыхался, обошел зал по периметру, поднимая над каждым светильником затянутую в бурую перчатку ладонь, и в тот же момент, в самой середине каменной чаши неторопливо, словно головка змеи при звуках флейты, приподнималось узкое, темно-синее, с вкрапленными багровыми искрами, пламя. И в то же время, вслед за медленно двигающейся высокой фигурой, с темного пола поднималась полоса белесого, тяжело клубящегося тумана!

Фигура в буром плаще с глубоко надвинутым на лицо капюшоном продолжала свое медленное движение вокруг Стола Истины, постепенно приближаясь к нему, и клубившийся за ней туман поднимался все выше и выше, одновременно теряя свою тяжелую плотность, становясь легкой, хотя и вполне ясной дымкой. Вот он накрыл черный постамент вместе с лежавшей на нем фигурой... И вдруг открытые, но лишенные мысли глаза Ратмира начали слабо светиться в полумраке зала. Это странное, вначале едва заметное свечение постепенно набирало силу и меняло цвет, словно подбирая правильный, нужный именно сейчас тон. Когда свечение стало зеленовато-голубым, в тишине зала вдруг раздался короткий резкий звук, напоминавший звук лопнувшей басовой струны. Свет, лившийся из широко раскрытых, немигающих глаз княжича-волка, расплылся, растворился в окружавшей его белесой дымке, окрашивая ее в нежный голубоватый оттенок. И почти сразу же в этой застывшей, чуть подрагивающей дымке возникли неясные тени, едва уловимое движение, замелькали светлые и темные пятна, словно началась какая-то неясная, затейливая игра призраков.

Смотрящий в Прошлое, неожиданно оказавшийся в одном из углов зала, замер в совершенной неподвижности и полностью погрузился в созерцание этой безмолвной, призрачной игры!

Больше часа в малом исповедальном зале университета царили тишина и неподвижность. Все материальное замерло здесь, словно боясь спугнуть плавные переливы призрачных, дымчатых теней. Даже поднявшиеся над темными чашами светильников язычки пламени были неподвижны, будто бы выплавлены из темно-синего с красными искрами стекла...

И в тот момент, когда эта невозможная неподвижность стала казаться совершенно непереносимой, в темной тишине зала снова раздался короткий резкий звук, но на этот раз он был скрипично-высокий, тонкий, словно узкий клинок стилета. Веки Ратмира дрогнули и медленно опустились, отрезая струившееся из глаз свечение, как бы лишая жизненной подпитки движущиеся в туманном мареве тени. Они замерли, словно недоумевая, почему прерывается их беззвучный, затейливый танец, а потом медленно растаяли... растворились в белесой, чуть клубящейся дымке, вернулись в Прошлое, которое отпустило их на короткое время в... сейчас!

Смотрящий в Прошлое качнулся к стене и снова слился с ней и с полумраком быстро очищающегося от дымки зала. Темно-синие язычки огня над светильниками дрогнули, качнулись вслед исчезающему туману и медленно спрятались в черных, отблескивающих голубоватой иризацией чашах. А спустя мгновение глаза Ратмира снова открылись, и в них появилась мысль... и усталость... и боль... Он слабо застонал... двинул рукой и попытался приподнять голову. Это простое движение не далось ему, и он снова застонал, на этот раз чуть громче. И тут же, как будто кто-то подслушивал за дверями, они медленно распахнулись, и в зал вступили четыре совсем молодых юноши в темных плащах. В их руках были широкие носилки. Медленно подойдя к постаменту, они с величайшей осторожностью, словно тело дважды посвященного волхва стало стеклянным, переложили его на носилки и так же медленно вынесли его из зала.

Когда двери за носильщиками закрылись, от стены вновь отделился закутанный в бурый плащ Смотрящий в Прошлое. В зале сразу же значительно посветлело, как будто сквозь бурые стены стал пробиваться невидимый свет, и в этом пробуждающемся свете высокая, ссутулившаяся бурая фигура вдруг стала странно неуклюжей. Переваливающейся походкой Смотрящий в Прошлое подошел к постаменту и, медленно подняв правую руку, отбросил капюшон плаща на плечи. Открылась небольшая, удивительно круглая голова, покрытая густым, коротким, жестким, кучерявым волосом, с грубо вылепленными чертами лица, широким, чуть приплюснутым носом и густыми, толстыми бровями на мощном, выпуклом лбу. Маленькие, круглые глазки, блеснувшие из-под бровей, впились пристальным взглядом в черный, багряно иризирующий обсидиан. Грубая широкая ладонь медленно скользнула по полированному камню, а толстые губы еле слышно прошептали:

– Интересно... Очень интересно и... непонятно!..

Рыкун еще раз погладил затянутой в перчатку ладонью полированный камень возвышения, затем повернулся и неторопливо, переваливаясь, двинулся прочь от входных дверей к одному из углов зала. Когда он был в метре от стены, часть ее вдруг развернулась, открывая узкий и темный проход. Трижды посвященный волхв нырнул в этот проход, и кусок стены снова вернулся на место. Несколько секунд в опустевшем зале горел свет, а затем и он медленно, как-то неуверенно, погас.

Пройдя коротким темным коридором, трижды посвященный из стаи восточных медведей оказался в крошечной светлой ризнице, единственным предметом мебели в которой был небольшой платяной шкаф. Быстро сняв обрядовый плащ, Рыкун повесил его в шкаф и надел обычную белую хламиду трижды посвященных. Затем он выглянул в коридор и, убедившись, что тот совершенно пуст, вышел из ризницы и быстрым шагом направился в свою лабораторию, располагавшуюся в подвале Темной башни университета. Мощеный двор университета также был пуст, но Рыкун прошествовал по нему неторопливо, с достоинством, присущим трижды посвященному, так что даже если его кто-то и увидел, никогда не подумал бы, что член Высшего совета куда-то торопится.