Хождение во власть - Анатолий Александрович Собчак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сознание нашего общества все еще деформировано временами тоталитаризма: поиск врагов слишком долго был социальной привычкой и даже геройством, чтобы забывать и сегодня о самой возможности рецидива массового психоза. А Гдлян и Иванов проводили свою избирательную кампанию как раз на этой опасной грани.
Я, понятно, не поклонник Лигачева. Но я слишком хорошо знаю эту логику, помню классическую формулу 30-х годов: кто не с нами — тот против нас. И если в современном переводе она звучит „кто не за Гдляна — тот за мафию“, легче ли от того?
Все это мы уже проходили и знаем, чем оно кончается.
Когда на I Съезде формировалась комиссия по делу Гдляна и Иванова, я настаивал, чтобы она называлась комиссией по расследованию коррупции в высших партийных и государственных органах, чтобы эта комиссия проверила достоверность всех утверждений Гдляна и Иванова о развале следственной группы Прокуратурой СССР, после того как следователи вышли на высших должностных лиц государства и партии. Окажется, что эти люди виновны, ничто не должно помешать привлечению их к уголовной ответственности. И, если страна не желает их судить, они, отделавшись легким испугом, еще имеют шанс по-своему отплатить ей за такое милосердие.
Собственно, об этом я и говорил на I Съезде народных депутатов. Позволю себе привести свое выступление:
„Мы создаем парламентскую комиссию, а не комиссию по расследованию дела Гдляна и Иванова. Мы создаем парламентскую комиссию, которую нам все равно придется создать, потому что здесь сегодня уже было сказано, что возбуждено уголовное дело против товарищей Гдляна и Иванова. А они — народные депутаты СССР, и нам с вами придется решать вопрос о лишении их депутатской неприкосновенности или, наоборот, об отказе в таком лишении…
Вопрос второй. Для чего мы создаем эту комиссию? Я думаю, что необходимо создать такую комиссию прежде всего для проверки тех обвинений, которые товарищи Гдлян и Иванов выдвинули против ряда государственных и партийных работников. Именно в этом должна состоять цель работы данной комиссии, а не в проверке того, какие были допущены, и были ли допущены, те или иные нарушения в деятельности Гдляна и Иванова. (Шум в зале.)
Прошу внимания. Только после проверки, это будет юридически абсолютно правильно, после проверки обвинения, которое выдвинули товарищи Гдлян и Иванов, и в зависимости от результатов проверки комиссия должна уже будет проверять деятельность самой следственной группы. А для этого комиссия должна быть наделена, как всякая парламентская комиссия по расследованию, самыми широкими полномочиями, правом вызвать для объяснений любое должностное лицо. И с этой точки зрения я предлагаю сейчас обратиться только к обсуждению предложенного состава комиссии. Если есть конкретные возражения против конкретных лиц, — обсудить их. Если нет — утвердить комиссию и дать ей возможность работать“.
К сожалению, мое предложение пропустили мимо ушей. В планы руководства менее всего входило создавать комиссию по расследованию коррупции в высших органах партии и государства. Впрочем, и уголовного дела против Гдляна и Иванова тогда Прокуратура тоже не решилась возбудить.
I Съезд постановил, что кампания в печати должна быть прекращена: ни заявления Прокуратуры, ни обличения Гдляна и Иванова в адрес Прокуратуры не должны звучать во время работы комиссии. Увы, перемирие скоро было сорвано, и каждая из сторон пыталась доказать, что не она тому виной. Взаимные обвинения и оскорбления вновь зазвучали в полную силу, и сдержать вал заявлений, а также, я бы сказал, обещаний разоблачений было уже невозможно.
Драма переходила в фарс. Гдлян говорил о каких-то спрятанных в надежном месте документах (и общество верило этому), о том, что следственная группа собрала компромат и на Горбачева. Потом, противореча себе, он заявлял: Горбачев не замешан, это все происки врагов. Линия защиты и аргументации явно менялась в зависимости от политической ситуации и от устойчивости положения самих следователей. Как известно, это не лучший способ обороны и вовсе не годный способ наступления, особенно при такой, как нынешняя, динамике социальных процессов.
В правовом государстве невозможно даже представить, чтобы кто-либо мог обвинить без всяких доказательств лидера страны в тягчайших преступлениях и обвинение повисло бы в воздухе. В нормальной правовой стране Президент был бы обязан возбудить уголовное дело о защите чести и достоинства и по обвинению в клевете. Должна быть создана парламентская комиссия специально по этому вопросу — по факту обвинения высшего должностного лица страны, и после расследования комиссия должна сделать вывод или о политической ответственности этого лица (что как минимум должно сопровождаться уходом его в отставку), или о возбуждении уголовного дела против клеветников. А материалы комиссии должны быть переданы в Прокуратуру или следственные органы.
Если бы это было сделано, страсти вокруг „дела Гдляна и Иванова“ давно бы улеглись. Как показывают события последних месяцев, эти люди должны были бы давно кануть в политическое небытие, и если б Горбачев этого захотел, у него был реальный шанс осадить тех, кто живет по принципу „собака лает — ветер уносит“. Почему-то он не сделал этого. Еще более осмелев, Гдлян вскоре назначил даже дату свержения режима Горбачева: это должно будет произойти, как считал Гдлян, во время первомайской демонстрации на Красной площади. Здесь вообще уже запахло чем-то запредельным, и комментировать это, мне представляется, не имеет смысла.
Провокация есть провокация, какие бы благие намерения ни двигали теми, кто ее замыслил. И первомайские события 1990 года на Красной площади были, скорее, жалкой пародией на восточноевропейские революции осени 1989-го. Группа радикал-демократов оскорбительными лозунгами и криками заставила Горбачева и все правительство покинуть трибуну мавзолея до окончания демонстрации. Член бывшего Президентского совета Александр Яковлев, на мой взгляд, совершенно справедливо назвал первомайский инцидент „выступлением правых“. Ибо консерваторы тоже могут выступать под ультралевыми лозунгами,
