На грани смерти - Николай Владимирович Струтинский

— Папа, чего он стоит? — спросил Володя, не отрывая от человека взгляда.

— Мало ли кто стоит. Вот подъедем и узнаем, — ответил Варфоломей как можно беззаботнее, но сердце его застучало учащенно. Он только сейчас вспомнил об угрозе оуновцев.

Человек стоял не двигаясь. Теперь было ясно: он поджидает их.

— Стой! — крикнул незнакомец и схватил лошадь за удила. — Стой, говорю!

— Что тебе нужно? — спросил Варфоломей спокойно, сдерживая волнение в голосе.

— Не спеши! Увидишь! — человек вскочил в санки и добавил грубо: — Давай в Горку-Полонку! Ну, живо! Чего уставился, красная рожа!

Варфоломей узнал его. Это был учитель, два года тому назад исчезнувший бесследно из села Гончаровки.

Встреча не случайная. Значит, они помнили о нем все это время. Помнили, следили и выжидали, подыскивая удобный случай.

«Если бы не Вова, — думал Варфоломей, — все было бы намного легче. Теперь надо спасать его».

С мыслью, что надо спасать Володю и как можно скорее, пока они не доехали до Горки-Полонки, он кинулся на учителя, сшиб его с санок на придорожный снег. Между ними завязалась борьба.

Варфоломей старался подмять учителя под себя. Наконец ему это удалось. Он ожесточенно вцепился замерзшими руками в горло бандита, но тут раздался выстрел. Тело Варфоломея обмякло.

— Володя, сынок, беги, — прохрипел он.

Мальчик вне себя от страха бросился бежать прочь. Бежал по полю, падал, подымался. Сзади раздавались выстрелы, но неимоверная сила гнала его вперед…

— Стой, гаденыш! Стой! — С каждым шагом крики все приближались.

Володя оглянулся. Его уже догоняли. Он начал петлять, чтобы оторваться от своего преследователя.

— Стой, говорю тебе! А то пристрелю! — последние слова раздались совсем над ухом. Мальчик почувствовал сильный удар и без сознания рухнул на снег.

24

Варфоломей не помнил, сколько времени находился без сознания, но когда очнулся, было уже темно. Он попытался подняться, руки уперлись в холодный земляной пол. Стояла глухая ночь. От раны в животе по всему телу разливалась жгучая боль. Тяжело дыша, Варфоломей попытался приподняться, но тщетно.

Совсем рядом он услыхал стон своего сына. Может почудилось? Он затаил дыхание и прислушался. Стон повторился.

— Володя, сыночек, что с тобой? — спросил Варфоломей слабым прерывистым голосом. Ему никто не ответил. Напрягая силы, он пополз на стон. Наконец его руки наткнулись на детское тельце.

— Вовочка, это я, папа. Скажи что-нибудь, сыночек!

В ответ только стон. Варфоломей принялся осторожно ощупывать тело сына. На лице мальчика, в волосах он нащупал застывшую кровь. Разорвав на себе рубашку, он протер его лицо, перевязал рану и, совершенно обессиленный, потерял сознание.

Когда Варфоломей приходил в себя, он снова растирал озябшее тельце ребенка и снова терял сознание.

Так прошла долгая мучительная ночь.

В щели между досками забрезжил рассвет. Наступило утро.

Варфоломей подполз к двери и прильнул к ней. Сквозь щель ничего не было видно. За дверью под чьими-то шагами поскрипывал снег. Варфоломей нащупал камень и постучал им. Но на стук никто не отозвался. Он постучал громче.

— Чего надо? — раздраженно крикнул кто-то снаружи.

— Откройте… прошу вас, откройте, — умолял Варфоломей.

— Откроют… придет время…

Варфоломей узнал этот голос. «Господи, неужели это пан Сербецкий? — мелькнула мысль. — Значит, есть еще надежда на спасение».

— Пан Сербецкий, подойдите поближе, — попросил он дрожащим от волнения голосом. — Пан Сербецкий, это я, Баранчук… Баранчук Варфоломей. Помогите нам. Выпустите нас…

— Не могу. Они сами знают, что с вами делать.

— Пан Сербецкий, они нас убьют. Христом богом прошу, спасите хоть Володю моего. Он умирает… Отвезите его в город, на Монополеву, 18. Там я живу. Жена отблагодарит вас. Мальчик же ни в чем не виноват. — Он услышал, что шаги удаляются от сарая. — Пан Сербецкий, постойте! Он же ребенок, ну, в чем он может быть виноват?

— Значит, виноват…

— Я вашу скотину спасал, а вы моего ребенка не хотите спасти? Мы же были добрыми соседями… Пан Сербецкий…

— Не могу. Они сами решат, что с вами делать.

— До чего мы дожили! Свой своего предает и убивает, — прошептал Варфоломей.

Вскоре дверь сарая распахнулась, и на пороге показалась чья-то фигура. За ней во дворе толпилась группа вооруженных бандитов. Когда они ввалились в сарай, Варфоломей узнал среди них и того, кто несколько раз приходил вербовать его в банду.

— Ну вот и встретились, — сказал тот, самодовольно усмехаясь. — Только при несколько других обстоятельствах. Ведь я обещал… Мы слово держим…

— Убийцы… — прохрипел Варфоломей.

— Мы убиваем предателей. Предателей Украины. Тех, кто продался большевикам. Ведь брат твоей жены в партизанах, правда? — Бандит ткнул Варфоломея сапогом в бок. — А второго мы убили… Тебя же пытались к делу приобщить… К нашему делу. А ты…

— Вы катюги трусливые, подлые! Кого же вы убиваете?! Вы бешеные собаки! Вы позор Украины! Сволочи!

— Заткнись! — крикнул бандит и замахнулся, чтобы ударить. Но, видно, передумал и обратился к остальным: — Волоките его! — повернулся и вышел из погреба.

Варфоломея и его сына бросили в сани, которые, скрипя полозьями по морозному снегу, выехали со двора.

В дороге Володя пришел в сознание. Он прижимался к отцу, шептал ему что-то на ухо. Но отец не отвечал. Лицо его еще больше посерело.

— Снимай с него скорее сапоги! А то застынет — не стянешь, — пробормотал один из бандитов.

И только по этим словам Володя понял, что отец умирает. Он истошно закричал. Но сильный удар по голове резко оборвал его крик. Мальчик потерял сознание.

Очнулся Володя в незнакомом месте. Его удивила плотная и непроницаемая тишина. Он весь напрягся, надеясь уловить хоть звук, чтобы понять, где он и что с ним. Но тишина заполняла все вокруг.

Володя лежал с широко открытыми глазами, рассматривая шершавый потолок хаты, белую крестьянскую печь, икону в углу, украшенную вышитым полотенцем. А память его продолжала мучительные поиски того конца, на котором она вдруг оборвалась.

…Они ехали с отцом на санях. Солнце и снег ослепляли глаза. Снег скрипел под полозьями, и мороз пощипывал щеки. И от этого радостно становилось на душе. Еще немножко — и будет поле, где в стогах осталось сено. Наберут его полные сани и — домой.

Володя вспомнил все, что произошло в это утро, медленно продвигаясь от события к событию. И отца, запрягавшего лошадь, и мать, глядевшую им вслед. И дорогу, и неподвижно стоявшего на ней человека. Страх медленно вполз в память мальчика. Перед его глазами как наяву возник человек с пистолетом в руке. Откуда-то выплыло посеревшее лицо отца…

Володя пришел в себя от прикосновения чьих-то рук, ласково