Нам не дано предугадать. - Елена Райдос
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 13
Наш мир полон чудес, которые восхищают нас непредсказуемостью и новизной, однако, становясь обыденными, они перестают нас волновать и притягивать наше внимание. Мы привыкаем к чудесам, как привыкаем к разношенным ботинкам. Лишь изредка кинув взгляд на ясное голубое небо, мы вдруг осознаём его глубину и бесконечность, а в остальное время равнодушно взираем на проплывающие над нашими головами облака, занимаясь более важными, с нашей тоски зрения, делами. Мы принимаем как данность, что солнце каждое утро восходит на востоке, хотя большинство из нас годами не видят рассвета вследствие лени и желания поваляться в постельке до последней возможности. А куда спешить, если чудо происходит каждый день? Можно перенести свидание с восходящим светилом на завтра, послезавтра или вообще на неопределённый срок. Оно ведь никуда не денется.
А что если всё это внезапно исчезнет из нашей жизни? Думаете, это просто страшилки? Ну тогда я поспешу вас разочаровать. Не так уж давно небеса над головами наших предков имели золотистый оттенок, что отображено на многих картинах прошлого. А если верить письменным свидетельствам отдельных наблюдателей, солнце далеко не всегда совершало свой пролёт над землёй с востока на запад. Оно вообще довольно капризное, наше светило, и регулярно меняет свою траекторию. Не сомневаюсь, что случись в нашей жизни подобные метаморфозы, сей природный феномен всколыхнул бы даже самых нелюбопытных обитателей земли. Но почему мы замечаем чудо, только когда его теряем?
А вы заметили, что в человеческих взаимоотношения наблюдается точно такая же закономерность? Соприкасаясь с проявлением искренних сильных чувств, мы получаем импульс, который побуждает нашу душу раскрыться, но только если сей контакт с тонким планом не длится слишком долго. Жить в состоянии наполненности постоянно мы не умеем или не хотим. Любовь и забота близких не то чтобы приедается, но становится привычным фоном, на который мы со временем перестаём обращать внимание. Зато когда мы лишаемся привычного комфортного окружения, вот тут-то и приходит осознание невосполнимой утраты.
На Мартина сие откровение снизошло на второй день после исчезновения Алика. Разумеется, он первым делом поинтересовался у отчима причиной отсутствия в Ордене его будущего телохранителя и получил вполне ожидаемый ответ, что юноша отправился на очень важное и, конечно же, секретное задание. В первый день Мартин воспринял своё одиночество довольно равнодушно, даже порадовался, что не нужно отвлекаться от изучения магических манускриптов на лечение боевых травм своего друга. Энтузиазм Алика в плане погружения в практики бессмертных всегда казался ему чрезмерным. Однако уже под вечер второго дня Мартин начал замечать постоянно растущее беспокойство. Словно кто-то ампутировал очень важную часть его души, и на этом месте образовалась сосущая пустота.
Впрочем, эта пустота недолго сохраняла свою девственную природу и очень скоро начала заполняться всяческими не слишком приятными субстанциями вроде страха за жизнь друга, обидой на отчима и растущим подозрением, что его тупо дурят, как в случае с восстановлением памяти. Последним аккордом, завершившим терпеливое сидение нашего ждуна, стал ещё один приступ слабости. На этот раз приступ обрушился на Мартина без какой-либо провокации с его стороны. Юноша просто корпел над очередной рукописью, когда вдруг ощутил, что текст начал расплываться у него перед глазами. Назвать чтение таким уж энергозатратным занятием было никак нельзя, а потому слабость невозможно было объяснить действиями самого Мартина.
— Это какая-то болезнь, — непривычного к телесным недомоганием ученика Творца сразу же накрыла паника. — А что если это чьё-то нападение? — пришла ему в голову параноидальная мысль.
Неизвестно, к каким бы выводам пришёл вконец перепугавшийся юноша, но тут приступ сошёл на нет, словно его и не было, даже приторного шоколадного пойла не понадобилось. Впрочем, совсем уж без последствий не обошлось, поскольку сей странный феномен подтолкнул Мартина разобраться со столь длительным отсутствием своего друга. Отложив недочитанный манускрипт, искатель правды ломанулся устраивать допрос своему отчиму. Судя по всему, Ксантипа ожидал наезда со стороны обманутого пасынка, а потому воспринял его появление с хладнокровием истинного стоика. В конце концов, рано или поздно ему бы всё равно пришлось признаться, что он прописал Алику билет в один конец.
— Он сделался для тебя опасен, — выражение фальшивого сочувствия с лёгкостью обосновалось на привыкшей к лицедейству физиономии Ксантипы. — Не беспокойся, мой мальчик, наследник Магистра не останется без телохранителя, я найду замену этому предателю. Хочешь, я поручу твою охрану Сахиру?
— Да мне плевать на охрану, — взорвался Мартин, — верни моего друга.
— Я не могу позволить, чтобы рядом с моим сыном находился безмозглый юнец, к тому же нелояльный к Ордену, — Магистр выдал эту фразу на одном дыхании, похоже, заготовил её заранее.
— Алик мёртв? — от ужаса у Мартина буквально потемнело в глазах.
— Ну что ты, — Ксантипа расслабленно улыбнулся, — я бы не стал применять столь радикальные меры без острой необходимости.
От его улыбки за версту веяло какой-то подлянкой, и Мартин, разумеется, сразу это почувствовал. Он, конечно, не обладал такой же мощной эмпатией, как его родной отец, но интуиция у ученика Творца работала на отлично, а потому заверения Магистра его совершенно не успокоили. Нужно сказать, что тут он не ошибся, в письме, адресованном Джарету, содержались вполне однозначные указания касательно судьбы Алика. Нет, прямого приказа устранить неугодного пацана там не было, но этого и не требовалось. Достаточно было просто прихватить его с собой на миссию по ликвидации Сэма. Как показала многолетняя практика, в разборках бессмертных чаще всего доставалось не самим участникам, а сторонним наблюдателям.
— Я тебе не верю, — прошипел Мартин, — ты мне постоянно врёшь.
— Придержи свой болтливый язычок, — в глазах Магистра загорелись хищные зелёные огоньки, — не забывай, с кем разговариваешь.
При всей своей показной благожелательности он не смог сдержаться, поскольку носил маску всесильного правителя уже так долго, что она вросла в его сущность, став частью личности. Как только Ксантипа почуял угрозу своему имиджу, его благие намерения сделаться для Мартина любящим папочкой сразу стушевались. Впрочем, сеанс саморазоблачения иномирного монстра длился считанные мгновения, а потом на лицо Ксантипы вернулась всепрощающая отеческая улыбка.
— Марти, мне больно слышать твои обвинения, — голос Ксантипы сделался ласковым с ноткой незаслуженной обиды под стать его роли заботливого родственника. — В чём же я тебя обманул?
— Я знаю, что ты можешь вернуть мою память, — пробурчал
