Позолоченный век - Марк Твен

"Полковник, как раз вы-то нам и нужны. В таком вопросе вы можете заполучить больше голосов, чем кто-либо другой. Вы один из первых миссурийских поселенцев, вы связаны с народом, знаете нужды своего штата; к тому же вы уважаете религию, - говорил он, - и понимаете, как способствует распространению слова божья всякое благое начинание". И он прав, мисс Лора; но, увы, об этом недостаточно думают, когда имеют в виду город Наполеон. Он способный человек, этот Дилуорти, способный и хороший. Чтобы так преуспеть, нужно быть хорошим человеком. Он всего несколько лет в конгрессе, но уже стоит добрый миллион долларов. Как-то он гостил у меня, и утром он прежде всего спросил, когда у нас в семье читают молитвы: перед завтраком или после? Очень мне не хотелось разочаровывать сенатора, но пришлось сознаться, что у нас их вовсе не читают, вернее - не всегда. "Да, да, понимаю, - сказал он, - дела и все такое", - некоторые, дескать, обходятся без них; но сам он никогда не пренебрегает религиозными обычаями. Если мы не призовем божье благословенье на прошение об ассигновании для реки Колумба, он сомневается, будет ли оно иметь успех.

Читатель, вероятно, уже понял, что сенатор Дилуорти никогда не гостил у Селлерса и что это была всего лишь очередная выдумка полковника, одно из тех внезапных порождений его буйной фантазии, которые мгновенно возникали в его голове и срывались с его уст в ходе любого разговора, ни на секунду не прерывая потока его слов.

В то лето Филип как-то раз ненадолго приехал верхом в Хоукай, и Гарри мог показать ему, каких успехов добились они с полковником Селлерсом в строительстве Пристани Стоуна, представить его Лоре и занять у него, уже перед отъездом, немного денег. Гарри по привычке похвастался одержанной им победой и повел Филипа полюбоваться на покоренную им красавицу Запада.

Лора приняла Филипа вежливо и слегка надменно, что удивило и даже немало заинтересовало его. Он сразу увидел, что она старше Гарри, и вскоре понял, что она заставляет его танцевать некий контрданс, в фигурах которого Гарри не очень разбирается, - так ему по крайней мере показалось. И он осторожно намекнул об этом своему другу, но тот бурно вознегодовал. Однако во время второго визита к Лоре Филип начал колебаться: она была несомненно добра к Гарри и относилась к нему с дружеским доверием, а к самому Филипу проявила величайшую предупредительность. Она выказывала полное уважение к его мнениям и внимательно слушала все, что он говорил; на его откровенные высказывания она отвечала с такой откровенностью, что он поверил в ее искренность, - независимо от того, как она относилась к Гарри. Возможно, его мужественная прямота и в самом деле завоевала ее расположение. Возможно, что, мысленно сравнивая его с Гарри, она увидела в нем человека, которому женщина может смело и без оглядки отдать всю душу, не задумываясь ни о чем. Да и Филип не остался безразличен к ее красоте и духовному обаянию.

Неделя, проведенная в Хоукае, показалась Филипу очень короткой; прощаясь с Лорой, он испытывал такое чувство, будто знаком с нею целый год.

- Надеюсь, мы снова встретимся, мистер Стерлинг, - сказала она, подавая ему руку, и в ее чудесных глазах появилась легкая тень грусти.

А когда он повернулся, чтобы уйти, она проводила его таким взглядом, который несомненно нарушил бы его покой, если бы во внутреннем кармане его сюртука не лежало маленькое квадратное письмецо, полученное из Филадельфии и подписанное: "Руфь".

ГЛАВА XX

ГОСУДАРСТВЕННЫЙ ДЕЯТЕЛЬ

ДИЛУОРТИ ЗЛАТОУСТ

gildag10.gif*

______________

* Сладкозвучный рог, наделенный дарами красноречия и обхождения, разума и прозорливости; на лице его было написано благоволение, которое покоряло всех взиравших на него (староирландск.).

Приезд сенатора Эбнера Дилуорти стал настоящим событием в Хоукае. Немалая честь, когда сенатор, вращающийся среди великих мира сего и управляющий судьбами всей нации, покидает свое место в Вашингтоне, снисходит до общения с простыми людьми и пользуется гостеприимством такого города, как Хоукай. Все были польщены приездом человека столь прославленного, и в его присутствии политическая рознь была временно предана забвению.

Эбнер Дилуорти, уроженец соседнего штата, оставался сторонником Севера в самые тяжелые для страны дни, благодаря чему и преуспел; но разве это причина для того, чтобы полковник Селлерс, который был на стороне южан и не преуспел, с презрением отвернулся от него?

Сенатор остановился у своего старого приятеля, генерала Босуэла, но могло показаться, что радушным гостеприимством, оказываемым ему в Хоукае, он обязан только полковнику Селлерсу. Ведь именно полковник с присущей ему щедростью предложил сенатору распоряжаться в городе, как у себя дома.

- Вас здесь хорошо знают, - сказал полковник, - и Хоукай гордится вами. Перед вами открыта любая дверь, вам будут рады у каждого очага. Если бы генерал Босуэл, ваш давний друг, не предъявил на вас своих прав, я настоял бы, чтобы вы остановились у меня. Вы встретитесь с жителями нашего города и увидите здесь такие перемены, которые поразят вас.

Полковник был так неудержим в своем гостеприимстве, что, по-видимому, убедил самого себя в том, что и в самом деле принимал сенатора в своем доме; во всяком случае, впоследствии он неоднократно рассказывал о том, как Дилуорти гостил у него, и упоминал о некоторых блюдах, особенно понравившихся сенатору. Что правда, то правда - однажды полковник в самом деле настойчиво приглашал Дилуорти отобедать, но это было в тот самый день, когда сенатор уже уезжал из Хоукая.

Сенатор Дилуорти был тучный и представительный мужчина, хоть и не очень высокого роста. Он был человек сладкоречивый и весьма популярный.

Сенатор проявил большой интерес к жизни города и всей округи, к развитию сельского хозяйства, просвещения и религии и особенно к положению недавно освобожденной расы.

- Провидение, - говорил он, - вручило нам их судьбы; и хотя мы с вами, генерал, при помощи конституции могли бы выбрать им иной удел, провидению виднее.

- Ничего из них не выйдет, и не пытайтесь, - прервал его полковник Селлерс. - Эти расчетливые людишки, сэр, не хотят работать на белых: подавай им гарантии, видите ли! Все высматривают, как бы прожить, работая только на себя. Бездельники, сэр, взгляните на мой огород - весь зарос сорняками. Неделовой народ, сэр.

- В ваших словах есть доля правды, полковник. Но надо им дать образование.

- Дайте негру образование, и он станет еще расчетливее. Он и теперь-то делает только то, что ему самому нравится; а что же будет тогда?

- Однако, полковник, образованный негр сможет обратить свою расчетливость на пользу всего общества.

- Никогда этого не будет, сэр, никогда. Вы развяжете ему руки - он станет еще больше вредить себе. У негра нет хватки, сэр. Возьмите белого человека - он умеет и задумать большое дело и претворить его в жизнь. А негр - нет.

- И все-таки, - возразил сенатор, - даже допуская, что он может навредить себе с точки зрения земных благ, возвысить его при помощи образования - значит увеличить возможности его спасения в ином мире, а именно это-то и важно, полковник. Каков бы ни был результат, мы должны исполнить свой долг перед этим созданием божьим.

- Правильно, - подхватил полковник, - возвышайте его душу сколько вам угодно, но не трогайте его самого, сэр! Вот так-то, сэр! Возвышайте его душу, но самого негра оставьте таким, каков он есть.

Естественно, что одним из проявлений гостеприимства, оказанного сенатору, был большой официальный прием в здании суда, во время которого Дилуорти обратился к своим согражданам с речью. Распорядителем торжества был полковник Селлерс. Он сопровождал духовой оркестр от "Городского отеля" до дома генерала Босуэла. Он шел впереди колонны масонов, "Клуба Чудаков", пожарников, Добрых Храмовников, Поборников Трезвости и Молодых Поборников Трезвости, Дочерей Ревекки и учащихся воскресных школ, а заодно и всех остальных граждан города, которые шествовали вслед за сенатором к зданию суда. Он суетился еще долго после того, как все в зале уселись, и громко требовал тишины среди гробового молчания, воцарившегося перед тем, как генерал Босуэл представил сенатора собравшимся. Полковник давно ждал случая показать себя во всей красе и впоследствии долго и с удовольствием вспоминал об этом событии.

Поскольку наш роман печатается не в "Вестнике конгресса", мы не можем привести речь сенатора Дилуорти целиком. Начал он примерно так:

- Сограждане! Мне доставляет большое удовольствие видеть вас и находиться среди вас. Я рад, что могу хоть на время отдохнуть от своих тяжких государственных обязанностей и поговорить по душам с моими друзьями, живущими в этом великом штате. Я нахожу одно утешение от всех моих забот и тревог, и это сладостное утешение - доброе мнение обо мне моих сограждан. Я с нетерпением жду того момента, когда смогу сложить с себя бремя своих забот... ("Кто тебе поверит!" - выкрикнул какой-то подвыпивший парень у входа. Голоса: "Выставить его за дверь!").