Советы пана Куки - Радек Кнапп
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Он прав, — поддержал его Лотар, — ты уедешь в страну, где самая яркая мечта жизни — купить «мерседес». Ниже пасть невозможно. Поверь мне, все-таки я из Штуттгарта. Конечно, у нас тоже кое-что смыслят в воровстве и в коррупции. Не отрицаю. И все же такие люди, как фрау Симачек или доктор Хефтль, должны рождаться в первую очередь там. А здесь даже богатые кончают жизнь самоубийством. Западный мир, конечно, болен, зато вполне предсказуем.
— Если забыть о вполне здоровой, но совершенно непредсказуемой «ярмарке поденщиков», — парировал я.
— Ну это в прошлом. Бернштейн ведь хочет, чтобы ты работал у него до конца дней. И кто знает — может статься, когда он протянет ноги, ты унаследуешь лавку…
— И всю жизнь буду продавать игрушки?
— Я хочу только сказать, что здесь у тебя есть возможность стать совершенно другим человеком.
— Вы правда хотите, чтобы я стал другим человеком?
— Да никто этого не говорил!
— Я должен вернуться. Не могу вам объяснить, просто должен и все. Кроме того, обещал родителям.
Болек и Лотар переглянулись.
— Мы догадывались, что ты будешь упрямиться, — сказал Лотар, — поэтому заготовили кое-что, чтобы твой обратный путь стал потруднее.
Он взял в руки полиэтиленовый пакет, стоявший все это время под столом, вытащил маленькую фарфоровую лошадку и поставил ее рядом с моей тарелкой:
— Настоящий мейсенский фарфор, — сказал он.
Я взял лошадку и не без удивления повертел в руках.
— Я не фанат фарфора, но все равно спасибо. Хорошенькая лошадка.
— Это не просто лошадка. Это Липиццанер.
Тут я увидел ее другими глазами.
— Ну, теперь кое-что прояснилось. Очень может быть, что вскоре в «Кроненцайтунг» вы прочтете о том, как в Варшаве «один турист, только что вернувшийся из Вены, убил бывшего шахматиста».
— Это еще не все, — сказал Лотар и вытащил из пакета большую стеклянную банку, похожую на банку с джемом: на боку у нее красовалась яркая этикетка, — кто с тунцом к нам придет, уедет с икрой.
Он поставил банку рядом с Липиццанером.
— Два килограмма белужьей икры. Было непросто. Повсюду камеры. Когда съешь, сделай из нее аквариум. Мне бы хотелось, чтобы ты, вернувшись домой, купил золотую рыбку и назвал ее Лотаром. Сделаешь это для меня?
— Конечно, — сказал я растроганно, рассматривая банку с икрой. Похожую банку, только гораздо меньших размеров, я сам стащил когда-то в магазине «Билла».
— Спасибо вам за все, — патетически начал я, — но ведь я еще не умер и в ближайшее время не собираюсь. Давайте лучше сделаем то, что делают в такие моменты настоящие мужчины. Подойдем к окну.
Я потащил их за собой. Встал посредине. Справа от меня был Лотар, слева — Болек. Мы смотрели в окно. Перед нами простирались венские крыши. До нас доносился уличный шум. Звезды были так близко, что, казалось, их можно потрогать.
— Что вы видите? — спросил я.
— Вопрос кажется мне знакомым, — сказал Лотар.
Я повторил:
— И все-таки, что вы видите?
— Вижу множество улиц, до которых скоро доберется мой отбойный молоток, — сказал Болек.
— Я по-прежнему вижу озеро и множество рыбаков-идиотов.
— А еще? — спросил я.
— Кучу крыш, явно нуждающихся в ремонте. А если я немного поднапрягусь, то увижу внизу симпатичную венку, которую вскорости подцеплю, — сказал Болек.
— Что за спектакль, Вальди? — спросил Лотар. — Мы пытаемся удержать тебя от самой большой ошибки в жизни, а ты устраиваешь какую-то странную игру во «что вы там видите». К чему?
Сделав вид, что не расслышал, я продолжал:
— Просто я хочу рассказать вам, что вижу я. Давно уже я вижу совсем не то, что увидел, когда только приехал сюда. Не вижу ни Запада с большой буквы, ни Рая, который так сильно манил меня прежде. Я вижу город, где выкопал бассейн, оказавшийся вовсе и не бассейном, город, где я пережил больше, чем за всю предшествующую жизнь. Вижу парк: где-то там под кустом дремлет утка, — я указал пальцем в темноту, — она направлялась как раз туда, когда скрылась за серой крышей. Благодаря вам она пережила самое яркое приключение за всю свою утиную жизнь и после этого стала совсем другой уткой. Но теперь медленно наступает время возвращения.
Болек и Лотар не проронили ни слова.
Потом Лотар закашлялся:
— Сегодня был длинный день. Лично я иду спать. Не забывай кормить золотую рыбку, если заведешь ее. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Лотар вышел из кухни и скрылся в комнате.
— Я тоже иду спать, — сказал Болек. — Да, у меня тоже есть для тебя кое-какая мелочь, — он вытащил из сумки скомканную записку и подал мне. На бумажке были нацарапаны несколько цифр. — Позвони до отъезда по этому телефону, — сказал он, — тебе сегодня звонили и просили передать этот номер.
— Кто?
— Позвони, и узнаешь. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи.
Болек вслед за Лотаром скрылся в комнате.
Я вернулся кокну. Передо мной простирались тысячи городских крыш. Около полуночи, когда я собрался ложиться, мне вдруг пришло в голову, что я кое о чем забыл. А ведь собирался непременно сделать это, пока не произошла дурацкая история с жестянкой.
Я внимательно вгляделся в цифры на Болековой бумажке и ощутил облегчение. Я понял, чей это номер.
26В тот вечер костел выглядел заброшенным. Запертые ворота, и повсюду, даже в ризнице, темнота. Священника, похоже, не было.
Облокотившись об ограду, я ждал. Было без четверти восемь, и я начал считать минуты. Может быть, самые важные для меня минуты в этом городе. Потом расслабился — увидел, как она вышла из-за угла и направилась по улице в мою сторону. Одета совсем не так, как в последний раз. В темно-зеленом платье и сандалиях. Высокая прическа, которая, наверняка держалась благодаря множеству шпилек. Из-за прически она казалась выше чуть ли не на голову. Остановившись рядом со мной, она оглядела меня с ног до головы, будто не узнавала.
— По-моему, — произнесла она, — вы здорово изменились, Вальдемар.
Я указал на ее прическу.
— Вы тоже. Спасибо за телефон.
— Не за что, — она улыбалась. Указав на костел, спросила: — Вы что, собрались вести меня к алтарю? Женщину, которая в прошлой жизни была ведьмой? Вы хорошо подумали?
— Костелы существуют не только для венчания. Иногда они играют роль автобусных остановок.
Брови ее поползли вверх.
— Вы позвали меня, чтобы я посадила вас на автобус и помахала ручкой? Это наглость, вы не находите?
— Посмотрите вокруг. Вы видите где-нибудь автобус?
Она огляделась.
— Я не собираюсь венчаться с вами и не хочу, чтобы вы меня провожали, — сказал я и махнул рукой через дорогу. — Я просто хочу пригласить вас на прогулку по Бельведеру.
— Опять вы меня удивляете, ученик продавца. Я и не подозревала, что ваши культурные интересы столь обширны.
— Ну да, не ожидали встретить меня в музее, и чем это кончилось?
— Лекцией о женской красоте, насколько я помню, — она посмотрела на Бельведер. — Ладно, пойдемте, любопытство должно быть удовлетворено.
Я не понял, что она имеет в виду. Но меня это и не очень-то интересовало. Единственное, чего я хотел, — это успеть войти с нею в парк до восьми вечера.
Мы перешли улицу и через главные ворота вошли в парк. Час закрытия приближался, людей почти не было. Последние туристы брели к выходу. Мы свернули на боковую аллею и некоторое время молча шли рядом. А я хотел поболтать с ней, прежде чем мы доберемся до цели. Это оказалось проще, чем я думал.
Она сама начала разговор:
— Бернштейн сказал, что вы скоро уезжаете. Пахнет осенью. Когда же ждать вас к нам снова, господин продавец игрушек?
— Ну, это зависит…
— От чего?
Я сделал неопределенный жест.
— От некоторых людей и от некоторых обстоятельств. Кстати, вы слышали, Бернштейн предложил мне работать у него, сколько я захочу?
— Он к вам на удивление расположен, — в ее голосе слышалось подозрение. — Он проболтался?
— О чем?
— Не прикидывайтесь идиотом. Я этого не люблю. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить время на притворство. Он рассказал вам о нашей поездке?
— Ну кое-что.
— Значит, вы все знаете. Если уж Бернштейн что-то рассказывает, то во всех подробностях. Он обожает подробности.
— Еще сильнее он обожает вас.
— Фантастика. Задушила бы старого болтуна.
— А вы жестоки.
— Это вам тоже Бернштейн сказал?
— Нет, сам догадался.
— Я не просто жестока. Я сама Жестокость.
— Это не делает Бернштейна счастливее.
Она остановилась.
— К чему этот вздор? Или в сердечных делах вы ему тоже помогаете? Это входит в ваши обязанности?
— Нет. С чего вы взяли? И вообще, вы сами заговорили о нем, а вовсе не я.