Король-Уголь - Эптон Синклер

24

Начальник охраны Северной Долины был возбужден до такой степени, что не мог усидеть на месте. Сразу вспомнились все тревоги его беспокойной карьеры. Он начал расхаживать по комнате и изливать свою душу, не заботясь даже о том, слушает ли его Хал.

— Кругом все кишит этими паршивыми эмигрантами! Какой с ними может быть культурный разговор? Вечно норовят улизнуть от работы — навалят пустую породу в вагонетку, а потом жалуются, что другой кто-то виноват! Нахлестаться в кабаке до бесчувствия — вот что для них самое главное! Они и работают нечестно и борются нечестно: из-за угла, ножом в спину. А вы, агитаторы, — вы их так жалеете! Объясните, какого дьявола приезжать к нам в страну, если им здесь не нравится?

Эта постановка вопроса была уже знакома Халу. Но сейчас волей-неволей надо торчать тут в ожидании машины, — и раз уж он стал агитатором, он будет баламутить сколько возможно.

— Причина достаточно ясная, — сказал он. — Разве не правда, что «Всеобщая Топливная компания» содержит за границей вербовщиков, которые рассказывают людям чудеса про заработки, ожидающие их в Америке?

— А разве это не так? Ведь получают же они втрое больше, чем там у себя!

— Да, но что пользы? Есть другое обстоятельство, о котором «ВТК» умалчивает: стоимость жизни здесь пропорционально гораздо выше, чем заработная плата! Потом еще людям внушают мысль, что Америка — страна свободы. Они приезжают сюда в надежде на лучшую жизнь для себя и для своих детей. Но здесь их встречает начальник охраны, который так плохо знает географию, что ему кажется, будто Скалистые Горы не в Америке, а в царской России!

— Эти все разговорчики мне знакомы! — воскликнул начальник охраны. — Меня тоже учили махать американским флагом, когда я был ребенком. Но поймите: уголь нужно вырубать из земли, а это труднее, чем пустить фейерверк в День независимости. Какие-то священники придумали закон, что по воскресеньям нельзя работать. Спрашивается: какой результат? Все так напиваются за эти тридцать шесть свободных часов, что в понедельник не могут работать.

— Но, Коттон, это же легко изменить! Пусть Компания откажется сдавать помещения под кабаки!

— Полноте! Будто мы этого не пробовали? Тогда они уходят в Педро за водкой и приносят сюда, сколько могут дотащить — и в брюхе и в бутылках. Если мы и это запретим, то наши рабочие уйдут на другие шахты, где им не мешают тратить деньги, как их душе угодно. Нет, молодой человек, с таким скотом приходится быть погонщиком! И для этого нужна сильная, властная рука такого человека, как Питер Харриган. Чтобы добывать уголь, чтобы развивать промышленность, чтобы был прогресс…

— Как поется в нашей песенке! — засмеялся Хал, перебивая сентенцию Джеффа Коттона:

Старый Уголь-корользнает, в чем его роль:индустрии колеса бегутради трубки его,рада кубка его,ради школы, построенной тут.

— Да, — проворчал начальник охраны, — вы, молодые умники, только и умеете сочинять стишки, пока вы катаетесь как сыр в масле на стариковы подачка. Но это не решает спора. Кто способен заменить его? Вы — студентики или, может, эти политиканы-демократы, которые лезут сюда с дурацкими разговорами о свободе и придумывают законы о труде для вшивых эмигрантов?

— Теперь я начинаю понимать! — сказал Хал. — Вы ненавидите наших законодателей, не верите в искренность их побуждений и поэтому отказываетесь выполнять законы. Почему вы мне сразу не сказали, что вы анархист?

— Кто анархист? — вскричал начальник охраны. — Я?

— Именно это и называется анархизмом, разве нет?

— Господи! Это переходит всякие границы! Вы являетесь сюда возбуждать рабочих, от имени профсоюза или еще кого, не знаю… Но вам известно, что, как только эти люди получат свободу, первой их мыслью будет взорвать шахты и сжечь здесь все до основания.

— Да неужели? — Голос Хала прозвучал удивленно.

— Разве вы не читали, что они наделали во время последней большой стачки? Этот размазня, ваш старый проповедник Джон Эдстром, мог бы вам рассказать! Он был среди зачинщиков.

— Нет, — сказал Хал, — вы не правы. У Эдстрома особая философия. Но другие, конечно, жгли. В этом я не сомневаюсь. Побывав здесь, я стал хорошо их понимать. Когда они поджигают здания, они думают: авось там внутри вы и Алек Стоун!

Начальник охраны не улыбнулся.

— Они стремятся уничтожать имущество, — продолжал Хал, — потому что ничего лучшего не могут придумать, чтобы наказать собственников за их тиранство и жадность. Но подумайте, Коттон, что произошло бы, если бы кто-нибудь внушил им новую мысль, сказал им: «Не уничтожайте собственность, лучше отберите все».

Начальник охраны уставился на Хала:

— Отобрать! Так вот какие у вас моральные принципы!

— Почестнее, чем были у Харригана, когда он начинал свою карьеру!

— О чем это вы говорите? — с показным возмущением спросил начальник охраны. — Он все покупал по рыночной цене.

— По рыночной цене он покупал только политических деятелей. Я знаю одну женщину в Уэстерн-Сити, состоявшую инспектором отдела школ в те годы, когда Харриган скупал у штата школьные земли, где уже был обнаружен уголь, что, кстати, было всем известно. Она мне рассказывала, что Харриган платил по три доллара за акр, хотя все знали, что настоящая цена не три доллара, а три тысячи.

— Подумаешь! — сказал Коттон. — Не вы купите политиканов, так в одно прекрасное утро проснетесь и узнаете, что их уже купил кто-то другой. У кого есть собственность, тот должен ее охранять!

— Коттон, — сказал Хал, — вы продаете Харригану свой труд и время, но хоть немножко мозга вы вправе сохранить за собой! Достаточно посмотреть на вашу месячную заработную плату, чтобы понять, что вы тоже наемный раб, чуть лучше устроенный, чем шахтеры, которых вы презираете!

— Я мог бы получать больше, — усмехнулся Коттон, — но я все это прикинул: у меня жизнь легче, чем у вашего брата — агитаторов. Я — хозяин положения и надеюсь остаться им навсегда.

— Знаете, Коттон, если так смотреть на жизнь, то не удивительно, почему вы время от времени напиваетесь пьяным. Собачья грызня за кость — никакой веры ни во что, никакой человечности! Не думайте, что я издеваюсь, — я говорю от чистого сердца. Я не так мал и не так глуп, чтобы не знать, какая идет грызня за кость. Но есть же в человеке что-то, отличающее его от собаки, по крайней мере надежда на лучшее! Подумайте о несчастных людях, которые трудятся в поте лица под землей, рискуя каждую минуту жизнью, чтобы снабжать нас с вами углем, чтобы нам было тепло, чтобы «индустрии колеса» крутились без остановки!

25

Больше Хал не успел произнести ни звука. В словах его как будто не было ничего особенного, но, вспоминая впоследствии, чем они были прерваны, Хал поражался роковому совпадению. Ибо, пока он болтал, сидя в кабинете, несчастные люди в недрах земли пережили одну из тех трагедий, которые одновременно являются романтикой и ужасом шахтерского дела. Кто-то из подростков, работавших в шахте вопреки закону о детском труде, не сумел справиться со своим делом. Он был тормозным, и обязанность его заключалась в том, чтобы, подкладывая палки под колеса груженых вагонеток, удерживать их на месте. Но это был щуплый мальчишка, а палку свою он сунул под колеса вагонетки на полном ходу. Сильным ударом его отбросило к стене, а вагонетка покатилась вниз по уклону. Пять или шесть шахтеров с опозданием кинулись ее догонять. Развивая большую скорость, она описала на закруглении дугу и, сорвавшись с рельсов, врезалась в деревянное крепление. Стойки рухнули, поднимая вихрь угольной пыли, накопившейся здесь за многие десятилетня. При этом сорвался электропровод и, коснувшись вагонетки, дал искру.

Итак, болтая с начальником охраны, Хал не только услыхал, но и почувствовал оглушительный грохот. Казалось, что воздух в комнате обернулся живым существом, и от его мощного толчка Хал упал плашмя на пол. Вдавленные внутрь стекла рассыпались по всей комнате градом мельчайших осколков, а с потолка посыпалась штукатурка.

Не совсем соображая, что происходит. Хал приподнялся и увидел Коттона тоже на полу; оба недавних собеседника с ужасом посмотрели друг на друга. И не успели они подняться, как над ними раздался мощный треск, и половина потолка обрушилась вниз, обнажив торчащий кусок балки. Все кругом грохотало от обвалов, как будто наступил конец света.

С трудом поднявшись на ноги, Хал и Коттон бросились к двери и распахнули ее как раз в тот момент, когда перед ними на тротуар рухнула еще одна балка. Они отпрянули назад.

— В погреб! — крикнул начальник охраны, устремляюсь к черному ходу.

Но как раз в это время грохот прекратился.