Широко закрытые глаза - Мейбл Сили

Если он лгал, то лгал искусно. Он вел себя так, как будто не было никакого убийства, не предпринималось никакого покушения, а этот полицейский допрос не имел ни малейшего значения. Штром обратился к методу, который он уже применял по отношению к мисс Санд.

– Если вы из восемнадцати долларов в неделю девять отдаете за квартиру, то на жизнь вам остается только девять долларов. И машину содержите тоже на эти деньги?

Баффингэм небрежно махнул рукой.

– У меня есть ещё кое-какие дополнительные доходы. В аптеке это не так трудно. Ведь ничего другого не остается. Надеюсь, вы не станете осуждать меня за это, лейтенант.

Бафффингэм держался значительно лучше, чем несчастная мисс Санд.

– Я слышал, ваш сын пытался бежать.

– Не понимаю, к чему вы клоните?

– Напротив, вы это очень хорошо понимаете. Оттуда же происходит и ваша пила.

– Пила?

– Прикидываетесь дурачком?

– Я – нет, – язвительно заметил Баффингэм. С каждой минутой он становился все более надменным и саркастичным и, похоже, чувствовал себя очень уверенно.

– Пожалуйста, без шуток! Итак, откуда вы взяли эту пилу?

– У меня нет никакой пилы.

– Чем вы отвинчивали винты?

– Какие винты?

– На подвальной двери!

– Я не знаю ни о какой подвальной двери!

Такой ответ, естественно, дал бы каждый из жильцов этого дома – во всяком случае, те, кто ничего не знал о двери, ведущей к кухне.

На главной же подвальной лестнице никакой двери не было. На самом ли деле хитрил этот Баффингэм? Действительно ли у него хватало ума на то, чтобы так прикидываться дурачком? Я видела, что Штром тоже задает себе эти вопросы. Он опять перешел на совершенно новую тему.

– Вы знали Розу Либерри, Баффингэм?

– Кого?

– Вы меня прекрасно поняли!

– Розу? Розу Либерри? Не знаю. Кто это?

– Никто, во всяком случае – сейчас.

Штром разрешил ему уйти. Но он был очень задумчив и, когда Баффингэм поспешно вышел, сказал:

– Откройте-ка ваш психологический кран, миссис Дакрес.

– В отношении Баффингэма?

– Да, Баффингэма! Кстати, что за фамилия!

– Ну…

– Вам больше ничего не приходит в голову, не так ли?

– Напротив. С чисто психологической точки зрения, он способен пойти на различные преступления. Но где мотив? Насчет миссис Гэр это, конечно, неизвестно. Но что он имеет против меня? Я бы не смогла его подозревать.

– Вы уверены?

– Естественно, я уверена! Его я знаю меньше, чем всех остальных.

Кистлер встал со стула и громко зевнул.

– Он для неё слишком стар! – самоуверенно заметил он.

Я намеренно пропустила мимо ушей эту дерзость, Штром, однако, нет.

– Да, Кистлер, пожалуй, поинтереснее, не так ли?

Оба стояли и ухмылялись, как два шаловливых школьника.

– Я полагала, что вы заинтересованы в том, чтобы найти того, кто напал на меня, но не мужчину, который мог бы меня прельстить! – холодно сказала я.

– Этот упрек мы оба, честно говоря, заслужили, Кистлер, – посерьезнев, согласился Штром. – Этот Баффингэм мне не очень-то нравится. Он занимается какими-то темными побочными делами. Он сам в этом признался. А если кто-то совершает мелкое преступление, он, в конце концов, пойдет и на большее. Его сын сидит. Ему очень нужны деньги. Его объяснение несоразмерно высокой квартирной платы было логичным и правдоподобным, но, в то же время, не совсем обоснованным для нашего случая. Насколько мы знаем, этот человек не имеет никакого отношения к прежнему занятию миссис Гэр. Правда, он поселился здесь, как только миссис Гэр купила этот дом. Его показания на судебном расследовании: двенадцать лет назад. Может быть, старуха Гэр заполучила его сюда таким же образом, как и мисс Санд. Ведь он тоже платил значительно больше. Следовательно, если речь идет о шантаже, у старухи в руках против него должно было иметься очень сильное оружие.

– Может быть, она что-то знала о его побочных делах, о которых он только что сам упоминал, – предположил Кистлер.

– Возможно! Этого парня я не буду терять из виду. Впрочем, я голоден, как медведь. Пожалуйста, не забудьте завтра о вашем небольшом деле, миссис Дакрес.

Штром покинул комнату в сопровождении своих спутников. Кистлер и я остались одни. У меня от этих громких разговоров началось сильное головокружение. И, кроме того, я была ужасно голодна.

– Бедное дитя! Хочешь, папа выжмет ещё апельсин?

Ходж отправился в мою кухню и начал возиться с апельсинами и соковыжималкой. Я предвкушала завтрашний день, так как врач разрешил мне тосты, яйца, молоко, картофельное пюре и фрукты. У меня было твердое намерение ничего не пропустить из этого перечня!

– Прямо, как после операции, – простонала я, когда Кистлер появился со стаканом апельсинового сока. – И это притом, что у меня вовсе не было никакой операции!

– Постараемся избежать этого! Мне только хотелось бы знать, что мы будем с тобой делать сегодня ночью.

– Полицейский может спать здесь, у меня, на стуле, – предложила я.

– Ты ему доверяешь? – Ходж бесстыдно подмигнул мне.

– Это достойный отец семейства.

– А как насчет меня?

– Благодарю. Я предпочитаю полицейского.

– Это не по-дружески. Во всяком случае, я, пожалуй, сейчас основательно подкреплюсь. Бифштекс с луком, зеленый горошек в масле и свежий салат. Затем горячие вафли с…

Я заткнула пальцами уши и уткнулась лицом в подушку. Кистлер, смеясь, вышел из двери. Выражением лица он был похож на злодея из поставленной каким-нибудь провинциальным театром комедии к концу её второго действия.

Следующая ночь прошла без неожиданных происшествий. Проснувшись утром, я обнаружила полицейского, дремавшего, сидя в кресле у моей постели. От голода я так ослабла, что едва могла стоять на ногах. Я на цыпочках пошла через комнату, но полицейский тотчас же проснулся, желая удостовериться, не случилось ли что-нибудь. Затем полусонный, он вернулся на свой пост в холле.

Никогда за всю свою прежнюю жизнь мне не приходилось так рано вставать – было только четверть седьмого!

Я приготовила себе обильный завтрак и с жадностью поглотила его. Просто удивительно, что может сделать с духом и телом калорийная пища! Я ожидала, что мне станет плохо, так как ела я очень быстро и очень много. Но мой желудок, удовлетворившись, вел себя в высшей степени прилично. Затем я начала наводить порядок в своей комнате. Разбросанное в чулане тряпье миссис Гэр я тоже снова прибрала.

Вскоре после семи часов я уже вышла из дома. Я хотела избежать встречи с Кистлером, который, вероятно, стал бы уговаривать меня остаться дома и ещё денек спокойно полежать. Мне не терпелось начать свою исследовательскую работу для Штрома.

Здание издательства «Комет» расположено внизу, на берегу реки. Это старое, ветхое, гигантское здание, при взгляде на которое создавалось впечатление, что оно в любой момент может обрушиться. Но такое впечатление существовало уже многие годы, однако здание все ещё стояло. Я очень хорошо ориентировалась в этом учреждении, так как в мою бытность у Теллера мне часто приходилось работать совместно с «Комет». Над входом красовалась колоссальных размеров вывеска с надписью:

«Комет»

«Крупнейшая в своем роде газета мира»

Конечно, в это время здесь почти никого не было. Я отыскала маленького, расторопного мальчишку-курьера, занятого очисткой корзин для бумаг и подметанием полов, и попросила его проводить меня в архив. После некоторого колебания он согласился, в конце концов, и привел меня по длинному, плохо освещенному коридору в какую-то темную комнату. Он включил свет, на мгновение без интереса оглянулся и оставил меня одну.

Мне казалось почти невозможным когда-либо отыскать номера за 1919 год. По стенам до потолка возвышались кипы газет. Я прошлась вдоль этих стен и установила, что эти кипы даже не были расположены в хронологическом порядке.

Около восьми часов появился какой-то засохший старичок, который стал бродить по комнате с таким же выражением безнадежности и ищущим взглядом, как и я.

В конце концов я обратилась к нему со словами:

– Я бы хотела поговорить с библиотекарем.

– Это я, – ответил маленький человечек.

– А! – с облегчением воскликнула я. – Лейтенант Штром из криминальной полиции поручил мне кое-что для него поискать. Где мне найти номера за май, июнь, июль и август 1919 года?

– Да это же целая кипа! – нерешительно сказал старик.

– Ничего не поделаешь, – заявила я. – Речь идет об очень важном деле.

– Возможно, те номера, которые вы ищете, кем-то взяты.

– Но мы ведь можем это установить.

– Ну, тогда смотрите сами. Вон там, – он помахал рукой в воздухе, они должны быть.

Я поняла, что от этого человека нечего ждать помощи и покорно принялась за первую большую стопу старых газет. Вскоре мои руки стали черными, как у какого-нибудь торговца углем; я была с головы до ног покрыта обильным слоем пыли. Библиотекарь стоял за моей спиной, глядя на меня с любопытством и, до некоторой степени, уважительно. И, в конце концов, мои труды были вознаграждены. Я нашла связку газет с пометкой: май-август 1919. Я сначала встряхнулась, как мокрый пудель, пытаясь хотя бы немного освободиться от пыли, затем, без поддержки медлительного библиотекаря, дотащила эту связку до одного из столов и начала от корки до корки штудировать старые газеты. Проходили минуты и часы, но я не замечала этого. Наконец, в номере от 24 мая 1919 года я обнаружила первые сообщения о деле Розы Либерри. На третьей странице был а помещена довольно краткая заметка, которую я привожу почти дословно: