Дорога в Гарвард и обратно - Лана Барсукова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Тебе не бывает тут одиноко? Ты не скучаешь по дому?
Гоша понял, что Вуки скучает. Он тоскует по рисовым полям, по людям, понимающим толк в карме, по сладко-терпким запахам своих буддийских храмов, по брату, которого даже школа летчиков не разучила говорить высоким стилем.
Россия, конечно, далеко, но Вьетнам гораздо дальше. Не на карте, а в человеческом измерении. И как-то сразу стало жалко этого щуплого парня, надеющегося приобщиться к мудрости с помощью гарвардских профессоров. Гоша считал, что за мудростью – это не сюда. Но Вуки приехал, старается, учится, сидит в библиотеке до закрытия. Пытается влиться в новую среду. Вот даже к болельщикам примкнул. Хотя что может быть общего между американским футболом и философией?
– Бывает. Видать, это со всеми бывает, – сказал Гоша. – Когда мне одиноко, я встречаюсь с друзьями.
– У меня нет здесь друзей, – тихо признался Вуки. – Не получается как-то.
– У меня тоже не получалось, – стал утешать Гоша. – Знаешь, сколько обломов было? А потом одна в меня на роликах въехала как ненормальная, другой в столовой подсел, хотя я сказал, что занято. Друзья как тараканы: сами в какой-то момент появляются.
– А ты ко мне в автобусе подсел, – радостно продолжил Вуки. Он буквально сиял. – Хорошо, что я поехал на футбол. А ты рад?
В этот момент Гоша понял, что вариантов у него нет. В их славянском клубе пополнение.
Друзья появляются неожиданно. Во всем остальном они гораздо лучше тараканов.
Глава 30. Игра
Приехав в Йельский кампус, ребята поспешили на стадион. Гоша чуть приотстал в силу почти физического отвращения к хождению толпой. Он был бы не прочь остаться с Ликой и Матисом, побродить с ними по кампусу, сравнить жизнь в Йеле с Гарвардом. А потом подойти в условленный час в условленное место для встречи с Эдиком. Футбол был для него не центральным, а скорее фоновым событием.
Матис оглянулся, как показалось Гоше, словно призывая его на помощь, но Лика бескомпромиссно тащила его в сторону стадиона. В глазах Матиса внимательный наблюдатель заметил бы искорки если не паники, то отчетливого недоумения и конфузливой растерянности, но где же взять такого наблюдателя в толпе галдящих болельщиков.
– Ребята, – окликнул их Гоша. – Эй, куда спешим?
– На игру, – с досадой ответила за двоих Лика.
Гоша догнал их и предложил:
– А может, забьем на игру? Смотрите, новое место, а мы же в Америке ничего дальше нашей библиотеки не видели. Может, лучше прогуляемся?
Матис пожал плечами, а Лика от возмущения даже не сразу нашла, что ответить. Наконец она подобрала нужные слова:
– Ты того? Совсем? Сдурел? Это же футбол!
– И что?
– И все!
Против такого аргумента возразить было нечего.
– Может, тогда мы с Матисом прогуляемся, а ты пока на футбол сходишь? – предложил Гоша и тут же пожалел об этом.
Радостное, даже восторженное лицо Лики померкло, как будто в ней перегорела лампочка. Матис ограничился извиняющейся улыбкой.
Гоша понял, что допустил промах. Причем двойной. Он проявил неуважение к спорту, что само по себе нехорошо по отношению к Лике. Кроме того, он еще пытался увести Матиса. Гоша давно заметил, что Лика неровно дышит по отношению к этому красавчику. И вот сегодня у нее праздник, она всю дорогу болтала с ним, очаровывала и очаровывалась. Вдруг пришел Гоша и попытался все испортить своими дурацкими предложениями.
– Нет уж, мы с Матисом на футбол, а ты можешь сколько угодно бродить среди чужих общежитий, – обиженно сказала Лика.
Матис опять извинительно улыбнулся. То ли Лике, что недостаточно любит футбол, то ли Гоше, что не смеет ослушаться Лику.
– Ладно, пошли на твой футбол, – сдался Гоша.
– Он не мой, он американский, – поправила Лика.
И они пошли, плетясь в хвосте болельщиков.
Тут только Гоша заметил, что за ними как тень следует Вуки. Одинокий и трогательный философ.
– Кстати, хочу познакомить вас с одним персонажем. Можете рассматривать его как кандидата на членство в нашем славянском клубе.
Гоша обернулся и поманил Вуки рукой.
– Иди к нам.
Вуки широко расплылся в улыбке, отчего глаза совсем сузились, и Гоша испугался, что тот споткнется, как слепой.
– Привет! – сказал Вуки и начал совать всем свою узкую, похожую на селедку руку.
Лика издала шипящий звук, каким кошки встречают непрошеных гостей.
– Ты откуда такой? – неприветливо спросила она. Она прекрасно знала, откуда он. Это был не вопрос, а форма выражения недовольства.
– Я из Вьетнама, из Северного Вьетнама, – продолжал улыбаться Вуки.
– Поздравляю. У нас вообще-то что-то типа землячества. Славянского. Понял? – Лика не скрывала своих попыток отшить Вуки.
Вуки стрельнул подозрительным взглядом по Матису, утонченная красота которого, по мнению азиата, выдавала в нем нечистую славянскую кровь. Зря он это сделал. Лика набросилась на него, как орлица.
– Чего смотришь? Ну да, француз он! Но, во-первых, французы нам не чужие, мы с ними еще при Наполеоне воевали, ради них даже Москву сожгли. «Москва, спаленная пожаром, французам отдана». Слышал? А во-вторых, у него предки когда-то в Прибалтике жили, а там славяне еще больше при советской власти наследили. Короче, учи историю!
Вуки слушал Лику не просто учтиво, но почти благоговейно. Большая, с крепким торсом и сильными руками, напористая и строгая, она напоминала ему одну из богинь, которой молятся бесплодные женщины в его стране. От Лики исходила могучая детородная сила, которую он чувствовал как человек, улавливающий тонкие вибрации и совершенно не отвлекающийся на ничего не значащие слова. Ростом Вуки был по мочку уха Лики, что добавляло пиетета к этой девушке.
– Ты совершенно права. Прошу прощения, не знаю твоего имени.
– Лика, – нехотя сказала она.
– Какое красивое и редкое имя!
Гоша усмехнулся. Во Вьетнаме и Маша имя редкое.
Они с Матисом переглянулись и решили не вмешиваться в беседу, понимая, что, когда Лика выходит на тропу войны, остальным с нее лучше сойти. Почему-то Гоша не сильно волновался за Вуки. Азиаты гибкие, гнутся, но не ломаются.
Словно в подтверждение этого Вуки начал говорить с той неподражаемой интонацией, от которой, казалось, в воздухе запахло благовонными свечами.
– Видишь ли, Лика, чье имя мне крайне приятно произносить вслух, я не случайно упомянул, что моя родина – это Северный Вьетнам. Когда-то моя страна погрузилась в несчастье войны севера и юга, о чем тебе хорошо известно в силу твоей любви к истории. – В узких глазах азиата заплясали какие-то искорки, в которых при желании можно было прочитать и уважение к собеседнику, и легкую иронию. – Люди одной крови убивали друг друга, служа разным идеям. Эти идеи брались не из воздуха, они давно оформились как идеи либерализма и социализма, акцентируя свободу или равенство. Так уж устроен мир, что свобода ведет к неравенству и ради равенства нужно пожертвовать свободой. Северный Вьетнам считал, что равенство всего дороже. Южный Вьетнам не готов был пойти этим путем. Впрочем, прости меня, Лика,