Паломники Бесконечности - Семен Слепынин

— Ну, это сильное преувеличение, — возразила царица. — Но кое-какие опасения есть и у меня. Здесь сбываются лучшие, светлые мечты человека. Но могут прорасти и самые затаенные, самые дурные желания. К тому же недобрым людям путь сюда не заказан.

— Может быть, поэтому кто-то здесь нарочно придерживает промышленность и технику на довольно низком уровне? — высказал я предположение.

— Этот таинственный кто-то и есть само мудрое облако, — вмешался капитан. — Многие ученые в нашем и в других университетах обладают немалыми научно-техническими знаниями. У кого-то из них возникло дурацкое желание обзавестись оружием массового уничтожения. Дескать, на всякий случай. Построили целый завод. Но все сложные станки и приборы ночью загадочным образом превращались в ржавую пыль. Не могли воссоздать даже простой пулемет. Только медные пушки, пистолеты и мушкеты. И дальше ни-ни. Средневековье!

— Этот волшебный кто-то доброжелателен. Зло, если ему суждено разлиться по планете, пойдет по наименее разрушительному пути, — задумчиво сказала Аннабель Ли.

— Судя по вашим высказываниям, вы, царица, получили недурное образование, — удивился капитан-профессор. — Но где?

— Нет у меня никакого образования, а есть хорошая библиотека. Много читаю и думаю, — сказала Аннабель Ли и, улыбнувшись, оживилась. — Впрочем, почему мы говорим только о серьезном и страшном? Давайте веселиться. Фрейлины! Вина! Несите нам вина!

И началось у нас веселое пиршество с бессвязной болтовней, со взрывами смеха. После первого же бокала шампанского царица расшалилась, как дитя.

— Как приятно кружится голова, — смеялась она. — Все хочу познать в жизни. А вы, морские волки, почему пьете шампанское? Стыдно, пираты, стыдно. Подружки! Рому! Принесите пиратам рому!

От рома мы отказались, но охотно отведали других крепких напитков. И тоже опьянели, наперебой рассказывали о себе, о своей шальной галактике, о парусном звездном флоте. С расширенными от страха глазами Аннабель Ли глядела на меня, когда я живописал наши жуткие приключения: мятеж на «Аларисе», зверства старпома, гибель в Черной дыре.

После обеда капитан-профессор сразу же нырнул в библиотеку, где хранились какие-то загадочные книги. А мы с царицей вышли в сад.

— Завидую вам, — вздыхала она. — Пережить столько ужасов. Да, да! Не удивляйтесь. И земные ужасы познать приятно. А я? Что я знала? Была только сказкой.

— А если не только сказкой?..

— Не бередите душу, моряк. Не тревожьте память. Лишь на миг мелькнуло в ней что-то о моей далекой и как будто земной жизни. Но это обман. Нет, только здесь я непонятным образом получила вещественную жизнь. Шагнула из сказки и захмелела от радости. Но кое-что при этом и потеряла. Что потеряла? Невесомость. О, с какой легкостью я раньше кружилась, вальсировала на Лебедином озере. А сейчас? Во мне сейчас пятьдесят семь килограммов веса. Кошмар!

— Вы и сейчас, царица, на удивление легки, воздушны и на диво стройны.

Спьяну вырвались у меня эти до ужаса пошленькие слова. Я сгорал от стыда. Но царица улыбнулась мягко, необидно и, как мне показалось, польщенно:

— Вы говорите комплименты, как влюбленный мальчик. Впрочем, давайте друг с другом на «ты». И не зови царицей. Какая я царица, если не владею даже собой. И не знаю, что со мной.

Вскинув ресницы, Аннабель Ли посмотрела мне в глаза. Теплой волной отозвался у меня в груди этот глубокий и нежный взгляд.

— О мой мужественный моряк и звездный скиталец. Это не ты, а я… я влюбилась в тебя, как девчонка.

— С этим… с этим, царица, не шутят.

— А я не шучу. Может быть, не шучу, — рассмеялась она.

Несерьезный, игривый смех расстроил меня и глубоко обидел.

— Освежиться вам надо, царица.

— Да, да… Голова кружится. Прочь из душного сада. К озеру… к Лебединому.

На берегу она села на камень, посмотрела на водную гладь и вздохнула:

— Нет, далеко этому озеру до Лебединого.

— Где же это загадочное озеро?

— В очень далекой галактике и на самой обычной планете. Но озеро там — сказка… Кстати, книги в моей библиотеке с той планеты. Как они появились? Не знаю… Захотела — и появились.

Подошли фрейлины и увели царицу в покои. Обернувшись, она сказала:

— Вечером устроим в честь гостей бал. А сейчас спать.

С час или полтора я бродил по саду с хаосом взбудораженных чувств. Вот и объяснилась царица в любви. Захмелела и пошутила. Но мне-то каково! Мне, всерьез потерявшему голову. Нет, хватит! Сброшу чары красавицы, пришедшей из сказки. Я не мальчишка, обуздаю свои разгулявшиеся страсти и буду держать их в узде.

С таким вот решительным настроением я зашел в библиотеку и застал капитана за странным занятием. На полу и на столе в беспорядке валялись книги. Со многими из них капитан, а ныне профессор Рум наверняка успел познакомиться. Сейчас он их расставлял по полкам. Над одной из них надпись: «Так себе». Видимо, сюда капитан засовывал книги, не представляющие для него особой ценности. Две другие полки имели необычные надписи: «Любопытно» и «Очень любопытно». И уж совсем ошеломляющая надпись красовалась над самой большой полкой: «Жабы».

— А не слишком ли обидно? — усмехнулся я.

— Ты думаешь? — Капитан-профессор рассеянно посмотрел на меня. — Впрочем, я приготовил другую надпись. Помягче.

Он поставил на полку табличку со словами «помягче». Но и эта табличка выглядела не слишком уважительно: «Великие Вычислители».

— Здесь так называемые последовательные, самые твердолобые и вульгарные идеалисты и материалисты, — пояснил капитан.

— Да уж догадался, — рассмеялся я. — Но есть же здесь мыслители, близкие тебе по духу?

— Сколько угодно. И самый интересный из них — Кант. Ты только послушай, что он писал. Почти как у меня: «Две вещи наполняют душу удивлением и благоговением…»

— «Звезды вокруг нас…» Ну и так далее. Неужели слово в слово?

— Не совсем. У него не «звезды вокруг нас», а «звезды над нами». Он же не бывал в космическом океане, не плавал среди звезд. Но в остальном почти слово в слово. Как это понимать? Как он мог угадать мои мысли?

— Видимо, схожие мысли, как парусные фрегаты, плавают среди звезд.

— Видимо, так. Еще мне нравятся Платон, Гераклит…

Гераклит! В голову мне будто что-то стукнуло, в глубокой памяти, словно в тумане, сверкнули блики на морской волне, послышался голос учителя, еще блики и… погасли. «Что за чепуха творится со мной на этой планете? — с неудовольствием подумал я. — Все чудится что-то, чудится. Хватит!»

Пока мы беседовали, за окном сгустились тучи, в библиотеке потемнело, и вдруг все озарилось ослепительной вспышкой. С шипением и треском прогрохотал гром. Я подошел к раскрытому окну, подставил голову под хлещущие струи, и они будто вымыли из моей памяти мусор потревоженных видений. Хорошо стало, свежо.