Николай Гоголь - Анри Труайя

Несмотря на первые деньги, которые он получил за «Вечера на хуторе…» – книготорговцы платили ему по нескольку рублей с каждого проданного тома и сохраняли себе разницу в цене, – его материальная ситуация не сильно улучшилась. Он жил около Кукушкиного моста, в неуютной мансарде, продуваемой всеми ветрами. Как и прежде, ему приходилось собирать друзей вокруг украинского ужина, приготовленного Якимом. Один из его гостей отметил в своем дневнике: «Был на вечере у Гоголя-Яновского,[75] автора весьма приятных, особенно для малороссиянина, „Повестей пасечника Рудого Панька“. Это молодой человек лет 26-ти, приятной наружностью. В физиономии его, однако, доля лукавства, которое возбуждает к нему недоверие. У него застал я человек до десяти малороссиян, все почти воспитанники Нежинской гимназии».[76]

Чтобы эти дружеские братские вечеринки были в полной мере удавшимися, требовалось присутствие в узком кругу лучшего друга Гоголя Данилевского.

Но Данилевский все еще задерживался на Кавказе.[77] Влюбленный в очаровательную Эмилию Александровну Клингенберг, он с таким жаром и пафосом описал свою страсть в письме, что Гоголь, сам, однако, расположенный к напыщенности, урезонивал его в своих ответах. И в то же время Гоголь, никогда не знавший, не испытавший проявлений подобного рода чувств, стал ради своего корреспондента, ради друга анализировать, изучать характеристики настоящей, истинной любви.

«Прекрасна, пламенна, томительна и ничем не изъяснима любовь до брака, писал он Данилевскому – но тот только показал один порыв, одну попытку к любви, кто любил до брака. Но вторая часть, или лучше сказать, самая книга – потому что первая только предуведомление к ней – спокойна и целое море тихих наслаждений, которых с каждым днем открывается более и более, и тем с большим наслаждением изумляешься им, что они казались совершенно незаметными и обыкновенными… Любовь до брака – стихи Языкова: они эффектны, огненны и с первого раза уже овладевают всеми чувствами. Но после брака любовь – это поэзия Пушкина: она не вдруг обхватит нас, но чем более вглядываешься в нее, тем она более открывается, развертывается и наконец превращается в величавый и обширный океан».[78]

Немного позже он признается, исповедуется тому же А. Данилевскому: «Очень понимаю и чувствую состояние души твоей, хотя самому, благодаря судьбу, не удалось испытать. Я потому говорю: благодаря, что это пламя меня бы превратило в прах в одно мгновенье… И потому-то к спасенью моему у меня есть твердая воля, два раза отводившая меня от желания заглянуть в пропасть».[79]

Как раз начало 1832 года было отмечено для Гоголя двумя женитьбами: вышла замуж его знакомая Александра Осиповна Россет, «небесный, безгрешный чертенок», которая стала женой богатого и заурядного Н. М. Смирнова; и другая – его старшей сестры Марии, которая вышла замуж за некоего П. О. Трушковского, по происхождению поляка, по профессии землемера, у которого состояние было более чем скромное. Первый из этих браков огорчил его меньше, ибо он питал чисто платоническое чувство нежности к блистательной девице с осанкой императрицы; второй его встревожил, ибо он чувствовал себя в душе главой семьи.

Мария Ивановна, которая мечтала о хорошей партии для своей дочери, не скрывала своего разочарования. Гоголь же был, напротив, того мнения, что истинное богатство человека находится у него в голове. С высоты своего опыта он давал в письмах своей матери и молодой невесте советы по экономии и домашнему хозяйству. Для начала нужно сократить до необходимого минимума расходы на церемонию бракосочетания, на свадьбу. «Я всегда был врагом этих торжеств и этих свадебных приемов, – пишет он. – Если б я решил жениться, моя жена не показывалась бы никому в течение по меньшей мере двух недель».[80]

Ему поручили закупить простыни и носовые платки для приданого. Бесполезная трата! «Жених, судя по тому, что вы мне про него рассказывали в своих письмах, человек неглупый: он не придаст никакого значения таким пустякам… Напомните моей сестре, что она должна показывать, доказывать большую экономию и отказываться от большинства удовольствий для себя самой. Она по доброй воле выбрала свою судьбу!» Наконец, собрав немного денег, которые он сэкономил, Гоголь послал пятьсот рублей на первые расходы для будущего хозяйства. Огромная сумма для его положения. Он испытывал тщеславное удовольствие, выставляя напоказ такое огромное количество денег перед глазами своей семьи. Своей матери, которая его подгоняла, принуждала отдать визит управляющему Государственного заемного банка А. А. Фролову-Багрееву, персоне влиятельной, «который может быть ему полезен», но он ответил с высокомерием: «Вы продолжаете, я вижу, считать меня за нищего, просящего милостыню, которому всякий человек, имеющий некоторое имя и сколько-нибудь знакомств, является в состоянии сделать много хорошего. Я прошу вас об этом не беспокоиться. Мой путь правилен всегда, и я признаю, что я не знаю что хорошего может мне сделать некий человек, чего я бы сам не мог. Я не жду ничего и ни на кого, кроме Бога, не надеюсь».[81]

Это было бахвальство, потому что в это время он разыскивал охотно, охотно искал общества людей, которые бы помогли ему подтвердить его зарождающуюся известность, молодую славу. Впрочем, двумя месяцами ранее этот враг всякой протекции в свете писал с гордостью матери, которая жаловалась на нерегулярность получения писем, на плохую работу почты:

«Скажите начальнику почты в Полтаве, что на днях я встретил князя Голицына, который мне жаловался на плохую работу почты. Он незамедлительно отправил мои замечания Булгакову, начальнику департамента почты. Но я ходатайствовал перед Булгаковым о том, чтобы он не требовал объяснений у отделения почты в Полтаве, поскольку вы не дали сами себе объяснений на этот счет».[82]

Таким образом, гордый своими знакомствами, но все время притворяясь, что он их презирает, жаждущий земной славы, делая вид, что не дышит ничем, кроме духа благочестия, он разрывался между противоречиями своей натуры и лгал другим людям, надеясь одурачить свои собственные выдумки.

Глава VI

Мертвые времена

В Санкт-Петербург еле-еле приползает холодная и угрюмая весна. Страдающий от недостатка солнца, Гоголь с ностальгией грезит об Украине. Внезапно он решает отправиться в Васильевку на лето. По пути он смог бы остановиться в Москве, где «Вечера…» снискали яркий успех, и там завязать полезные знакомства. Нельзя пренебрегать никакой опорой, никаким альянсом, думал он в начале литературной карьеры. Сторонники в каждом большом городе, и будущее обеспечено! Он просит об отпуске в Смольном институте и ближе к концу июня 1832 года в компании с Якимом собирается в дорогу.